…Гремят пасхальные приветствия, призывая нас к жизни в новой — евангельской — реальности, доказывая окончательную победу Христа над тьмой греха и смерти. Гремит победная, чистая радость, но, как показывает практика, далеко не всегда торжественные возгласы сопровождаются сочувствием человеческого сердца. Ну, бывает же так: должно быть радостно, а на сердце камень. Весь пост готовились — боролись с грехами, а тут вместо немедленной награды за борьбу — получай сюрприз какой-нибудь очень неприятный, а то и вовсе удар, беду, страдание. Где логика, спрашивается? Она есть, оказывается, и лежит вообще-то на ладони — нужно только внимательнее в себя всмотреться, без претензий на собственную праведность и оскорбленную невинность.
Отец Владимир Залипский, таллинский священник, служивший в Эстонии в советские времена, обратился однажды к прихожанам со словом, объясняющим многие наши недоумения и призывающим зрети своя прегрешения не только в период Великого поста. Приводим отрывки из этого обращения:
«Христос говорит в Евангелии: „Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными“ (Ин. 8:31–32).
… „Если пребудете в слове Моем“… Если пребудете… Я на этих словах остановился, потому что подумал: как же все-таки трудно пребыть в словах Христа. Или скажем правильнее, точнее: как все-таки мало людей пребывает в словах Христа. Не то, что трудно, а именно — как мало людей пребывает в словах Христа.
В древности Церковь называлась Церковью святых. А уже довольно скоро после этой древности Церковь стала называться Церковью кающихся. И это, конечно, уже гораздо ниже. Ниже, но это именно так. Стала Церковью кающихся — не святых, а грешников. Ведь каяться надо грешникам. И раз уж нет пребывания в словах Христа, если люди грешат, слов Христовых не хранят, не исполняют, тогда остается только одно — покаяние: нужно смиряться, каяться. И, как говорит один древний отец Церкви, подвижник: если ты так живешь, грешишь, прилагаешь грех ко греху и плохо хранишь заповеди Божии, да и не хранишь, а нарушаешь их постоянно, варишься в этом греховном котле, в этом месиве нечистом, и не оставляешь (хотя если бы постарался, то мог бы, но ты этого не делаешь), тогда остается у тебя одно: терпи, что на тебя найдет.
Тут говорится о том, что я и по себе знаю. Человек верит в Христа, верит искренне, в нем есть благоговение, страх Божий, но все-таки в нем превозмогает греховное самолюбие, желание сделать себе приятное. Грех — он приятен, в нем есть своя приятность, и человек уступает этой приятности. И человек находится как бы между двумя стульями — и туда хочет, и сюда — колеблется, хочет и это удержать, и это сохранить, и со Христом быть. От Христа не отрекается, но поблажает себе, и гладит, лелеет свои страсти и похоти… Тогда такому человеку Господь попускает терпеть что-то неприятное, а иной раз и весьма неприятное — настолько неприятное, что это может у человека вызвать ропот, недовольство и даже ожесточение, а это опасно.
Почему так? Потому что человек под действием греха слепнет, глохнет, начинает всех ненавидеть. Кажется ему, что несправедливо делается с ним, что все не так, хотя все правильно, и еще мало, мало… А ему кажется, что так неверно, что он не заслуживает своих страданий… Предупреждая все это, предупреждая об опасности рождения такого состояния, преподобный отец древней Церкви говорит всем нам, что, если вы так делаете, то остается одно: ты все-таки терпи без ропота, без проклятий, а скрепись, примирись с этим, понеси тяготы. Терпи то, что на тебя найдет.
Находить всякое может. Может и очень маленькое, может большое, может явное, может тайное — телесное, душевное, от людей, по обстоятельствам, по болезни… Ну, болезни — это самое ходовое. Но может быть и от людей, заслуженное будет что-то: и укоризна, и позор, и поношение — всякое может быть. Заслуженно, заслуженно… Я заслужил. А не хочется, неприятно: протест, начинает „брыкаться“ человек и оправдываться. Вот и говорит этот святой, завещает, советует: ты не „брыкайся“. Дай Бог тебе не „брыкаться“ и особенно из-за этого не драться и не оправдываться. Молча, терпи Бога ради — терпи то, что на тебя найдет.
Действительно, это великое дело — смириться, принять то, что есть, как заслуженное — вот в этом смирение. Не то, что говорить: я такой-сякой, ходить с каким-то особенным видом — нет, быть, как все люди. Только вот в сердце сказать: ну что же, так, видно, надо. Даже если я не понимаю, почему так, не вижу, какая причина во мне — а вот, Господи, видно, не случайно… Это величайшее дело для нас, людей грешных — такое принять, так настроиться, такую мысль в себе хранить: по делам принимаю — потерплю. Тогда все страдания обратятся в великую пользу. Тогда придут человеку от Бога через это терпение и помощь, и облегчение, и он начнет прозревать внутренне, начнет понимать, что с ним случается и почему. Придет и легкость потом, и человек будет благодарить даже — искренне, не вымученно, не потому, что так полагается, а будет благодарить за все, по слову апостола Павла: „Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе“ (1 Фес. 5:16–18) — будьте благодарны за все и даже радостны!
Вот что важно: и в скорбях будет радость. Сами скорби будут источником радости, но особой — духовной. Она особая, но она великая и она истинная, действительная, не мечтательная, не придуманная радость, а совершенно естественная. И она обнимет всего человека — он будет радоваться и благодарить своих поносителей, которые гонят его, над ним издеваются. Он будет благодарить их и благословлять, потому что они стали для него причиной прозрения, умиротворения и радости, идущих от Христа. Апостол говорит: „по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше“ (2 Кор. 1:5), то есть по мере страданий ради Христа, увеличиваются Христом и утешения.
И если грешник, большой грешник будет именно так, помня Христа, Его заповеди, смирять себя со всеми, принимать испытания, нести их — ему это вменится прямо в мученичество. Он переживет духовное возрождение, обновление, воскреснет душой, переродится.
Видите, братья и сестры: все, что ни случается на земле — очень мудрое дело. И все, от начала до конца, спасительно для нас. Только бы нам это правильно принять. А правильно принять очень просто: за все — слава Богу! Конечно, сказать-то легко, но нелегко сделать, это понятно. Просто, но трудно. Но — спасительно и все-таки возможно.
Конечно, нужна постоянная внутренняя память о том, кто я и что я, что я сам наделал… Дай нам Бог не оставлять веру во Христа, доверие к Нему, молитву, чтение Священного Писания, посещение церкви, частую исповедь, частое причастие — это силы духовные, которые перерождают нас, потому что во всем этом действует Христос. Мы поем: „Христос — моя сила“, — так оно и есть. Вот этой Христовой силы, предания себя в волю Божию, согласия с тем, что со мной приключается, и исповедания благоразумного разбойника: „Господи, по делам принимаю, но помяни мя в Царствии Твоем!“ — дай нам, Господи, Христа ради этого спасительного терпения. А если и благодарения — совсем хорошо тогда!
Я, конечно, не совсем веселые вещи говорю, но они нужны…
А в общем, конец был радостный, веселый. „Вечером водворится плач, а заутра — радость“ (Пс. 29:6) — лучше пусть так будет, чем наоборот: вечером веселье и радость, а утром — плач. Лучше пускай конец будет хороший, чем наоборот. Конец венчает дело. Христос воскресе!
…Продолжая знакомить читателя с этим замечательным священником, скажем, что свои богословские курсы будущий отец Владимир прошел не в семинарии — он был исключен из Ленинградской Духовной семинарии за протест против обмирщения семинарской жизни — с обязательными «культпоходами», концертами, посещениями всевозможных праздников. К владыке Григорию (Чукову) отправилась делегация из трех студентов, рассказавшая о протесте среди семинаристов, в том числе и Владимир Залипский. Владыка Григорий был на стороне семинаристов, он даже попытался устранить из семинарии главного «культпросветработника» в сане протоиерея, но у того были сильные покровители, которые добились исключения «возмутителей спокойствия».
Итак, курс богословия будущий священник прошел на таллинской обувной фабрике «Коммунар», где, числясь инженером по технике безопасности, он шесть лет просидел в канцелярии, читая духовную литературу и переписывая тексты Святых Отцов. Его супруга Наталья Николаевна вспоминает то, что рассказывал о своей «коммунарской» жизни отец Владимир: «Когда он вернулся в Эстонию, то год здесь ходил, не мог устроиться на работу, потому что документы у него были из лагеря и из семинарии, где он учился и откуда его выгнали. Ни то, ни другое не подходило. Но все-таки ему удалось устроиться на обувную фабрику „Коммунар“, в цех. Там он всё жития святых переписывал, авву Дорофея, Ефрема Сирина, прпп. Варсонофия и Иоанна. Из „Моей жизни во Христе“ св. праведного Иоанна Кронштадтского было много довольно больших выписок. Фабричные никак не могли понять, зачем это человек все пишет…»
В некоторых беседах отец Владимир с благодарностью вспоминал своего начальника, который был человеком неверующим, но к занятиям подчиненного относился доброжелательно и ему не мешал. Только никак не мог понять, что же это такое — «христианская любовь»…
Думается, многие люди, общавшиеся с отцом Владимиром и получавшие от него утешение, наставления, могут сказать сегодня: что такое христианская любовь — им знакомо.
Петр Давыдов
pravmir.ru
