Людмила читает акафист мученице Людмиле в храме перед иконой святой. Беззвучно шевелятся губы, а в глазах – лучики света, надежды и благодарности святой мученице за то, что не оставила ее в беде.

Несчастья Людмилы начались, когда она похоронила мужа. Это была поздняя любовь. Они встретились, когда ей было 48. За спиной долгое одиночество, двое взрослых детей и серая тоска. Ему было 50, до Людмилы пытался завести семью, но как-то не складывалось. Никогда не винил своих бывших. Говорил, что, видно, всю жизнь искал свою Люсю. Надежный, молчаливый, но всегда найдет нужное слово, чтобы ободрить. Людмила и Виктор прожили вместе пять лет. Она еще никогда не была так спокойна и уверенна в жизни. Воспитанные в советское дефицитное время, они радовались тому, что у них было, умели обходиться малым. Да к тому же Люся и шила, и вязала, и готовила отлично. У них было простое тихое счастье.

А потом его убили. Подло. Ножом в подворотне. Подонков так и не нашли. Что им было нужно? Он больше 300 рублей и не носил с собой никогда. Всегда все деньги выкладывал в коробочку, которая лежала в шкафу. Небольшие, конечно, деньги, но честные, своим трудом заработанные.

Жизнь для Людмилы закончилась со смертью мужа. Словно выключили в комнате свет – и она осталась в темноте

Жизнь для Людмилы закончилась. Словно выключили в комнате свет. А она осталась сидеть в темноте. Для нее перестало существовать время, она просто сидела в оцепенении. Перестала ходить на работу, перестала одеваться. Перестала мыться, чистить зубы. Перестала разговаривать с людьми.

Психологи называют такое состояние осложненным горем – это стадия глубокой депрессии после потери близкого человека; в таком состоянии люди добровольно готовы отправиться на тот свет. Они винят себя в гибели любимого и не хотят без него жить.

Ни дети, ни подруги не могли вытащить Людмилу на улицу. Она похудела на 20 килограммов. За год после смерти Виктора ее квартира в подмосковном Егорьевске превратилась в логово дикого зверя: темно, все зеркала занавешены черной тканью. И, словно затравленный зверь, на серой от грязи кровати неподвижно смотрит в одну точку женщина, ставшая за год старухой…

Однажды, уже осенью, открыв дверь своим ключом – дали дети Людмилы на всякий случай, – в квартиру зашла подруга Людмилы Валентина:

Ты думаешь, мужу это всё нравится? Ему молитвы твои за его душу нужны, а она сидит себя жалеет!

– Так, дорогая моя, сейчас будем одеваться. Мне сегодня в маршрутке рассказали, что в Москве есть храм, в котором хранится икона твоей святой – Людмилы. Никогда в жизни такую не встречала. Давай поедем к ней, попросим ее помочь? Ну посмотри, уже кожа да кости, скоро сама окочуришься! Глянь, в холодильнике пусто, уже стала на ведьму похожа. Ты думаешь, Вите это всё нравится? Ему молитвы твои за его душу нужны, а она сидит себя жалеет!

Людмила продолжала сидеть на кровати. Она не жалела себя. В голове тускло промелькнула фраза: «Тебе не понять… Жалеет… У тебя муж живой, не понять тебе…»

Сдвинуть с места Людмилу не удалось.

– Ну, как знаешь! – через полтора часа в сердцах крикнула Валя. – Сиди себе, а я съезжу, помолюсь за тебя!

Она вернулась через три дня. Деловито открыла дверь, зашла. Осмотрелась в квартире. За это время здесь ничего не изменилось. Та же пыль, та же унылая черная ткань на зеркалах. Та же Люся в ночнушке. Только сидит не на кровати, а на табуретке, в неудобной позе. Обхватила коленки и сидит. Как не падает с табуретки, непонятно.

– Съездила, – Валентина стала расстегивать свое пальто, – насилу нашла храм этот. Центр вроде, на Таганке, а куда идти – неясно. Храмов-то много рядом. Кто в одну сторону пошлет, кто в другую. Но добралась, а там еще спуск такой к реке, по дороге… Чуть не покатилась вниз, представляешь? Но уж когда добралась – не пожалела: хорошо-то как там!..

Казалось, Людмила не слушает болтливую подружку. Но Валя увидела, что впервые за последний год в глазах Люды появился осознанный взгляд. И даже подобие интереса.

– Ну так вот, – продолжала воодушевленная Валентина, – пока дошла, вся душа вон, с моим-то весом, а тут вниз семенить пришлось. Подхожу, захожу за ограду. Цветов – море! Хризантемы, георгины даже остались, представляешь? Это в ноябре-то! Ну, думаю, никак святая Людмила меня сюда привела, видит, как я хочу тебе помочь.

Церковь небольшая, белая, народу мало, тихо. Зашла в лавку, у свечницы спросила: где тут у вас икона святой Людмилы? Она мне показала, да, говорит, у нас еще и частица святых мощей ее, мученицы нашей, хранится. И оказалось, что через два часа будут и акафист ей читать! Я свечку поставила, а сама думаю: через два часа уже шесть вечера будет; пока почитают – еще час… на электричку-то могу и опоздать. Ну ничего, думаю, ради подруги потерплю. Постояла, помолилась. Вышла на улицу, а там дворик внутренний такой и статуя святой Людмилы стоит. А рядом скамеечки. Села. И вроде бы холодно должно быть, а нет – не мерзну. Дождалась акафиста, молилась сердечно. На вот, тебе привезла, – и Валентина протянула Людмиле тоненькую книжку: акафистсвятой Людмиле. – И ты знаешь, Люсь, так хорошо, так светло на душе было. В храме темно, свечечки горят, мерцают. Тепло, душевно. Собралось человек десять, так хорошо попели. Уж я со слезами молилась Людмилушке – тоже вдовица, оказывается, была, – чтобы помогла тебе. Ну, ты ж не одна такая… Сколько баб мужей хоронят, и ничего, живут дальше. Тебе не легче сегодня? Может, пройдемся на улице, а? Спертый дух у тебя, грязно, посмотри.

Храм свт. Николая в Котельниках – Подворье Патриарха Московского и всея Руси, Подворье Православной Церкви Чешских земель и Словакии

Людмила посмотрела на подругу, словно хотела что-то сказать, но вдруг опустила глаза и замолчала. А Валентине вдруг показалось, что вот-вот – и она вытащит Людмилу из оцепенения.

Она вдруг разухабисто начала:

– Ну-ка, мы сейчас тут порядок наведем, полы намоем, тебя вымоем, красавицей будешь!

Говоря, она начала собирать разбросанные вещи, раздвинула занавески, подошла к зеркалу и сдернула с него траурное полотно. Свет брызнул в комнату.

– Нет!!! А-а-а!!! Уходи!!! – Людмила вскочила и стала истерически задвигать занавески, судорожно набрасывать покрывало на зеркало. – Уходи!!! Видеть тебя не хочу! Зачем? Оставь!!!

Женщина зарыдала с диким ревом, и казалось, ничто ее не может остановить.

«Нет, – подумала Валентина, – ничего ей не поможет. Видно, уже в могилу собралась. Хотела как лучше. И святая Людмила не помогает чего-то. А сказали: скоропослушница, быстро на просьбы отзывается».

– Ну что ты, сумасшедшая! Ну и сиди себе в берлоге!

Нервы у Валентины сдали. Она набросила пальто и вышла, громко хлопнув дверью.   

Людмила выла от боли, от горя, от непонимания. Затем притихла, продолжая изредка всхлипывать. Перед глазами проносились счастливые дни с Виктором, и ничего, ничего не могло вернуть их. Повернула голову: на столе лежала брошенная брошюрка с акафистом. Подошла. Открыла где-то на середине:

«Радуйся, яко сиротам была еси мати и вдовицам питательница; радуйся, яко нищим была еси милостивая подательница и обидимых благая защитница. Радуйся, со князем, супругом твоим, во благочестии пожившая; радуйся, чада твоя в страсе Божием воспитавшая…»

– Радуйся, яко сиротам была еси мати и вдовицам питательница, – прочитала Людмила. – Сиротам и вдовицам. А я и вдовица, и сирота. Никогошеньки нет у меня больше без Витеньки.

Она продолжала задергивать зеркало, а сама всё чаще посматривала на книжицу. Затем села и заставила себя прочитать первые два разворота.

На следующее утро Валентина проснулась от настойчивого звонка в дверь. Посмотрела на часы: половина седьмого. Еще полчаса можно было бы поспать. Валентина со вздохом взглянула на мужа, лежащего рядом: тот спокойно посапывал. «Ну и нервы у моего! Железные», – подумала Валя и стала надевать халат.

– Людка!

За дверью стояла Людмила, точнее то, что оставалось от пышущей когда-то здоровьем веселой подружки Людки: изможденная женщина, с всклокоченными волосами, в старом плаще поверх всё той же серой ночнушки, в разношенных шлепанцах.

Где этот храм? Помоги мне добраться до него

– Валя, – тяжело дыша, прохрипела Людмила. От долгой неподвижности она совсем разучилась ходить. Сил после подъема на третий этаж совсем не осталось. – Валя, где этот храм? Помоги мне добраться до него.

Валентина лихорадочно соображала: сегодня в магазине, где она работала товароведом, была назначена ревизия. Отменить нельзя. Но и подругу оставить нельзя: вон дела-то какие творятся! Не иначе как святая Людмила услышала мольбы.

В храме свт. Николая в Котельниках

– Так, подруга, давай-ка ты сначала умоешься, позавтракаешь, а потом будем решать. Одну я тебя точно в Москву не отпущу.

– Нет, Валь, ты мне только адрес скажи, мне сегодня нужно к ней приехать.

Людмила была настойчива. Она говорила жарко, задыхаясь, не осознавая, что выглядит нелепо в своем старом плаще, надетом на ночную рубашку; говорила о том, что ей нужно поклониться мощам своей святой… И много чего говорила, пока Валя мыла ей голову, одевала в свою теплую одежду, которая, правда, смотрелась не менее нелепо: юбка и кофта дородной Валентины болтались на истощенной Людмиле, но всё равно это было лучше ее первоначального наряда.

Валентина понимала: раз святая Людмила зовет подружку, нужно ехать. Но как ее отпустить? А ревизию не отменишь. В конце концов решилась – дала адрес храма, подробно написала на листочке, как добраться, и, опаздывая все-таки на ревизию, на такси довезла подругу до вокзала.

Людмила вышла из метро на улицу. Ослабленные от долгой темноты глаза уже стали привыкать к уличному свету. Она шла осторожно, пытаясь поймать несуществующую опору. Шла, пошатываясь, и в то же время старалась идти быстрее – торопилась к святой Людмиле. «Алкоголичка», – думали люди, но ей, Людмиле, было совсем всё равно, что думают про нее окружающие. Лишь бы поскорее до храма добраться! Для здорового человека дорога от метро до храма святителя Николая в Котельниках занимает от силы семь-десять минут, и то если человек идет не спеша. Для Людмилы это была дорога жизни: каждый шаг ей давался с трудом, мышцы ослабели и не хотели слушаться. Она останавливалась после каждых двадцати шагов – передохнуть. Спуск к Котельнической набережной ей и вовсе пыткой показался: крутой уклон, держаться не за что. Господи, как же люди сюда ходят? Святая Людмила, помоги! Потихоньку, осторожно добралась до перил, которые начинались у церковной ограды. Отдышалась.

В храме было пустынно. Ей не нужно было подсказывать, где находится икона, – с закрытыми глазами нашла бы. Долго стояла Людмила перед святым образом великой княгини Чешской, долго молилась и изливала свою душу. Как будто не была она истощена, как будто кто-то рядышком поддерживал ее и ободрял.

Икона святой мученицы Людмилы, хранящаяся в храме свт. Николая в Котельниках

Подойдя к иконе, она ощутила теплый свет, исходящий от глаз святой. И в этом свете предметы вдруг начали обретать цвет

Уже потом Людмила рассказывала, что в это сложно поверить, но, когда она подошла к иконе со всем грузом своего горя, она ощутила теплый свет, исходящий от глаз святой. И в этом свете предметы вдруг начали обретать цвет. А до того дня всё было для Людмилы серым. И поняла она, что ее любимый Виктор просит за него молитв и как она эгоистично, греховно себя вела: думала только о себе.

Из церкви она вышла спустя несколько часов другим человеком. Она снова вернулась в наш живой мир – достойно нести свой крест.

В храм, где она избавилась от своей беды, Людмила старается приезжать хотя бы раз в месяц – поклониться святым мощам великой мученицы Людмилы, княгини Чешской.

Радуйся, яко тобою дивен Бог во святых Своих является.

Радуйся, яко мощи твоя прослави Господь нетлением благодатно.