35 лет назад на экраны вышел последний фильм трилогии Фрэнсиса Форда Копполы «Крестный отец». Кинолента, название которой напрямую отсылает к христианской традиции, погружает нас в мир, в котором, кажется, все христианское вывернуто наизнанку. Нет, это не частная история, характерная лишь для конкретной эпохи. В ее основе — вечная драма. Драма поиска ответа на вопрос, с которым каждый из нас сталкивается и сегодня.
Семья или группировка?
Вы обращали внимание, что в первых двух частях «Крёстного отца» Фрэнсиса Форда Копполы ни разу не звучит слово «мафия»? Зрители прекрасно понимают, что речь в картине идет именно о мафиозном клане, но само слово ни разу в кадре не произносится. Говорят, это был компромиссный шаг, на который авторы вынуждены были пойти в связи с серьезными угрозами. Мафиозные кланы, узнав о производстве студией Paramaunt картины по роману Марио Пьюзо, решили надавить на продюсеров и остановить процесс. Они опасались, что фильм повредит их имиджу и создаст проблемы в дальнейшем ведении дел. Не знаю, насколько это правда. Однако слово «мафия» в «Крёстном отце» действительно появляется лишь в третьей части, которую снимали значительно позже. Сейчас уже не очень важно, по какой причине так вышло. Для понимания смысла картины гораздо важнее, что используется в качестве замены. И это очень сильный художественный ход, потому что вместо слова «мафия» в фильме звучит слово «семья».
Возможно, один из секретов успеха и неповторимости «Крёстного отца» как раз в том, что перед нами, с одной стороны, очень любящие и преданные друг другу люди, а с другой — те дела, на которые они готовы решиться ради, как им кажется, своей семьи и ее интересов. Получается невероятный драматургический объем, где на первый план выходит грандиозная подмена: каковы могут быть интересы семьи, если под семьей понимаются не только супруги, дети, кровные родственники и близкие, но и люди, повязанные кровью,— мафия? Будучи повязанными кровью, они одновременно могут приходиться друг другу отцами, сыновьями и братьями, и, возможно, в их иерархии смыслов как раз кровное родство и первично. Но как отделить его от дел, завязанных на крови?
Майкл (Аль Пачино), младший сын дона Корлеоне, такую попытку предпринял. В начале первой части саги он однозначно говорит своей невесте Кей (Дайан Китон): «Такова моя семья, но я не таков».А на выходе — Майкл становится новым доном Корлеоне, приняв от отца все «семейные» дела. Получается, если человек переступает через себя, убивая людей, используя подкупы, умножая коррупцию, если на всём этом он строит свой бизнес и объясняет себе, что делает это ради семьи, то — как бы он ни пытался огородить близких от своих дел — дела его будут бумерангом бить по родным. Если только человек не захочет изменить своего пути и не предпримет для этого решительных шагов.
В логике «Крёстного отца» оказывается, что семья как союз родных людей и «семья» как преступная группировка — это сообщающиеся сосуды, где взаимопроникновение неизбежно. И как бы ни пытался Вито Корлеоне дать детям лучшую жизнь по сравнению со своей, дети его оказываются втянуты во все дела «семьи» как мафии. Забота о семье, как он постоянно говорит, — это главная его задача. «Тот, кто не проводит время со своей семьей, никогда не сможет считаться настоящим мужчиной», — в этом Вито Корлеоне убежден. И это прекрасные слова! Сложность в том, что человек далеко не всегда замечает, как в его сознании происходит подмена. Как ценность семьи подменяется ценностью «семьи». Как на смену высоким идеалам приходит что-то совсем другое.
Проверить это можно только Евангелием. Христос говорит: По плодам их узн?ете их» (Мф 7:16). Плоды Вито Корлеоне таковы, что его старший сын зверски расстрелян, средний сын убит младшим, а сам младший, желавший когда-то максимально дистанцироваться от дел мафии, становится новым крёстным отцом.
Поворот не туда
Как мы помним, первоначально Вито Корлеоне не рассчитывал на младшего сына Майкла как на продолжателя своего дела. Он хотел, чтобы Майкл стал сенатором, гордостью семьи. Когда Майкл впервые появляется в кадре в начале фильма, на свадьбе сестры, он уже герой Второй мировой войны, он вернулся с наградами, и он намерен жить своей жизнью. Его невеста Кей — американка, девушка с развитым критическим мышлением. Она совсем не похожа на мать Майкла, которая никогда не задает мужу вопросов. Кей расспрашивает о близких Майкла, и он охотно ей отвечает, не утаивая ужасных дел семьи и «семьи», ведь он не соотносит себя с делами отца и не собирается в них участвовать. Как же он оказывается в точке, где он — глава одного из крупнейших мафиозных кланов? В какой момент он свернул не туда?
Вито сбежит в Америку, научится говорить (к моменту бегства он немой), получит базовое образование. Пройдут годы, у него появится жена, один за другим будут рождаться дети. Он вполне впишется в мир италоамериканцев, которые с нуля в Новом Свете строят свою жизнь. Но в этом мире тоже есть свои авторитеты — гангстеры, которым честные трудяги вынуждены платить солидные суммы от своих доходов, а порой отдавать и последнее. Один из таких авторитетов провоцирует обстоятельства, в результате которых Вито лишается работы. И как в этой ситуации ему позаботиться о семье, защитить своих близких?
И вся двусмысленность подобного способа защиты семьи становится очевидной, ведь семья — это дар Божий, а во имя Божьего дара невозможно творить дела тьмы. Если они творятся, то не ради семьи, а ради совсем других целей. Только творящий их зачастую этого уже не замечает.
Какой же он крёстный?
В самом деле: Вито Корлеоне спокойно и с достоинством носит имя крёстного отца. Но кто такой крёстный отец по своей сути? Это человек, который становится проводником к Богу, который помогает родиться во Христе. А «в куда» помогает родиться Вито Корлеоне? Он втягивает людей в смерть — самых разных людей — и собственных сыновей тоже. Он умножает смерть. Да, формально он действительно стал крёстным отцом для детей у доброй половины членов своего клана. Но к духовной жизни в его случае это не имеет никакого отношения. И как в заглавии саги нам предлагается увидеть эту страшную подмену, так и в жизни сначала Вито, а затем (и даже в большей степени) Майкла зрителям открывается страшная панорама саморазрушения человека вместо созидания.
Старый, почти беспомощный дон Чичо уже никому не мог бы причинить вреда, всё в прошлом. Но Вито важно отомстить, и он своими руками расстреливает старого мафиози. Ему кажется, что он восстанавливает справедливость. А на самом деле он лишь умножает зло, совершая еще одно убийство. Он стал таким же, как дон Чичо, — и не заметил этого.
Сын
Собственно, и Майкл впервые переступает через себя, казалось бы, ради того, чтобы защитить семью. Пере-ступает, то есть совершает преступление, промахивается мимо себя. Он мог бы стать совсем другим человеком, таким, о котором говорил своей невесте. Но в точке выбора ему показалось, что выбора нет. На отца было совершено покушение, старый Вито Корлеоне в тяжелом состоянии оказался в больнице. Братья Майкла выставили там охрану, но охрана куда-то пропала. Майкл успевает предотвратить новое покушение, а затем отправляется на встречу с организаторами нападения на отца. Он намерен их убить. Он не хладнокровен, как Вито в момент своего первого убийства, он переживает, как всё пройдет. Видно, что для него существует и внутренний барьер: хоть он и прошел Вторую мировую, но там была война, а здесь какая-никакая, но мирная жизнь. Однако он переступает через себя. И оказывается, что убивать — это как войти в прохладную воду: дискомфортно и страшно вначале, а потом наступает адаптация.
И снова Коппола находит вполне прямые выразительные средства, чтобы подчеркнуть природу действий крёстного отца. Сцены второй части саги, снятые в доме Майкла, становятся всё более мрачными по цветовой гамме и атмосфере. На окнах этого дома — решетки в форме страшной чугунной паутины. В этом доме нет места теплу и любви. Неудивительно, что семья Майкла распадается — он своими руками разрушает всё, что, как ему кажется, защищает. Но он по-прежнему не замечает подмены семьи «семьей», высоких идеалов — вполне земным желанием сохранять власть. Он играет в игру, которую начал его отец, а он продолжает, сам теперь создает условия — и сам становится заложником этой игры. Так бывает, когда человек потерял себя или… продал свою душу. Неслучайно в финале второй части «Крёстного отца» мы видим крупным планом лицо Майкла Корлеоне, которое стареет в считаные секунды, на глазах. И это очень напоминает финал «Портрета Дориана Грэя».
Второй шанс
А был ли шанс у Майкла выйти из этого страшного круга смертей и разрушения? Мне представляется, что да. Убийство брата стало для него не Рубиконом, перейдя который человек срывается с катушек. Оно стало для него самым страшным воспоминанием жизни. Его душит этот каинов грех. И из этой точки рождается рефлексия. В Майкле жива совесть, а это значит, в его сердце может постучаться Бог. Ровно это и происходит в третьей части саги. Майкл там уже немолод. Его дети выросли, его бывшая жена Кей повторно вышла замуж. А Майкл теперь не только крёстный отец, но и знаменитый меценат, которого чествует даже Ватикан. Его пожертвования на благотворительность колоссальны. Так он пытается искупить былые преступления. Но для внутренней трансформации этого недостаточно. Здесь важно покаяние, перемена ума, разворот от смерти к Богу. И такой шанс Майклу предоставляется.
Дальше — больше. У гроба своего старшего друга дона Томасино Майкл задается вопросом: вот дон Томасино, которого всегда все любили; Майкл тоже хотел, чтобы его любили, и делал всё, чтобы защитить свою семью, — но его не любили, а боялись. Что же он делал не так? Где свернул не туда?
Там же, у гроба дона Томасино, Майкл вдруг снова оказывается в точке критически важного выбора — как и много лет назад, во времена покушения на отца. И снова, как и много лет назад, на первый взгляд кажется, что в этой ситуации выбора нет. Повторяется история его молодости, то непройденное испытание, когда он мог пойти прямо, но вместо этого свернул не туда и совершил свои первые убийства. Его как будто снова переносят в ту точку невозврата, которая может стать началом абсолютно другой жизни, если человек действительно решится сказать Богу «да» и дать Ему возможность действовать. Ему показывают: ты ошибся вот здесь, ты спрашивал, где свернул не туда, — вот она, эта точка, вот варианты пути, вот таким был твой выбор, и теперь ты снова здесь, в такой же точке, так поступи иначе!
Так в чем же был шанс?
Вертикаль
Мы понимаем: у Бога нет для нас «волшебных таблеток». И Бог не маг, который взмахом палочки дарит решение всех проблем. Главный дар Бога нам — это свобода. Свобода самим выбирать добро, свобода выбирать между разрушением и созиданием. Б?льшую часть своей жизни Майкл пользовался этой свободой, выбирая смерть и умножая смерть. Он почти убил свою душу. Но он попросил Бога о шансе — и вот ему дан этот шанс: снова тот же момент выбора. И да, логика событий так же, как и много лет назад, подсказывает, что лучшая защита — это нападение. Но это человеческая логика. Если же человек просил о помощи Бога, важно впустить Его в свою жизнь, довериться тому, что логика может быть и иной. Разрешить этой логике проявиться в своей жизни.Есть история, рассказанная журналу «Фома» протоиереем Максимом Первозванским. Она не из кино, она из реальности. Герой этой истории был в ситуации, по драматургии очень напоминающей страшное положение Майкла Корлеоне. Однажды в храм к отцу Максиму пришел человек, оказавшийся бандитом. Он просил освятить крестик для сына, а в итоге остался на исповедь. Он каялся в том, что убивал людей. Он плакал об этом. Ему было страшно от того, каким он стал. Это было искренне… Но когда исповедь закончилась, этот человек признался, что и дальше будет убивать. Выяснилось, что он состоит в преступной группировке. Там все повязаны на крови. Если он захочет выйти, его напарники придут за его семьей. И он не понимает, что со всем этим делать. Ему не оставили выбора…
Тогда отец Максим призвал его на молитву. И бандит стал молиться вместе со священником о том, чтобы Господь дал ему шанс, показал выход. Молитва шла долго. Бездна отчаяния этого человека привела к тому, что, раз он ничего не может изменить сам, но и так, как сейчас, он больше не может и не хочет, он уступает место Богу: приходи и действуй Ты. И Господь пришел… По дороге из храма домой тот бандит неловко поскользнулся и сломал ногу. На ближайшие разборки ездить просто не смог. А напарники… в одной из ближайших разборок все они полегли. Их перестреляли. Покаявшийся разбойник не ездил с ними. Он выжил. Он оказался больше ни с кем не повязан. После этого он перестал убивать.
Эта история из реальной жизни и страшная, и удивительная. Получается, выход из порочного круга был, но в человеческом, земном, горизонтальном измерении его невозможно было увидеть. Потому что выход этот был — в вертикаль. Возможно, и для других членов той группировки нашлось бы спасение, если бы только они захотели. Как и для любого другого человека, когда он действительно этого захочет. Самым непредсказуемым образом Господь может проявить Себя и помочь тому, кто дает Ему такую возможность.
Он ведь клялся перед Богом своими детьми — и в финальной перестрелке именно дочь его и погибла. Значит ли это, что Бог забрал ее за клятву Майкла? Нет. Это значит лишь то, что Майкл объявил своих детей ценой своего слова и своего выбора.И тот, в чью пользу снова сделал выбор Майкл, пришел и забрал «свое». Вернулся и ударил по семье страшный бумеранг, запущенный Майклом. И Господь никак не смог вмешаться, потому что Его в эту историю просто не впустили.
А мы тут при чем?
Может показаться, что драма и трагедия «Крёстного отца» очень далеки от нас, обычных людей. Хотелось бы в это верить. Но… как это часто бывает с глубоким, настоящим произведением искусства, коллизии его героев вполне могут быть спроецированы и на нашу обычную жизнь. Условно говоря, ну кто из нас принц Датский? А ведь надлом Гамлета, то самое «быть или не быть», поиск того, в чем мое предназначение, каково мое «задание» в этой жизни, как мне попасть в себя, не промахнуться мимо замысла Бога обо мне — эти вопросы знакомы любому рефлексирующему человеку. Думаю, так же и с «Крёстным отцом». Господь говорит: где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. В случае с Майклом Корлеоне со стороны очевидно, где сокровище его и где на самом деле его сердце. Оно не с семьей, оно с делами «семьи». Но очевидно ли это ему изнутри его положения?.. А нам самим очевидно изнутри нашей собственной жизни, где сокровище наше? И помним ли мы о том, что в любой безвыходной ситуации всегда есть еще одна дверь — в вертикаль?И последнее. В связи с финалом «Крёстного отца» вспоминаются удивительные слова К. С. Льюиса из «Расторжения брака»: «Есть только два вида людей — те, кто говорит Богу: “Да будет воля Твоя”, и те, кому Бог говорит: “Да будет твоя воля”». Было бы очень страшно вместе с Майклом Корлеоне обнаружить себя среди вторых…Фото и скриншоты с сайта kinopoisk.ru
МИТРОФАНОВА Алла
