…не плошай — старинная мудрая пословица. Мы сами в ответе за себя, за собственные ситуации, за то состояние и положение, в котором оказались. Пока мы живем на земле, мы на каждом шагу должны делать выбор, принимать то или иное решение и, конечно, брать на себя ответственность за его последствия. Каждому из нас очень хотелось бы, чтоб все решения были правильными. И каждый делает ошибки. Мир так болен, жизнь так сложна, а мы так несовершенны… что порой хочется вообще никаких решений не принимать: будь что будет! Кому-то такая позиция кажется проявлением смирения, доверия к Богу, Который, как известно, «управит»…
Как научиться принимать решения? Как совместить собственную активность, собственную волю с доверием Ему? Что предпочтительнее с духовной точки зрения — принять ситуацию такой, как она есть, или попытаться ее улучшить? Об этом мы беседуем с главным редактором журнала «Православие и современность» игуменом Нектарием (Морозовым).
— Отец Нектарий, в церковной среде мы очень часто слышим выражение: «Господь управит». Чаще всего этими словами успокаивают кого-то или самих себя. А не бывает ли так, что этим «Господь управит» человек просто прикрывает свою лень, беспомощность, малодушие — короче говоря, неспособность или нежелание принять необходимые меры для выхода из трудной ситуации, в которой он оказался, и взять на себя ответственность за будущее?
— Безусловно, так бывает, и очень часто. Хотя бывает и по-другому: человек, наоборот, сделал все, что от него зависело, и после этого продолжает биться, пытаясь прошибить непрошибаемую стену, страшно переживая и нервничая из-за того, что стена продолжает стоять. И тогда становится очевидным, что ему недостает понимания, мудрости, может быть, недостает — для того чтобы осознать: ты все, что от тебя зависело, уже сделал, а прочее управит Господь по Своей воле. А бывают ситуации, когда сразу ясно: делай, не делай, старайся, не старайся, ты ровным счетом ничего не изменишь, остается только положиться на Бога.
Но, конечно, бывает и то, о чем говорите Вы: человек может что-то сделать, в его силах многое изменить, но он не делает ничего. Ситуация ясная, очевидная, она сама показывает, что нужно делать, и люди совет дают, а человек упрямо повторяет: «Господь управит». Безусловно, когда человек возлагает на Бога то, что должен сделать он сам, это надежда ложная. И не просто ложная, а очень дерзкая, более того — наглая, не соответствующая тем духовным законам, которые Господь для нас установил. У старца Паисия Святогорца есть замечательная, условно говоря, методика: когда нужно что-то сделать, я делаю все, что я должен сделать, а потом зажигаю лампадку, воздеваю руки и прошу, чтобы Господь сделал все то, что не в моих силах. Но старец Паисий — он, конечно, и прежде, чем начинать какое-либо дело, обращался к Богу, просил Его благословения.
Каждый из нас обладает какими-то способностями, силами, навыками; у каждого из нас есть какие-то возможности; есть, наконец, близкие, друзья, есть люди, которых что-то с нами связывает, и это тоже наша возможность, если мы правильно, разумно пользуемся их советом, дружбой, поддержкой. И вот все это человек должен постараться применить, все эти свои возможности он должен задействовать. И только то, для чего всего этого недостаточно, восполнит Господь.
— Так ведь всегда недостаточно. Мы постоянно чувствуем ограниченность своих возможностей, своих сил.
— Безусловно, всякий человек, прикладывающий усилия к разрешению какой-либо ситуации, должен понимать, что этих усилий в любом случае недостает. Воля Божия всегда есть, всегда действует. Она может быть той или иной, и человек не знает, какова она на самом деле. Поэтому он и на свой труд должен просить благословения, и по завершении труда молиться о том, чтобы Господь действительно по Своей воле управил.
Но при этом надо отдавать себе отчет в том, что, как бы мы ни старались, ни добивались своей цели, как ни ясна, ни очевидна наша задача — вот это самое «Господь управит» может быть противоположно всем нашим усилиям. Иными словами, нас может ждать самый неожиданный поворот. Мы в одном направлении шли, а Господь вдруг направляет нас совсем в другую сторону. То есть по ходу дела выясняется, что наши усилия были напрасными. И смущаться этим совершенно не стоит. Так — значит, так тому и быть.
— Вы сейчас, по сути, говорите о доверии человека Богу?
— Безусловно. И о каком-то глубоком внутреннем понимании того, что все действительно находится в руках Божиих. Но это не означает, что мы должны сидеть, руки опустив. Мы обязательно должны трудиться. Ведь все то, что мы сейчас говорим, имея в виду какие-то житейские, жизненные ситуации, касается и нашего спасения для жизни вечной. Если человек, подобно Обломову, лежит на диване и говорит: «Господь управит», он как раз и не дает Господу возможности управить. Именно потому, что лежит и не делает ничего сам. Как может Господь управить дело его спасения в этом случае, как Он может заставить человека двигаться, трудиться? Только так сделать, чтоб диван провалился или дом загорелся, в конце концов. Порой действительно Господь управляет в конечном итоге именно так. Но лучше до этого не доводить. Лежать на диване и ждать, что Господь управит дело твоего спасения за тебя, — это ведь не только наглость, как уже сказано, это прежде всего безответственность, леность и упорство во грехе.
— Наши рассуждения о доверии к Богу нередко страдают такой… розовостью что ли. Ведь на самом деле доверие к Богу означает не прижаться к кому-то большому и сильному, защищающему тебя от всех напастей и согревающему в любом холоде, а, напротив, выйти навстречу всем ветрам, принимая все происходящее с тобой как Его волю о тебе.
— Не совсем так, хотя я понимаю, о чем Вы говорите. Дело в том, что довериться Богу — это и значит прижаться не просто к какому-то большому и сильному, а к Тому, Кто тебя любит больше, чем кто бы то ни было, и заботится о тебе лучше, чем кто бы то ни было, и знает, что тебе нужно, яснее, чем кто бы то ни было. Но это не означает, что ты избавляешься от внешних напастей, от неурядиц, невзгод, бед. Потому что, если Богу угодно, чтобы ты через них прошел, ты через них будешь проходить. Да, когда-то эти испытания будут умеренными, а когда-то они окажутся страшными, но они на самом деле тебе необходимы. То, что ты доверился Богу, тебя от испытаний не избавляет. Зато избавляет от другого: от внутренних метаний, от душевной скорби, от ощущения, что ты потерян, забыт и брошен. А это самое главное. Доверие к Богу дает тебе покой. Сам Бог посылает тебе покой за то, что ты Ему доверился.
А вот когда человек не доверяется Богу, когда он мечется из стороны в сторону, пытается что-то сделать сам там, где невозможно что-либо самому сделать, он еще много зла и боли причиняет и себе, и другим этими своими метаниями.
Человек, спасающий утопающего, зачастую сам подвергается риску утонуть, потому что утопающий хватает его за руки, пытается на него залезть, фактически его топит. Поэтому спасателям рекомендуется в таких случаях сразу бить утопающего в нос, чтобы от боли отключился. А нам, чтобы не уподобляться тому, кого приходится бить в нос, нужно научиться доверять спасающему нас Богу. Потому что, когда доверяешь, по крайней мере этой боли, этого кровотечения из носа ты точно можешь избежать.
— Но ведь иногда мы получаем такие удары… и не только лично мы. Как смириться с теми ужасными ситуациями, в которых подчас оказываются люди?
— Я часто вспоминаю страницы замечательной книги Галины Пыльневой «Глинская мозаика». Автор спрашивает последнего наместника Глинской пустыни схиархимандрита Серафима (Амелина), как ему удалось справиться с той скорбью, которая должна была его сердце охватить, когда он увидел, как разрушается Глинская пустынь, как изгоняется оттуда братия. И он ей ответил: «Я принимаю это как волю Божию». И она никак не могла этого вместить, никак не могла этого понять: как воля Божия может заключаться в разрушении монастыря?.. И прошло много, много лет, прежде чем у нее это понимание появилось. Дело в том, что воля Божия — это не что-то такое, что можно прямолинейно понять, истолковать для себя. Наши судьбы и судьбы целых народов складываются из событий, которые воле Божией, может быть, и противны сами по себе, но тем не менее могут вести людей, любящих Бога (см.: Рим. 8, 28), к неким высочайшим вершинам: к доверию Богу, соединению с Богом. И не дано нам эту премудрость Божию понять, ей можно только довериться.
Представьте себе человека, ничего не знающего о медицине, о хирургии и о собственном его внутреннем устроении, об анатомии. И вот у него что-то внутри болит, и он, ничего о медицине не зная, попадает-таки к врачам. И что с ним делают? Его усыпляют, взрезают ножом, начинают в нем копаться, удаляют какой-то орган или часть органа… Легко ли ему поверить, что его таким образом лечат, более того — спасают ему жизнь? То же самое, только неизмеримо сложнее и для нас невместимее, связано с волей Божией, с тем, как спасает человека Господь. Господь ведет спасение не одного только человека, а множества людей. А довериться Ему обязательно надо. Если уж мы доверяемся врачу и действительно даем себя усыпить и делать что-то с нами беспомощными, то тем более нужно довериться Богу.
— Многие хотели бы довериться священнику, духовнику. Иногда это желание приобретает болезненный или инфантильный характер: «Почему Вы, батюшка, не предостерегли меня от этой ошибки? Теперь я расхлебывай…» Вы с этим сталкиваетесь?
— Я уже знаю, что ответить: «Если Вы понимаете, как Вами надо руководить, лучше, чем я, то я точно не могу это делать». Но вообще я должен сказать, что словосочетание «духовное руководство» в наше время все больше и больше обессмысливается. Сегодня найти священника, который мог бы быть руководителем в полном смысле этого слова, на мой взгляд, почти невозможно. Если это есть, то только как исключение. Конечно, священник, обладающий определенным опытом, может человеку подсказать, помочь ему избежать какой-то ошибки, направить его на верный путь. Но в полном смысле слова человеком руководить… Современный священник, на мой взгляд, не должен этого делать. Мы и собой-то руководить не можем, сами себя не можем куда-то вести и направлять. Поэтому те, кто берутся руководить, они, как правило, совершают очень большую ошибку. И потом за это расплачиваются и они сами, и люди, им доверившиеся. Потому и прихожане не должны от священника требовать руководства всей их жизнью вообще.
— Вот очень распространенное словосочетание — «принимать решение». Все уже читали, все слышали, что если человек — личность, если он что-то значит, чего-то стоит, то он должен непременно уметь это делать; что способность принимать решения и брать на себя ответственность за эти решения, за свои поступки — качество настоящего человека. А с точки зрения православного пастыря, что значит — принимать решение? Согласны ли Вы как священник, что христианин должен уметь это делать, и как именно он должен уметь это делать?
— Уметь принимать решения и отвечать за их последствия — это то, что решительно необходимо любому человеку. А для того, чтобы быть христианином, это необходимо вдвойне. Потому что в нашей жизни сплошь и рядом возникают ситуации, которые нельзя прожить по инерции, в которых обязательно нужно определить свою позицию, дать себе полный отчет: так я буду поступать или иначе и почему.
Есть люди, которые, как улитки, забираются в раковины: они ведут совершенно обособленную жизнь, в которой не нужно принимать решения, не нужно ни за что отвечать. И они действительно проживают по инерции не какую-то одну ситуацию, а жизнь в целом. Но это не жизнь как таковая. Это какая-то полужизнь, полузабытье. Есть люди, которые, напротив, откликаются на все, по первому зову бросаются что-то делать, спешат что-то сказать, но руководствуются при том какими-то внутренними импульсами. И это неправильно, потому что какая-то часть этих импульсов окажется верной, а какая-то будет ошибочной. Да, приходится слышать, что непосредственная реакция — самая искренняя, что непосредственно реагирующий человек — он уж точно не коварный, не подлый, прямой, открытый. Но ведь в нас страсти примешиваются к любому абсолютно действию, к любому нашему эмоциональному состоянию. И наша непосредственная реакция, она всегда тоже страстная. И очень часто при том неразумная, по крайней мере необдуманная. И даже если мы вот так импульсивно бросаемся какого-то человека, которого убивают на улице, защищать, это может привести к трагическим последствиям — мы можем заступиться вовсе не за того человека, за которого действительно нужно заступаться, мы можем кого-то покалечить, убить, нас самих могут убить, в конце концов.
А для того, чтобы принять правильное решение, необходимо вначале ситуацию правильно оценить, взвесить все «за» и «против», понять, чего от тебя прежде всего в этой ситуации ожидает Господь, и потом уже сообразно с этим принимать решение. Ведь если у нас нет информации о той ситуации, в которой нам предстоит действовать, если мы ее не обобщили, не проанализировали, то мы не можем даже задаваться вопросом, какие наши действия будут угодны Богу. На этот вопрос мы можем ответить только тогда, когда мы более или менее что-то для себя уяснили. Некоторые ситуации совершенно очевидны, они в Евангелии для нас раскрываются. А другие сложны, неочевидны, и они тем более требуют от нас обращения к Богу.
— Но все равно ведь можно ошибиться?..
— Конечно, можно. Но здесь действует принцип, о котором говорит преподобный авва Дорофей: если ты обратился к Богу, помолился и хотел исполнить Его волю, а потом оказалось, что ты ошибся, то Господь не будет тебя осуждать, потому что у тебя было намерение исполнить Его волю. И последствия ошибки уже не будут тяжелыми, трагическими.
А если ты даже и не вспомнил о воле Божией, а просто действовал так, как тебе представляется правильным, или выгодным, или хорошим, или угодным кому-то, но не Богу, то последствия ошибки будут гораздо тяжелее. И у того же аввы Дорофея есть ответ на вопрос, как поступать, когда нет времени на рассуждения. Он говорит, что нет ничего быстрее ума. И для того, чтобы возвести ум к Богу, нужно одно мгновение. И вот это возведение ума к Богу в каждой ситуации, когда от нас требуется принять какое-то решение, — оно необходимо. Когда же у нас есть время, то к принятию решения, безусловно, надо готовиться. И если у нас возникают внутренние неясности, то у преподобного Варсонофия Великого есть такой совет: в течение трех дней молиться, чтобы Господь вразумил, как конкретно в этой ситуации поступить. Если трех дней у нас нет, то нужно помолиться трижды в течение короткого времени, подобно тому, как Господь молился в Гефсиманском саду, а после этого уже действовать.
Все это должно составлять единое целое — и здравый смысл, и рассуждение, и молитва. Когда ответ очевиден — он очевиден, и просить, чтобы Господь послал тебе некие особые знаки, нет необходимости. Можно просить только о том, чтобы Господь даже среди этой ясности не попустил тебе ошибиться. Что порождает ошибку? Наше несовершенство, оно отделяет нас от Бога. Преподобный Силуан Афонский говорил: «…Совершенные ничего не говорят от себя». Что значит — от себя? Это значит говорить по собственному разумению, действовать от собственного тщеславия, проявляющегося в той или иной мере, от собственной гордыни, от желания показать себя. Когда человек говорит или делает только то, что угодно Богу, он через это не себя проявляет, а Богу служит. И иногда в некоторых людях такое удается замечать, и разница становится понятной. Значит, тем более надо стараться действовать не от себя, а от Бога: стараясь хотя бы и несовершенным, но инструментом, орудием в руках Божиих стать. Конечно, был бы я точным, хорошим инструментом, все было бы по-другому! Но мы — инструменты несовершенные, кривые, тупые, ржавые… И тем не менее что-то может и с нашей помощью хорошее получиться, если мы себя в правильные руки вкладываем, то есть в руки Божии.
Необходимость принять решение мы порой называем бременем. Почему? Потому что, во-первых, можно ошибиться. Во-вторых, постоянно возникают ситуации, в которых не просто можно ошибиться, а нет безболезненного решения, любой путь связан с какими-то жертвами. Решишь так — от тебя отвернутся люди, которые для тебя важны, а может быть, даже не только важны, но и дороги. Решишь иначе — причинишь зло тому, кто и так гоним несправедливо и угнетаем. И вот как здесь быть? Конечно, хочется уклониться, сказать: «Я не буду вообще никакого решения принимать». Но раз тебе Господь эту ситуацию послал, значит, ты должен ее как-то разрешить, даже выбрав из двух зол меньшее. Ты должен поступить по совести. И тут особенно важна молитва.
— Очень трудны решения, от которых, как ни крути, кто-то пострадает. Действительно, хочется сказать: «Не буду ничего решать, пусть все остается как есть». Например, у меня с трудом поднялась бы рука уволить человека, который явно не справляется с работой.
— Бывают ситуации, когда человека можно потерпеть, невзирая на то, что он со своей работой не справляется, но бывает и так, что нельзя. Нельзя, когда от того, что он не справляется с работой, страдают другие люди; когда общее дело терпит ущерб, который невосполним, неисправим. И когда нет лишних денег, а они нужны для того, чтобы платить кому-то другому, кто будет за него его работу переделывать. Тогда жесткое решение необходимо принять. Я тоже никогда не принимаю таких решений сразу, всегда стараюсь дать какую-то отсрочку, какой-то шанс этому человеку. Я не уверен, что это правильно. Возможно, есть руководители, которые сразу видят, что с этим человеком нужно расстаться, и сразу это делают. Но я всегда жду — может быть, какой-то ситуации, которая убедила бы меня окончательно в необходимости расставания. А иногда человек сам уходит.
— Есть люди по природе, по складу своему активные, энергичные, предприимчивые, склонные к решительным действиям. Они не удовлетворяются той ситуацией, в которой находятся, ищут лучшей и готовы за нее бороться. А есть люди другие — они менее склонны к внешней активности, больше погружены в себя, в свой мир и просто предпочитают погоне за успехом душевный покой. Не кажется ли Вам, что вторые, в отличие от первых, удобопреклонны к духовной жизни? А из первых получаются карьеристы, борцы за место под солнцем…
— Нет, не соглашусь. Духовная жизнь человека не определяется всецело природным складом его характера, особенностями его темперамента, врожденными свойствами его психики. Она зависит от направления его воли, от тех сердечных расположений и намерений, которые лежат в основе той или иной деятельности или же бездеятельности человека. Нет оснований утверждать, что человек активный ориентирован исключительно на продвижение по карьерной лестнице, а тот, кто погружен в себя и предпочитает покой, исполнен жизни духовной. Мы знаем, что прежде, чем человек приходит к жизни созерцательной, к жизни внутренней, он трудится неким внешним образом. Это касается борьбы со страстями, это касается дел любви, любого подвига добродетели. А все это без активности невозможно. Если человек боится какого-то лишнего движения, лишнего общения, лишнего выхода из своего замкнутого и комфортного мирка, то он себя и в храм не вытащит лишний раз, помолиться лишний раз не встанет. И самое главное — не вступит в те взаимоотношения, без которых невозможно ему помочь. Он будет устраняться от любой ситуации, где нужно потратиться душевно, где нужно что-то отдать.
Конечно, люди по складу своему бывают очень разными. Говорить о преимуществе одного из описанных Вами человеческих устроений невозможно без конкретных примеров, вне конкретных ситуаций. Как активность, так и пассивность может быть вполне оправданной, если не выходит за границы меры; но может носить и патологический характер. Ни то ни другое само по себе не подталкивает человека к вере. Все дело в том, ради чего человек активен или пассивен. Если я пассивен потому, что избегаю какого-то душевного труда, не хочу растрачивать себя, это неправильно. Если я активен потому, что мне иначе скучно жить или я от самого себя бегу, это тоже неправильно. Но если я активен потому, что вижу перед собой необъятное поле тех дел, которые необходимо совершить, и не ради себя, а ради других людей, ради Церкви, то это хорошая активность. И если я ухожу от этой активности, потому что понимаю, что мне нужно как-то себя собрать и внутренне собой заняться, то это тоже правильно.
Евангелие дает нам ответы на вопросы такого рода. Вот апостолы, которых избрал Господь. Был ли среди них хоть один пассивный человек? Невозможно, будучи человеком пассивным, уходящим в себя от чего-то внешнего, идти и проповедовать Евангелие — особенно когда ты понимаешь, что тебя будут не только бить, тебя будут гнать, тебя даже, быть может, убьют за это, в конце концов. Помимо всего прочего, проповедь Евангелия сопровождалась постоянным сопротивлением, сначала иудейской среды, а затем языческого мира. И это противостояние, безусловно, с психологической точки зрения не могло быть простым. Мы знаем, как непросто общаться с трудными людьми. А тут изо дня в день, и с самыми трудными. Это очень непросто. И понятно, что тут ни о каком самосохранении, ни о каком самосбережении не могло идти речи. Здесь речь шла о самоотдаче.
Вспомним другой евангельский эпизод — с Марфой и Марией. Господь не порицает активность в лице Марфы и не поощряет пассивность в лице Марии. Просто Марфа хлопотала сверх должного. Ее, может быть, беспокоило качество, количество пищи, разнообразие блюд, то есть вещи несущественные. И эти слова Спасителя — Марфа, Марфа, ты заботишься и суетишься о многом… (Лк. 10, 41) — уместно вспоминать, когда у нас речь заходит, например, о трапезе после праздничного богослужения. Есть внутренний смысл, а есть внешнее, и излишняя активность заставляет этим внешним внутреннее подменять, делать из внешнего какой-то культ.
— Все-таки от чего это зависит — умение принять решение в сложной, противоречивой, болезненной ситуации? Каким надо быть, чтобы решения были правильными?
— Очень многое зависит от внутреннего труда, от того, насколько ответственно человек занимается своими внутренними процессами; насколько они у него упорядочены. Если в душе у человека некое броуновское движение: мысли, переживания, воспоминания, эмоции и прочее, то из такой среды родиться правильному решению достаточно сложно. Когда человек пытается свои внутренние процессы упорядочить, направить их туда, куда нужно, тогда это бывает гораздо проще. Обычно мы это так обозначаем: собранный человек или несобранный. У несобранного все разваливается в разные стороны, и он никак не может собрать все то, что необходимо для принятия решения.
— А если решение нам уже продиктовано заранее? Если нам уже предписали поступать в такой-то ситуации так-то?..
— Да, во многих рабочих, житейских ситуациях бывает так, что есть формальное решение. Оно для всех как бы естественно, всем понятно. Оно, может быть, даже прописано в какой-то инструкции, в каком-то регламенте, если речь идет о работе, но оно неправильное. Я могу, конечно, его принять и потом я везде, на всех уровнях, оправдаюсь, объясню, почему я это решение принял: потому что так прописано в инструкции, в моих должностных обязанностях. Но это решение будет против совести, против здравого смысла. Ни в коем случае нельзя принять формальное решение. Надо принять решение, которое исходит из здравого смысла, которое согласно с нашей христианской совестью.
— Но ведь человек при должности обязан исполнять инструкцию?
— Тем не менее бывает много ситуаций, когда исполнение инструкций может погубить всех, а нарушение инструкции может спасти. Это тоже бывает сплошь и рядом. Инструкция инструкции рознь. Конечно, когда ты летишь в самолете и пренебрегаешь инструкцией сначала надеть кислородную маску на себя, а потом на ребенка, то это может закончиться фатально и для тебя, и, как следствие, для ребенка. Но бывают и совершенно другие ситуации, когда инструкция говорит: накажи, а совесть — покрой любовью, потерпи…
— Мне кажется, способность принять решение, решительность нужны человеку прежде всего в деле его спасения. Ведь именно здесь мы подчас проявляем удивительную нерешительность, малодушие и… беспечность. Недавно от одного знакомого, человека в солидном уже возрасте, услышала: «Стал бояться смерти, потому что окажусь, уж наверное, в аду». Я ему: «Но ведь у Вас еще есть время!». — «Есть, но, знаете ли… Сложно все это…»
— Человек сегодня бежит от любого труда. Труд — это то, что для человека трудно. Люди устроены по-разному. Одному человеку нетрудно, скажем, разгружать вагоны, зато трудно было бы весь день сидеть в офисе. А другому наоборот. Но вот душой работать, с собой что-то делать, себя изменять, со страстями своими бороться — это всем очень трудно. А христианская жизнь — она с этим трудом сопряжена, совершенно неразрывно связана внутренней связью. И поэтому человек, убегая от внутреннего труда, от христианской жизни убегает. Отсюда и рождаются эти слова: да, наверное, да, подумаю, да, может быть, в следующий раз… Но время-то, оно сокращается, и чем дальше, тем меньше времени, да и сил все меньше остается на то, чтоб заняться, наконец, собой.
Я думаю, что беспечность эта людям во все времена была присуща. Но мы к тому же живем в такой период, когда и технические достижения, и сам характер окружающей нас жизни всеми возможными способами человека к этой беспечности, безответственности подталкивают. Потому что человек, которому трудно, у которого действительно возникают серьезные проблемы, приходит домой и упирается в экран телевизора или в монитор компьютера. И до поздней ночи будет лазать по каким-то сайтам, по соцсетям, смотреть забавные ролики в ютубе. Если это плохо успокаивает, он возьмет еще несколько бутылок пива. И так — до поздней ночи, до тех пор, пока не упадет как подкошенный. Вот так человек создает себе беспечность — и сегодня, и завтра, и послезавтра. Собственно, для него каждый день будет завтра — сегодня можно посмотреть телевизор, уткнуться в компьютер, выпить пива и принять снотворное, а все серьезное на завтра отложить. А назавтра он к самому себе через все это уже не пробьется. И по этой причине молиться не сможет, потому что молитва — это общение двух личностей, человека и Бога. А человек себя найти не может, поэтому не может к Богу обратиться, и не представляет себе, Кто есть Бог. Поэтому молитва обессмысливается — человек говорит: «Пытаюсь молиться, но ничего, кроме слов». Бог человека с периферии перемещает к центру, а там, в центре, только он и Бог, там больше никого нет. Вот почему радость с человеком всегда есть кому разделить, а вот боль никто с ним разделить не может. Там, внутри, он остается наедине — сначала с болью, а потом с Богом. Хотя иной человек и в этом состоянии может Бога не встретить. И это уже ожесточение сердца.
Журнал «Православие и современность» № 37 (53)
