Монашество – это творчество
– Отец Нектарий, мы часто говорим, что христианство и монашество, в частности, – это мученичество. Две трети русских святых – это пострадавшие за Христа прямо или косвенно. Ярким примером мученичества стал многострадальный XX век, явивший миру сонм Новомучеников и Исповедников Христовых. В святцах поименно известно около 2700 русских святых, из них Новомучеников – 1765 человек. А в наше время что является мученичеством в христианской и монашеской жизни?
Монашество есть бескровное мученичество
– Вопрос о том, какое страдание представляет для человека большую угрозу и какое страдание мы переживаем сильнее – телесное или душевное, стоял всегда. Если говорить о монашестве, то здесь речь в первую очередь идет скорее о страданиях душевных – это мученичество бескровное. Как правило, человек принимает монашество, потому что стремится быть как можно ближе к Богу. Со временем человеку открывается в нем самом то, что ему мешает быть с Богом: бездна греха, страстей, несовершенств становится источником мученичества для человека, источником его страданий. Чем серьезней человек относится к себе, к своей внутренней жизни, чем глубже он этой жизнью живет, тем больше он ощущает боль, сильнее страдает.
У преподобного Силуана Афонского есть такая мысль, что чем больше любовь, тем больше страдания. Может быть, он говорит здесь о любви к людям, но и чем больше человек любит Бога, тем острее, болезненнее переживает повседневные трагедии: свои несовершенства и постоянные измены, большие и малые предательства по отношению к Богу. Если говорить о нашем времени, то ко всему этому присоединяется отсутствие ясности образа той монашеской жизни, которое настоящему периоду соответствует. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорил, что «обстоятельства не меняют сущности, но оказывают на сущность существенное влияние». Он писал это о своем времени, рассуждая о путях и судьбах монашества в России XIX столетия, но это актуально и сегодня.
Монашество – это то, что передается человеку как некая традиция, нечто, что он должен принять по преемству. Это то, чему трудно и в какой-то степени невозможно научиться из книг или самостоятельно, потому что учителем тут является Сам Господь. И процесс этот очень сложный, мучительный: человек нащупывает дорогу, теряет ее, вновь находит, опять теряет. И самое главное, что вокруг мало оказывается тех, кто реально может человеку помочь.
Преподобный Макарий Оптинский в одном из писем писал: приходит человек в монастырь, видит там расслабленную жизнь и сначала, подкрепляемый ревностью к монашескому житию, осуждает эту расслабленность, а потом показывает то же самое, а зачастую еще и хуже.
Нам самим, будучи не раз «сдернутыми», нельзя забывать, что наш путь направлен именно на Небеса
Бывает, человек устремляется к высоте монашеской жизни, но встречается с реакцией на свою ревность, созвучной фразе из Патерика о том, что если увидишь юного, восходящего на Небеса, сдерни его вниз за ногу. С одной стороны, это верно, ведь многие начинают путь восхождения на Небеса недолжным, опасным для себя образом, а с другой – мы настолько привыкли всех «сдергивать за ногу», что забываем: на Небеса человека надо и подталкивать. И самим не забывать, будучи не раз «сдернутыми», что надо туда все-таки стремиться, и наш путь направлен именно на Небеса.
У известного австрийского психолога, «отца» Третьей Венской школы психотерапии Виктора Франкла есть замечательная мысль: если человек хочет быть человеком, ему нужно стараться быть лучше, чем он есть, тогда он и будет человеком. А если человек будет «просто оставаться» человеком, то это приведет к скатыванию к животному состоянию. В монашестве то же самое. Монашество – это постоянное движение в верхнюю точку, стремление к жительству сверхъестественному. Если этого движения, стремления вверх нет, то будет происходить нисхождение вниз, к нижеестественному уровню.
Художник: Юрий Юдаев
– Как этого не допустить?
– А в этом и состоит мученичество, поскольку двигаться вверх крайне сложно и, более того, этому никто тебя не научит. Поэтому монашество – это, безусловно, творчество. Если человек пытается к монашеской жизни подойти формально, исключительно с точки зрения выполнения определенных рекомендаций (посещение богослужений, вычитывание правила, чтение святоотеческих творений и прочее), но внутреннее творчество, внутренняя, очень мучительная работа над собой отсутствует, ничего не получится. Как себя заставить что-то сделать, как свою душу к чему-то подвигнуть? Когда начинаешь регулярно себя и свою душу «толкать» в необходимом направлении, в один прекрасный момент вдруг понимаешь – как именно это делать. Не начав пробовать, не измучившись, понять это невозможно.
Что важнее: христианство или монашество? Конечно, христианство
Вообще, такое мученичество – это сущность не только монашеской, но и христианской жизни в целом. Здесь необходимо правильно расставить приоритеты. Что важнее: христианство или монашество? Конечно, христианство. Монашество призвано лишь определенным образом восполнить недостатки христианской жизни, с которыми мы постоянно сталкиваемся. Монашество – напоминание всем христианам, какими они должны быть. Монаха от любого другого христианина отличают только монашеские обеты, так как каждая душа – христианка и в какой-то степени невеста Христова. Однако во время принятия монашества происходит нечто более глубокое. Хотя монашество и не является церковным таинством, тайна в нем есть. В постриге (даже если человек этого не осознает) душа человека обручается с Богом, сам он может со временем забыть свое расположение, которое было во время пострига, но Господь не забывает. Так же, кстати, не забывают этого и те, кто наблюдает постриг со стороны – враги нашего спасения, духи злобы.
– Одиночество в монашестве – тоже одна из граней мученичества?
– Не только в монашестве. В жизни каждого человека бывают такие моменты, когда он нигде и ни от кого не находит поддержки и понимания. В радости – еще может быть, а вот в скорби человек порой опускается в такую бездну боли, что, кроме Бога, никто туда с ним не сойдет. Как правило, в этой бездне боли человек Бога и встречает. А ежели не встречает, тогда ему бывает совсем худо.
– Как монашествующие должны реагировать на клевету в свой адрес? Должен ли монах защищаться, выступать в свою защиту в СМИ? Известно, что святые нашей Церкви никогда не защищались.
– Во всех случаях образцом для нас должно являться Евангелие и поведение Самого Господа. Мы видим Его действия на суде и в беседе с начальником народа иудейского. Когда Его били, Он говорил: «За что ты меня ударил?» Эти слова все-таки звучат, поскольку они нужны были как свидетельство того, что ни в чем плохом Его обвинить невозможно и беззаконность действий должна была быть очевидна. Однако Христос не отвечал ни Пилату, ни на обвинения тех, кто обрек Его на смерть, так как никто из них не хотел знать правду, правда для них не имела никакого значения. Поэтому не всегда надо молчать, иногда, когда нас в чем-то обвиняют и мы при том не объясним, что было на самом деле, то ввергнем многих людей в соблазн.
Но есть ситуации, когда молчать надо и не стоит ничего объяснять. Когда тебе говорят, к примеру, что ты не умный или плохой человек, это не тот случай, когда нужно оправдываться. Если тебя обвиняют не как личность, а как представителя Церкви, в чем-то, что бросает тень на Церковь, наверное, в некоторых случаях опровергать эти обвинения надо – если они, разумеется, ложные. Вопрос в том, как именно должен происходить момент оправдания, ответа.
Варка каши из топора
– Отец Нектарий, на ваш взгляд, какие внешние и внутренние проблемы в современных русских монастырях наиболее типичны сегодня, и как их преодолевать?
Основные проблемы нашего монашества – отсутствие преемственности и наполнение обителей по не совсем правильному признаку
– Ответ на последнюю часть вопроса был бы самонадеянностью с моей стороны. Насчет проблем скажу так: основные из них – отсутствие преемственности и наполнение обителей по не совсем правильному признаку. Монашество – это традиция, оно должно передаваться из рук в руки и, скорее даже, от сердца к сердцу. Сейчас у нас наблюдается разрыв с преемством. В нашей стране, где были сотни монастырей, после гонений на Церковь осталось две-три обители, где монашество развивалось не по тем правилам и законам, по которым существовало исторически, в то время это была попытка сохранить хотя бы что-то.
Монашество должно определенным образом питаться. Огромное значение имеет, откуда и какие люди приходят в монастырь. По выражению святителя Игнатия (Брянчанинова), монашество – это барометр, определяющий состояние жизни церковной, и сама Церковь – тоже барометр, только уже в отношении жизни общественной.
Мы получили в наследство огромное количество руин и убеждение, что на их месте должны быть восстановлены монастыри (от советского времени нам досталось стремление к показателям). Возрождение монашеской жизни, таким образом, идет зачастую искусственным путем: мы идем не через подвижника и общину, образованную вокруг него (как было раньше), а через стены и пытаемся их кем-то наполнить.
Я уверен, что не нужно строить много монастырей: храмы – да, монастыри – нет. В монашестве важнее качество, а не количество. Отец Иоанн (Крестьянкин) говорил, что прежде чем открывать новые монастыри, надо правильно организовать жизнь в тех, какие уже есть. Иногда в монастырь приходят люди, которым больше некуда идти, жизнь их так помотала. Или бывает так, что в мужской обители трудятся в основном женщины, но тогда это больше похоже на приход с монашеским клиром, а не монастырь.
– Тем не менее, и в таких монастырях спасаются? Возможно, для кого-то это не такая уж и проблема?
Это проблема, потому что не получается выстроить ту жизнь, которая называется жизнью монашеской. Мы сказали, что монашество – это бескровное мученичество, но человек такое существо, которое в силу своей природы стремится к благобытию, – либо к подлинному (бытию с Богом), либо ложно понимаемому (избегание любого дискомфорта и т.п.). И поскольку у человека не всегда получается построить правильную жизнь, он со временем успокаивается, расслабляется.
– Это самообман?
– Именно. Такая опасность сегодня присутствует. Происходит некое искажение сути, содержания монашеской жизни. Преподобный Паисий Величковский стал тем человеком, благодаря которому возродился целый ряд российских обителей, куда приходили его ученики или ученики его учеников и приносили туда науку старчества, монашества. Его стремление к подлинной сути, подлинному содержанию монашеского жития стало впоследствии образцом монашества для многих людей, он создал целую школу монашеской жизни. И мне кажется, что других путей возрождения монашества не существует, в том числе и применительно к нашим реалиям. Здесь нужны люди не только грамотные в административном плане, но и способные собрать монашеское братство, знающие, для чего это братство собирать, имеющие, чем поделиться с братией. Только тогда есть смысл открывать монастырь.
На войну (а монашество – это духовная битва) следует посылать только тех бойцов, кто воевать готов. Отвечать за готовность должен командир. А отправлять бойцов просто как пушечное мясо на убой, что порой происходит от безысходности, – страшно, это большая ответственность. Лучше безысходности избегать. Прежде чем строить башню, говорит Господь, надо сесть и подумать, сможем ли мы ее построить, надо рассчитать свои силы.
Еще одной важной проблемой современного монашества является тот факт, что первоначально монашество существовало как удаление от мира, сегодня этого удаления не происходит. К тому же монастыри должны предоставлять государству бухгалтерскую, юридическую отчетность, обслуживать коммуникации, к которым подключена обитель, вести строительную, хозяйственную деятельность, и кто-то должен всем этим заниматься. Чаще всего на эти направления приходится ставить кого-то из братии и порой оказывается, что жизнь и рабочий день до монастыря у брата были менее напряженными, чем в обители.
При этом у монастырей нет какого-то раз и навсегда определенного бюджета, он плавает и постоянно меняется, нет иногда штатного расписания, оно приспосабливается к нуждам текущего момента – мы же в монастырь людей не на зарплату берем, поэтому все постоянно дробится и меняется. Плюс к этому происходит «варка каши из топора», как я это называю: есть у игумена топор, из которого ничего не сваришь, и котел, и ему нужно постоянно искать кого-то, кто бы согласился в этот котел крупу и масло бросить. Процесс этот тоже творческий, но сочетать его с внутренним монашеским творчеством, о чем мы говорили выше, очень и очень сложно.
Не можешь – не делай
Фото: Трейвис Дав / National Geographic– Одна из проблем – труд не по разуму. Понятно, что человек приходит в монастырь умирать, быть послушным даже до смерти. А есть ли границы такого послушания? Одна бывшая послушница однажды мне призналась, что готова была умирать, но не душой. Много жалоб на нехватку времени и сил на молитву. Об этом постоянно говорят, это обсуждают на монашеских конференциях, но почему трудно что-то изменить?
– Мы часто забываем о такой простой вещи как здравый смысл – не в плане житейского или же светского рационализма. Во все существующее Господь этот здравый смысл, некую идею, вложил, и этот смысл должен присутствовать и в нас, наших действиях, поступках. Преподобный Паисий Величковский по здравому смыслу ушел из монастыря, где наместник сильно ударил его из-за не понравившейся ему капусты, и потом стал примером подлинной монашеской жизни для многих людей. Здравый смысл тут заключался, как думаете, в чем? Святой Паисий понимал, что ему это не по силам – сносить такие удары...
А вот блаженный Акакий из Лествицы знал, что ему по силам дать своему старцу себя забить, и тот его забил до смерти. Какова участь старца? Можно только догадываться. Здесь так: можешь – делай, не можешь – не делай. Мученики за Христа, которые не убегали от страданий, понимали, что у них есть силы пострадать, претерпеть мучения. Те, кто осознавал, что сил недостаточно, бежали. Господь Сам сказал: «Гонят вас, бегите». Перейти в другое место во время гонений для христианина – не грех и не порок. Грех и порок как раз в том, чтобы дерзновенно поставить себя в такое положение, когда у тебя не хватит сил сделать то, что должен. Поэтому все делать надо по силам и в этом состоит здравый смысл.
Отец Кирилл (Павлов) говорил, что спать монах должен порядка семи часов. На Афоне определенное время выделяется на труд, молитву и сон. Если брат вместо того, чтобы отдыхать или молиться, идет трудиться, на него будут смотреть как на опасного человека. Кстати, этим часто на Афоне грешат наши соотечественники. Человек, возлагающий на себя нагрузку большую, чем он может понести, рискует заболеть физически, психически – и в итоге его уже никто не вылечит. Можно уповать на благодать, но в одном человеке упования много, а в другом недостаточно. Это опасный и сложный путь.
Святитель Василий Великий говорил, что наша задача – быть страсто-, а не телоубийцами
Начальствующие должны за это нести ответственность и не забывать, что каждое последующее поколение слабее предыдущего: у пожилых монахов больше порой сил, чем у молодых послушников. Не потому, что послушники ленивые – есть объективные причины физической слабости: мы живем в мире, который отравлен всем, чем только можно, у людей расшатана нервная система, сплошь и рядом астеники – игнорировать эти факты невозможно. Святитель Василий Великий говорил, что наша задача – быть страсто-, а не телоубийцами. Наместник должен по возможности создать в обители такие условия жизни для братии, в которых они смогут заниматься тем, ради чего собрались, и не думали, что им есть, где помыться, что надеть. Бывает и так, что братии приходится ходить в старых, рваных подрясниках, у паломников просить деньги на новую обувь, потому что не в чем ходить. Это не часто бывает, но это есть.
– Да, я слышала о рваных подрясниках и отсутствии материальных средств на обувь от знакомого священника.
– К сожалению, иногда у нас разрыв в жизни наместника и братии колоссальный. Хотя было бы логично, если бы игумен, скажем, ел на трапезе то же самое, что и братия, – так бывает, но далеко не всегда. Игумен должен пользоваться только теми благами, которые ему необходимы. Все должно быть по здравому смыслу.
Начинать надо с молока
– Что такое истинное послушание? Что делать, если «за послушание» склоняют пойти на сделку с совестью, оклеветать брата, написать донос, наябедничать, унизить ближнего – другими словами, пойти против евангельских установлений?
– Мы должны стремиться к послушанию Христу, Евангелию, но не человеку. Эти ориентиры иногда утрачены у людей, приходящих в монастыри. Человек может ошибаться, ему может казаться, что наместник требует от него нечто, противное Евангелию. Казаться так ему может потому, что он обладает меньшей мерой ответственности в отличие от наместника, который видит ситуацию в целом.
Исполняй очевидное – и увидишь, как исполнить неочевидное
Но бывают ситуации, когда все очевидно. Господь устраивает нашу жизнь таким образом: исполняй очевидное – и увидишь, как исполнить неочевидное. Как узнать волю Божию? Бывают в жизни такие обстоятельства, когда не понимаешь, как ее понять. Но если в своей повседневной жизни ты стремишься исполнять волю Божию, а не свою, то в трудный момент Господь тебе подскажет, и ты ясно это увидишь. Это как локатор: его настройки можно сделать либо очень сильными, тонкими, либо постоянно их сбивать. Здесь то же самое.
Как учиться послушанию при отсутствии ясности в вопросе о том, всегда ли от тебя требуют послушания Евангелию или же себе? Во-первых, у человека должно быть намерение слушаться. Во-вторых, послушание не должно лишать человека свободы нравственного выбора, оно должно быть результатом этого выбора.
У архимандрита Лазаря (Абашидзе) есть книга «Голос заботливого предостережения», полностью посвященная вопросу послушания. Она родилась как ответ на полемику о послушании игумена Сергия (Рыбко) и иеромонаха Доримедонта (Сухинина).
– Как монахи должны «пить воду поруганий»? Бывает ли полезным намеренное, насильственное «смиряние» другого? Приносит ли оно духовную пользу или больше вредит? Как «смиряемый» может понять, когда терпение становится во вред?
– «Любящим Бога все содействует ко благу», – говорит апостол Павел. От себя добавлю: не любящим Бога не все содействует ко благу (улыбается). Если человек знает, зачем он пришел в монастырь и какова его цель, если человек зрелый и его выбор монашеского пути сознательный, тогда «вода поруганий» принесет ему пользу. Для человека, не готового к монашеской жизни, не понимающего, чем она является в своем существе, «вода поруганий» показана в минимальных дозах, иначе можно человека погубить.
Сначала поделись любовью, дай человеку ту науку жизни христианской, которая носит первостепенный характер
Как часто у нас происходит: человек приходит в Церковь, в монастырь и вместо любви (которая была среди первых христиан, о которых он читал и которые его вдохновили), находит именно «воду поруганий». А есть ли в людях, предлагающих ее, что-то кроме этой «воды», которую они «пили» в свое время и которой теперь готовы щедро делиться с окружающими? Ты сначала поделись любовью, дай человеку ту науку жизни христианской, которая носит первостепенный характер. «Вода поруганий» – это твердая пища, а надо начинать с молока, когда мы имеем дело с «младенцами» в церковной жизни.
К вопросу «смиряния». Тут все очень просто. Врач подчас, взвесив все «за» и «против», дает пациенту сильнодействующий, токсичный препарат, употребление которого сопряжено с риском, и если это приведет к летальному исходу, его осудят, и он будет отбывать срок. Игумен/игумения не будут отбывать срок в тюрьме, но за каждого, кто к ним пришел и кем они неправильно распорядились, кого они без должной любви «смиряли» и таким образом сломали, они ответят, и эта ответственность гораздо страшнее ответственности врача за пациента. Поэтому когда ты подбираешь лекарственные средства, то должен быть крайне осторожным. Начинать при этом надо всегда с малого, и важно следить за собой: когда ты кого-то смиряешь, ты это делаешь, так как хочешь пользы человеку, или же из-за собственной вредности, гордости, или по принципу дедовщины: меня смиряли, и я теперь смиряю?
Не надо возлагать на людей бремена неудобоносимые. Вспомним принцип первого Апостольского Собора: апостолы опасались возлагать на обращенных из язычников бремя, которое может отвратить их от Церкви. Намеренное «смиряние» уместно лишь в том случае, когда очевидно, что брат или сестра в этом действительно нуждается. Делать это надо деликатно и тонко: нельзя унижать, «уничтожать» человека. И еще очень важно, чтобы человек понимал, что и почему с ним делают. На исповеди или в беседе надо обязательно объяснить брату, почему вы поступаете с ним определенным образом, сказать, что это не потому, что вы к нему плохо относитесь или не уважаете, а потому, что ограничиваете его страсти в какой-то степени. Следует руководствоваться принципом «полезно» и «вредно», а не «можно» и «нельзя».
– Иначе говоря, не должно быть системы запретов и наказаний.
– Конечно. Вы наверняка помните обсуждение историй с «исповедями бывших», потом была волна о вопросах многодетности, проблеме сексуальной жизни в Церкви. На одном из сайтов была публикация о девушке, которую, по ее утверждениям, духовник и церковная жизнь как таковая довели до невроза в этом отношении. Очевидно, что проблема в самой этой девушке, но, разглядев в человеке такие проблемы, можно постараться их выправить, а, не разглядев, усугубить.
Мать может наказать ребенка, но она отдаст за него свою жизнь. Готов ли игумен отдать жизнь за брата?
Поэтому руководители монастырей должны быть здравомыслящими людьми. Они должны поступать даже не как отцы, а как любящие матери, и смотреть на каждого конкретного человека: не приведет ли их «смиряние» к депрессивному психозу у отдельных личностей. Мать может наказать ребенка, в чем-то ему отказать, но она отдаст за него свою жизнь. Готов ли игумен отдать жизнь за брата? Если готов и отдает день за днем, то может много от него требовать. Нужно помнить, что насельники монастыря – это не ресурс для игуменов, это люди, которым они, игумены, служат. Начальники – это верхушка пирамиды, только пирамиду нужно опрокинуть вниз и понять, что ты подо всеми. И что если бы не «эти все», то в тебе не было бы нужды, ты нужен братии и только поэтому находишься на своем месте. Игумен должен жить не для себя, а ради братии и их нужд. Мы все своим местам не соответствуем, мы хуже, чем должны быть, нас Господь ставит на наше служение, поскольку больше некого – ради людей. Мы должны не пользоваться людьми, а им пользу приносить.
– Много говорится о том, что в наше время от начальствующих требуется не строгость, а мягкость и доброта. Как говорил преподобный Гавриил (Зырянов), «если бы преподобный Иоанн Лествичник писал свою “Лествицу” сегодня, то написал бы ее по-другому». Вы согласны, что для современного монаха (да и мирянина) ласка полезнее, чем строгость?
Ласка должна сочетаться со строгостью
– Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) говорил, что уже за то, что молодые послушники приходят в монастыри, мы должны им в ноги кланяться, а не держать их в ежовых рукавицах. Конечно, умеренная строгость и дисциплина необходимы, но для современного светского человека даже элементарные особенности монастырского устава (в определенные часы подъем, трапеза, богослужения, молитва, правила внутреннего распорядка, поведения и общения с насельниками) становятся некими ограничениями, к которым он еще не готов, и для начала он должен привыкнуть хотя бы к этому. Потому что, к примеру, для человека, которого с детства не учили хорошим манерам, уже это является подвигом. Восхождение надо начинать постепенно, с самых простых вещей. Только на таком фундаменте можно построить что-то еще. Ласка должна сочетаться со строгостью: не должно быть избытка одного и недостатка в другом, они должны идти рука об руку.
Невозможно стать хорошим христианином, да и в принципе христианином, или хорошим монахом, и вообще монахом, не став приличным человеком. У нас же зачастую люди это разделяют, считая, что можно стать хорошим христианином (монахом) и не быть приличным человеком...
ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ ПО ССЫЛКЕ
http://www.pravoslavie.ru/103519.html
