Дарья Рощеня , Священник Андрей Лоргус
- Почему «выгорают» священники: интервью с иеромонахом Гавриилом (Бунге)
- «Я понял, почему не хожу в храм: там попы на мерседесе»
- «Тайм-менеджмент» священника: соблюдал график, а человек повесился
- Тайм-менеджмент для священника, который хочет лечь и не вставать
- Как не выгорать эмоционально, помогая людям
«Эмоциональное выгорание у священника? Да по определению это невозможно. Человек же стоит у Престола Божия, а значит, имеет ресурс, который “простым смертным” не снился». Так считают одни. Другие уверены: нельзя устать молиться. Что в первом, что во втором случае выходит, что священник вооружен секретным средством, помогающим отгородиться от усталости, негатива, излишней эмоциональности. Так бывает или нет выгорание у священников? Если бывает, то почему? И чем оно опасно для священника и его паствы? Об этом говорим с психологом, ректором Института христианской психологии протоиереем Андреем Лоргусом.
Выгорают через полтора года
– Выгорание у священников – это надуманная проблема или реальная?
– Это реальная проблема. Выгорания священников в прошлом, о котором сейчас часто любят рассуждать, приводя примеры из жизни дореволюционной России, быть не могло по многим причинам. В основном священник тогда жил принципиально иначе. Сегодня священник, что городской, что сельский, живет такой жизнью, при которой выгорание происходит часто.
С чем это связано? Прежде всего, серьезно изменился образ жизни: бытовой, семейной, социальной, да и церковной. Он стал слишком объемным, чрезвычайно насыщенным. Современный священник должен заниматься всем. Служением, хозяйством, управлением приходом. Недавно на «Правмире» наткнулся на очень хорошее интервью протоиерея Федора Бородина, настоятеля московского храма. В этой беседе он описывает примерное положение современного священника, который оказывается ответственен за десятки разных дел. И это реальная проблема. Вот здесь и происходит выгорание.
– На каком году служения может возникнуть выгорание?
– Выгорание не начинается сразу. Оно имеет накопительный эффект. На каком именно году – сказать трудно. Как правило, первый год может быть и насыщенный, и даже болезненный, но он однозначно проходит на подъеме. В редких случаях сразу же вызывает какие-то тяжелые симптомы, и, скорее всего, это не выгорание, а признак других проблем, среди которых не исключены и патологические состояния. Причем это касается не только священников, но и дьяконов. Я здесь имею в виду здоровье священников, причем как физическое, так и психическое. Если у дьякона, у священника здоровье не стопроцентное, то трудности могут начаться сразу же. В норме признаки выгорания проявляются через полтора-три года, у тех, кто покрепче и поэнергичнее, позже.
Священник Андрей Лоргус. Фото: radiologos.ru
Устал? Да кому сейчас легко?
– А как священники описывают это состояние? Как они узнают, что выгорают?
– Многие священники это вообще никак не описывают. Вы же понимаете, что в нашем социуме есть серьезнейшая установка на труд, вплоть до каторжного. Она так широко и крепко укоренена в народном сознании, что жаловаться на трудности, на изможденность, на усталость, на апатию у нас не принято. Это касается труда и мужчин, и женщин, но у мужчин риск выгорания выше, особенно в тех сферах деятельности, где работа происходит с человеком напрямую.
Обычно первым и главным признаком выгорания является усталость. Священники так и говорят: «Я устал. Я должен отдохнуть, мне нужно расслабиться».
Вторая ступень – это консолидация симптомов в синдром выгорания. Она наступает, когда священник начинает говорить о том, что болен. Болезнь становится алиби, то есть тем, что все принимают: принимает народ, принимает священноначалие. Раз батюшка болен, значит, это объективно. К тому же существуют хронические заболевания, свойственные священнической профессии. Они связаны со статикой ног, с сердцем и сосудами. А то, что батюшка, например, устал – это не объективно, это субъективно. Мало ли что, устал он. Кому сейчас легко?
Батюшки действительно прячут усталость. Потому что где тогда Божественная благодать, «немощь врачующая»? (слова молитвы епископа при рукоположении священника. – Ред.)
Нет, не может батюшка уставать. Он же «питается» благодатью. Понимаете, к чему я клоню? В нашем представлении усталости быть у священника никак не может.
Кстати, это мнение очень часто эксплуатируется в церковной среде, и эксплуатируется деструктивно.
Но когда возникает болезнь, когда человек объективно заболевает, это уже серьезная причина в глазах других, это уже неоспоримое алиби и повод оставить священника в покое.
Важно понимать, что под болезнью священники «скрывают» как хронические заболевания, так и выгорание, а еще депрессию и многое, многое другое.
– А есть ли еще какие-то маркеры выгорания?
– Например, одним из способов преодоления выгорания является алкоголизм. Он может быть как скрытым, так и открытым. Открытый – это когда в приходе все знают, что батюшка пьяница, и даже священноначалие знает, что священник страдает пьянством. Но, поскольку в нашей русской сегодняшней среде пьянство и алкоголизм является лояльным бедствием, то его никто не порицает. Его скорее оправдывают, мол, да кто у нас не пьет? К пьянству в России особое отношение, поэтому алкоголизм священника почти не является пороком. Пороком является разнузданное поведение пьяницы. Но если человек пьет, службу несет, никого алкоголизмом своим не донимает, то к нему отношение вполне уважительное. Его алкоголизм не унижает человеческое достоинство. Отсюда – пассивное поощрение алкоголизма.
Увы, очень многие священники выгорание сами пассивно прячут за алкоголизмом. Это факт. При этом одни уверены, что таким образом можно вылечить свое напряжение. Другие думают, что им просто деваться некуда от усталости, а по-иному у них не получается. А третьи убеждены: ну я же пьяница, что с меня возьмешь? И тогда получается, что алкоголизм, как и болезнь, тоже становится алиби.
Спасся, уйдя за штат
– Выходит, выгорание чаще проявляется либо в алкоголизме, либо в болезни?
– Порой оно достигает предельной точки. Человек уже не может ни жить, ни есть, ни спать, и тогда он, как это называется на языке психологии, разрывает социальные связи. Он может порвать со службой, с приходом, со священноначалием, с семьей, с друзьями, с врачами в том числе. Обычно происходящее мы называем срывом. Хотя на самом деле срывов перед этим бывает несколько. И происходящее вовсе не срыв, а уже настоящий разрыв. Сам человек говорит: «Больше не могу, не хочу, не пытайтесь меня уговорить».
Хорошо, если такому священнику удается уйти «за штат», зажить другой жизнью. Я знаю немало таких примеров, причем удачных. Но когда священнику не удается уйти за штат добром, а от него по-прежнему требуют выполнения служебных обязанностей, тогда наступает либо болезнь, либо алкоголизм, либо разрыв социальных связей.
В последнем случае священник совершает «церковно-общественное самоубийство». То есть он складывает с себя свои церковные полномочия и уходит в никуда.
Это огромная трагедия для Церкви, для людей, для самого человека в первую очередь. Такие примеры есть. Их мало. Гораздо больше примеров, когда священники все-таки за штат уходят по болезни. И продолжают активно трудиться, работать, писать, развиваться, и в общем себя тем самым спасают. Но складывающееся таким образом положение вещей, когда человек вынужден отказаться от дела, которому мечтал посвятить свою жизнь, все-таки часто результат именно выгорания.
– И все-таки не до конца понятно, при каких условиях церковное служение может быть не по силам?
– Если бы было только одно священническое служение, не было бы никакого выгорания. Проблема в том, что современный священник погружен во множественные социальные и хозяйственные связи. Он должен, если он настоятель, решить массу хозяйственно-административных вопросов, финансовых, да и канонических проблем. Даже рядовой священник призван участвовать в каких-то социальных делах: писать отчеты, ходить на собрания и конференции, делать то, что прикажут…
Мало того, что он погружен в социальную жизнь, административно-хозяйственную, он должен еще каким-то образом зарабатывать на семью, следить за тем, что в ней происходит, детей, наконец, воспитывать. А священнику иногда бывает негде жить, приходится ездить издалека в свой приход. А иногда их бывает несколько. Мы все знаем, как выматывает транспорт, пробки. Кроме того, пресловутая проблема восстановления прихода, церковное строительство. Не удивительно, что это изматывает.
Фото: Vk/Симбирская митрополия
Отношения как причина выгорания
– Правильно я понимаю, что мотивацию к пастырскому служению священник теряет, когда вынужден решать сразу много разных проблем?
– Не только. Есть еще одна важная особенность – совесть. Совесть священника, которая приходит в конфликт сама с собой в результате столкновения с административными, нравственными и финансовыми проблемами. Наконец, с проблемами отношений. Это очень важная часть жизни священника: отношения с самим собой, с другими священниками, со священноначалием, с начальством прихода.
Часто в конфликт со священником вступают настоятель, староста, казначей. Во всяком случае, так было до недавнего времени. Сейчас по большей части настоятели – сами командиры приходов. Тем не менее, и этот нюанс имеет место быть. Отношения – это очень важный аспект в вопросе выгорания. Не складывающиеся отношения, непонимание может быть тем, что усугубляет состояние человека, а иногда становится причиной выгорания.
– Да, но существует расхожее мнение, что у священника выгорания не может быть по определению. Служение Богу не может утомить и обесточить человека. Служение – это то, что держит тебя на плаву. А если вдруг выгорание появилось, то достаточно усилить молитву и все вернется в норму.
– Помимо служения у священника масса других не богослужебных обязанностей, которые он должен исполнять. Там-то и происходят главные затраты ресурсов, а не в церковной службе. Служба как раз милое дело. Ах, если бы священник только служил! Так это была бы красота!
В том и дело, что служить не дают дела: надо ехать куда-то, делать что-то, а там краска, а там жесть, а там две уборщицы поругались между собой, там хор говорит, что «все, больше петь не будем, уезжаем», а там на службу никто не пришел и кадило разжечь некому. Да мало ли какие еще проблемы, но вы же понимаете, что это к богослужению не относится.
– Согласна. Но мы же профессию священника не воспринимаем как профессию, мы ее читаем как судьбу, как призвание, как миссию.
– Так и есть.
– И вот обывателю кажется, что все эти приземленные (светские) проблемы, о которых вы говорите: начальник злой и давит, а я не умею отпускать и расслабляться, а там нагрузка большая, а я не умею перераспределять обязанности, а там проблема в кадрах, – это все пусть и касается священника, но у него ресурс, которого нет у других. Он может прийти, отслужить литургию, и это его окрылит, все невзгоды и печали снимет как рукой.
– Да, литургия – окрыляет. Да, дает ресурс, дает отдохновение, дает радость. Но помимо этого на священнике лежит колоссальная нагрузка, она никуда не девается, проблемы сами не решаются. Работать надо. Понимаете, если бы у священника было лишь служение литургии, про выгорание, как это было до революции, можно было бы и не говорить. Случаи выгорания в дореволюционной России были, но крайне редко.
Сегодня проблема вовсе не в богослужении, она лежит в плоскости отношений со священноначалием, приходом, она часто в безденежье. Вот где проблема. Мы читаем интервью священников, да того же протоиерея Федора Бородина. Сколько там горечи, в которой слышится упрек прихожанам. И это справедливый упрек: как служить и радоваться – так вместе, а как решать проблемы – я один, или почти один. Почему?
И разве выгорание происходит потому, что батюшка литургию не служит? Да служит, и много. Выгорают не в этом, выгорают в том, что помимо, в том, о чем я говорю – это не традиционная загрузка священника. Не должен священник заниматься всем этим один.
Если говорить начистоту, то раз уж общественное сознание рассматривает деятельность священника как миссию и как служение, тогда, ребята, освободите его от административно-хозяйственных забот. Раз у него миссия, так пусть будет миссия.
Раз он «не от мира сего», так пусть будет не от мира сего. И все.
Возьмите все на себя и не заставляйте одного священника решать по триста пятьдесят дел в день, отвечать на сотни звонков, организовывать десятки встреч и подписывать миллион бумаг и договоров. Ведь от этого народ церковный теряет, потому что священник перестает молиться о том, о чем должен. А молится, чтобы Господь послал ему деньги на зарплату клира, на коммунальные расходы и крышу, которая течет.
Те, кто говорит, что у священников есть ресурс и нужно просто больше молиться, тогда не будет выгорания – глубоко не правы. Сегодня священник оказался и швец, и жнец, и на дуде игрец, а не только молитвенник. Немудрено тут выгореть. Согласитесь, что все это не имеет никакого отношения ни к молитве, ни к богослужению.
Фото: Vk/Симбирская митрополия
Должен вести за собой, а лежит пластом
– Выгорание – довольно страшный термин. Представляется нечто выжженное, быть может, сохранившее оболочку. Выгоревший священник – каков он? Как его все-таки узнать?
– К сожалению, выглядит он очень и очень страшно для меня, и как для священника, и как для христианина. Во-первых, выгоревший человек – это портрет хронической усталости. Во-вторых, портрет физически больного человека. Мы о нем можем сказать, что он астеник, истерик, это уже признаки психического нездоровья. В-третьих, это человек в унынии. У него есть признаки цинизма, есть рассеянность, тоска во взоре, потому что он только и думает о том, как бы дожить до отпуска, до выходного дня. Словом, портрет страшный с точки зрения того высокого служения, к которому он призван. Понимаете, когда обычный человек наделен такими печальными качествами – это одна беда. Но когда священник – это сразу десять бед.
– Что вы имеете в виду, почему?
– Да потому, что священник – это духовный лидер. Он должен людей вести за собою. А куда он может их вести, если сам не идет, а лежит пластом?
– Как это на прихожанах отзывается?
– Люди в разочаровании. Кто-то, конечно, сострадает, а кто-то берет и уходит. Такой священник многим просто не интересен. Его спрашивают о чем-то серьезном, а он отшучивается, например. Причем бывает, что это шутки на грани. Понимаете, есть вещи, над которыми нельзя шутить. Например, приходит прихожанка и задает глубокие вопросы, аскетические. Священнику надо бы терпение и внимание, чтобы объяснить ей, что и как, наивность, может быть, ее или неинформированность. А у батюшки на это нет сил, потому что не может он в тысячный раз про умную молитву говорить, и вместо того чтобы направлять, он начинает над такой прихожанкой шутить, смеяться, а порой и издеваться. И люди уходят, потому что не получают ответа искреннего, теплого, человеческого.
Если вы слышите, что священник слишком грубо выражается или его шутки становятся циничными, знайте, это выгорание.
У нас в Москве есть несколько известных священников-проповедников, которые в проповедях, в беседах допускают грубости, сарказм, цинизм, даже хамство. И это лицо выгорания, а не характер священника.
Не путайте выгорание с кризисом веры
– Не путают ли некоторые выгорание, если признаются в нем, конечно, с утратой веры, с обнаружением отсутствия ее в себе?
– Кто-то путает, а кто-то знает, что это другое. Кризис веры имеет совсем другую динамику. Это тоже событие очень важное в жизни христианина и в жизни священника. Да, приходит кризис веры, наступает и кризис призвания, но все это нормативные кризисы, которые должны произойти. Безусловно, часто они связаны с выгоранием. Но вернее будет сказать, что выгорание усугубляет, утяжеляет не только кризис, но и его динамику. И все-таки это другое.
Vk/Симбирская митрополия
– То есть речь не идет о том, что человек перетрудился в молитве? В ней нельзя перетрудиться?
– Можно и очень даже легко. Как известно, заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Многие «подвижники» умной молитвы, которые не знали, как ее творить, попали в психбольницу. Я слишком прямо выражаюсь, но это факт, увы. Со священниками это крайне редко бывает. Однако это факт: можно перетрудиться, особенно если усердная молитва происходит без опытного руководства, без опытной подсказки. На скорой увезут. Но это не про выгорание.
– Куда деваться священнику, который переживает выгорание? Куда на деле он может обратиться за помощью? Вы, как психолог-практик, какое здесь видите решение и перспективу, как возможно поддерживать священников?
– Мне приходится этим заниматься, но священники не только ко мне обращаются, у меня и моих коллег уже накопился достаточный опыт. Здесь мы наблюдаем некоторый прогресс: священники теперь обращаются не только к психологам в сане, но и к обычным психологам. Поэтому очевидно, что выход есть. Обращение к психологу я считаю вполне адекватным решением. Единственное, оговорюсь, что, конечно, психолога надо выбрать. Это должен быть человек одного с ним духа, который понимает, что происходит и с кем он имеет дело. Но главное – это должен быть профессиональный психотерапевт, который знает, что такое выгорание и как с этим работать.
Вторым аспектом в решении проблемы я считаю семью. Очень важно, чтобы у священника была поддержка в семье. Вы даже не представляете, насколько это важно. Если такой поддержки нет, это серьезный фактор риска усугубления проблемы.
Третьим аспектом является поддержка собратьев-священников. К сожалению, ее очень трудно найти, потому что большинство священников прячут свои проблемы от собратьев. Дело в том, что прошедшие через проблему люди могут серьезным образом поддержать тех, кто в проблеме только оказался, могут подсказать какие-то простые и полезные вещи.
Конечно же, идеально, чтобы были реабилитационные центры, например, на основе монастырей или малолюдных приходов, куда священник мог бы приехать на месяц и послужить, потихонечку с помощью специалистов выходить из состояния выгорания. Надеюсь, что в будущем так и будет. Пока люди это практикуют в частном порядке: если отпустят с прихода, то отдохнут, если нет, то сами понимаете.
Вернуться к активной жизни выгоревшему священнику вполне реально. Только надо иметь в виду – есть вещи необратимые. Если священник дошел до тяжелой стадии выгорания, то он никогда не вернется к прежней сверхактивной жизни. Он может вернуться к служению, в семью, да даже и счастлив будет, но лишь в меру своего нового состояния.
