Глубокая личная убежденность в правде христианства и добрый юмор – «фирменные» черты профессора Московской духовной академии Алексея Ильича Осипова. Говорят, его лекции – лучшее, что было сказано о Православии в последние годы. Аудиозаписи и тексты нескольких из этих лекций мы предлагаем вниманию читателей.
Чем характеризуется наше время? Очень многими чертами. Но одна из них и, может быть, самая показательная и свидетельствующая о такой специфике, которой, может быть, мы никогда не имели. Самая определяющая черта современности заключается в том, что происходит все большее и усиливающееся смешение добра и зла.
Сейчас мы дошли до того, что критерии, которые когда-то очень четко отделяли добро от зла, красоту от безобразия, истину, – лучше сказать, правду, – от лжи, сейчас буквально стираются. Были грани, были пороги – пороги срубаются, грани уничтожаются, межи исчезают.
И действительно, мы сейчас стоим перед очень большим вопросом: что такое хорошо и что такое плохо? Кстати, этот вопрос о духовности, который обозначен в качестве тематики сегодняшней встречи, может быть, наиболее хорошо показывает то, перед чем мы стоим.
Действительно, что такое духовность? Сейчас так часто обращаются к этому термину, так много говорят о необходимости духовности, о восстановлении духовности, о том, что бездуховный человек – это ужасный человек. А что такое духовность? Здесь мы подчас сталкиваемся с весьма большой многозначимостью. Что разумеется в наше время под духовностью? Это же вопрос очень важный.
Кстати, очень много основополагающих понятий в нашем языке не имеют не только точных определений (это даже не беда, что не имеют точных определений), а нет даже точного представления, ясного ощущения того, что это есть на самом деле. Духовность как раз относится сейчас к этой категории.
Я полагаю, что одна из причин такой глубокой неясности, которая сопряжена с этим понятием, заключается в том, что несколько десятилетий, более 70 лет, очень активно шла работа по буквальному вытравлению этого понятия. Этот термин или игнорировался, или подменялся такими вещами, о которых подчас просто недоумеваешь.
Религии и истина
Итак, перед чем мы сейчас стоим? Что разумеется под духовностью? Любопытно было бы провести опрос. Это было бы замечательно, и это следовало бы сделать: что сейчас человек разумеет под духовностью? Можно попытаться и предложить несколько вариантов, которые будут отвечать действительности. Лучше сказать не «что такое духовность?», а «кто является духовным человеком?»
Наверное, мало кто будет возражать, если мы скажем, это человек образованный. Особенно если он эстетически образованный. Это человек, обладающий большой эрудицией, хорошим знанием литературы, искусства, музыки. Человек воспитанный, знающий правила поведения и ведущий себя соответственно. Он невольно вызывает к себе уважение, этот человек. Это одно из понятий, которое достаточно широко распространено. Действительно, говорят: этот человек очень духовный.
Я не говорю уже о том, что часто под духовностью разумеются вещи, которые относятся к категории религиозного сознания. И если здесь между секулярным определением духовности, о котором я только что сейчас говорил, и религиозным чувствуется различие, даже не зная, что в религии понимается по духовностью, чувствуем, что это не то; то если мы коснемся различных религиозных интерпретаций духовности, то здесь уже часто бывает темный лес.
Все религии говорят о духовности, может, чем-то они и отличаются, но, в общем, все духовное. А ведь если попытаться отнестись к этому понятию аналитически и немного более скрупулезно, не обобщая, а попытаться более конкретно выявить содержательный
смысл этого понятия, то с чем мы имеем дело? Ведь когда мы говорим о духовности, то интуитивно даже предполагаем что? Нечто возвышенного, нечто высокое, если хотите, самое высокое, что может быть у человека, то есть то, к чему он наиболее стремится или что у него заложено в душе, и хотя бы сейчас он был не таковым, но, тем не менее, он предполагает, интуитивно чувствует, ощущает.
То есть в конечном счете, духовное – это то самое высокое, самое последнее, самое лучшее, что человек чувствует, переживает или, даже не осознавая, стремится к чему. В религии обычно понятие духовности связано с понятием Бога, естественно, поскольку Бог, ясно, должен быть существом духовным. Это само собой разумеется. И может быть, здесь мы и поймем: если понятие о Боге в разных религиях, действительно, по существу отличается друг от друга, то, по-видимому, и понятие духовности и духовность, наверное, должна тоже отличаться очень серьезно.
Оказывается, в религиях, в каждой из них, свое понимание. При этом подчас это понимание может очень серьезно отличаться от другого. Есть такая мысль, что все религии ведут к одной цели. Эта мысль очень распространенная, ее часто повторяют. Теософы даже своим девизом поставили такие слова: «Нет религии выше истины».
Это звучит очень здорово, правда же, до чего красиво звучит. Вообще, я много раз замечал, что есть такие сильные фразы, настолько сильные своим эффектом, настолько они поражают вдруг сознание человека, что человек даже подчас не задумывается об их смысле. Ведь подумайте только: нет религии выше истины. Ну звучит просто потрясающе.
А если немножко разобраться, что это значит: нет религии выше истины? А истина – что такое? Это значит, что ни в какой религии нет истины, или что? Или истина вне религии? Или истина и религия – это вещи, в конечном счете, никогда не могущие совпадать друг с другом?
Вообще, что стоит за такой фразой, великолепной, блестящей фразой, которая блестит и сверкает? Непонятно что. Этим перечеркивается только одно, что, в конечном счете, ни одна религия не может претендовать на действительное, положительное, полноценное знание истины. Истина вне как бы стоит, над всем этим. И в таком случае мы вообще не знаем, а где же искать эту истину.
Так вот оказывается, что в каждой из религий, в силу различных представлений, которые присущи этим религиям о Боге, и свое понимание духовности, особое и подчас принципиально отличающееся от других представлений. Мне кажется, стоит поговорить об этом, поскольку эта тема как-то довольно часто уходит из человеческого сознания и, по крайней мере, не имеет она столь широкого участия, как этого бы хотелось. И всему виной эта теософская идея о том, что все религии ведут к единой цели.
Искушение божеством
К примеру, возьмем одну из древнейших религий, которая существовала задолго до христианства и существует до настоящего времени, имеет сотни миллионов своих представителей, и которая особенно сейчас, особенно в XX веке в связи с развитием средств массовой информации и связи, стала доступной Европе, Соединенным Штатам, а теперь и нам. Случилось это совсем недавно, началось в конце прошлого столетия. Я говорю об индуизме.
Индуизм был достаточно закрытой религией. Фактически ее внутреннего содержания почти никто не знал. Содержание ее скрывалось от людей. Может быть, первым, кто открыл ее для всеобщего обозрения, был знаменитый йог Рамакришна, слова которого, беседы, учения, в конечном счете, были опубликованы и известны в книге «Провозвестие Рамакришны». Правда, нужно сказать, что очень многие йоги обвиняли его в том, что он открыл невеждам и профанам, под которыми разумеются европейцы, американцы и так далее, сокровенное содержание индуизма. Но это первая реакция, удивительного в этом нет.
Но особенно познакомил Европу и нас с духовностью Индии его знаменитый ученик – Вивекананда. Он знаменит тем, что получил, наряду с практическим образованием в Индии у самого Рамакришны, и европейское образование, то есть сочетал в себе практику индуизма с теоретикой Европы. Он был знаком с европейским мышлением, вот он и предпринял попытку ознакомить европейский мир, цивилизованный мир с индуизмом как таковым, в частности, с его главнейшей системой – ведантой.
Он предпринимает целый ряд поездок в Соединенные Штаты, Европу, выступает с циклами лекций, производит ошеломляющее впечатление на интеллигенцию. Что он проповедует? Действительно, вещи, в высшей степени любопытные. Веданта не знает никакого другого бога, кроме человека: «Бог для меня – это есть человеческое тело или человеческая душа».
Это потрясало совершенно всех. Мы же прекрасно знаем, что такое индуизм – это многобожие, политеизм. Когда я спросил: «Сколько у вас богов? Наверное, у вас сотни богов?», мне ответил чиновник из министерства: «Ошибаетесь, у нас миллион богов». Я говорю: «Извините, не предполагал этого».
Политеизм, бесчисленное множество, всюду. В разных провинциях чтятся свои боги. Есть высшие. Это бесконечная вереница. И вдруг здесь Вивекананда заявляет о том, что бог в веданте – это человек, человеческое тело или человеческая душа.
Хорошо, это центральная идея. А что из нее следует? Очень любопытные вещи. Веданта прямо провозглашает: человек, ты должен всегда осознавать и всегда думать и внедрять в свое сознание, так, чтобы проникло во все твое существо, мысль о том, что ты, человек, есть Душа с большой буквы.
Эта вещь, видимо, то, что он хотел сказать, непереводима, но непереводима по той простой причине, что индуизм, будучи системой многобожия, политеизмом, по существу своему, тем не менее, является пантеистической системой, то есть утверждающей, что существует некое духовное начало, не просто пронизывающее насквозь все наше бытие, а само наше бытие, все, что мы видим, чувствуем, переживаем и осознаем – все это есть ничто иное как проявление этого единого начала.
Отсюда Вивекананда делает потрясающие выводы: человек только тот велик, кто может сказать о себе: «Я все знаю, я всемогущий, я всесильный». Замечательно.
Итак, основным стержнем человеческой психологии, человеческой духовности по концепции веданты, которую выразил наиболее громкий и авторитетный учитель (и он остается до сих пор великим авторитетом индуизма), по этой концепции, оказывается, духовным содержанием человека должно быть ничто иное, как приобретение им сознания того, что он безгрешен, что в нем нет никаких слабостей, что все то, что называется грехом (я почти цитирую Вивекананду), это только рябь на воде, а ты всегда остаешься существом прекрасным, всесильным, всемогущим. Сама идея слабости, идея сознания какого-то греха не должна присутствовать в человеке. Ты безгрешен всегда, ты свят и всемогущ.
Если кто-то интересуется, можете посмотреть. Книга Вивекананды издана в начале нашего века, где-то в начале 1900-х годов, называется «Джняна-йога». Кстати, когда читаешь ее, то для человека, который когда-либо держал в руках Библию, сразу невольно вспоминается самая первая глаза, почти первые строки ее, когда вдруг… Помните самый первый сюжет, повествующий о грехопадении человека?
Удивительная там дается картина, когда этот некто, Змий, обращаясь к Еве, говорит: «Вы будете как боги». Она посмотрела – плод изумительный, прекрасный. Что значит плод в данном случае? Речь не о яблоке, конечно. А о чем? Какая красота, мы же будем как боги! И для этого достаточно что-то сорвать. А что сорвать? Плод-то как назывался? Познания добра и зла.
Если взять с точки зрения еврейского языка эту фразу «познание добра и зла», это одна из идиом языка, означающая полноту знания. Ту полноту знания, которой обладает только
Бог по определению. Все тварное, естественно, не может иметь такой полноты знания по своему существу. Еще раз говорю, по определению. И вот то есть Бог — и то есть человек.
И вдруг идея обладания полнотой знания. Действительно, плод изумительный, невольно привлекает. Но здесь есть и другая сторона в понимании этого прекрасного плода, на которую также обращают внимание интерпретаторы Библии. Эта сторона заключается вот в чем. Познание плода добра и зла. Почему добра и зла? Достаточно было бы плода зла, тогда будет все понятно – смерть и умрешь. Не правда ли? Все было бы ясно.
Почему добра и зла? Что за странность такая? При чем тут добро? Напоминаю еще раз, что древо познания добра и зла, не вкушай, иначе смертью умрешь. Буквально загадка – при чем тут добро.
Оказывается, ведь мы, люди, по природе – все-таки люди, а не какие-то дьяволы. И нас очень просто тоже не заставишь идти на зло. Есть в нас великое чувство святыни и правды, и истины. Есть то, что мы называем чувством совести, чувством добра. И когда мы увидим прямое зло, мы отшатнемся от него. Посмотрите, как мы реагируем на какие-нибудь ужасные случаи. У людей возникает гнев, подчас праведный, когда говорят о некоторых страшных преступлениях.
В человеке в самой природе заложено чувство добра и гнева против зла. Просто так в чистом виде человек зла не примет. Надо создать личину добра, смешать с добром, перемешать с ним, когда и не поймешь. По-моему, кажется, это добро или зло. Что-то кажется не то, а может быть, и то.
Вот эта перемешанность, это смешение, эта вакханалия, когда бочка меда и ложка дегтя. А потом можно постепенно менять пропорции, и дойдем до бочки дегтя и ложки меда. Только нужно постепенно, сразу не нужно это делать. Вот это смешение добра и зла только дает возможность принятия человеком этого, но это само по себе смертоносно. Там же зло содержится.
Это второй аспект понимания одного из самых первичных, фундаментальных понятий библейского сознания, которое стало христианской истиной о том, что же совершено в начале, что произошло с человеком. Что произошло? Более того, ну ладно, что и произошло. Был Наполеон и нет его – ну и что? Нет, не просто произошло.
Самое интересное и важное другое – не произошло, а произошло и происходит. То есть, это не акт какого-то момента, может быть, даже внеисторического характера, может быть, до начала истории здесь или в самом начале истории человеческой. Это не то, что мы проходим по истории древнего мира или истории религии.
Это факт, продолжающийся в каждой личности. Это то искушение, которое стоит перед каждым человеком. Вы понимаете, что сказано там? Не просто перед первым человеком, а перед каждым затем человеком происходит то же самое – искушение почувствовать себя божеством.
Вивекананда откровенно это выразил, без всякого сомнения, прям, как топором: ты божество, ты бессмертная Душа с большой буквы. Он не нашел другого слова, хотя он знал английский язык, знал наш менталитет, наш понятийный аппарат. Но он стоял перед сложнейшей задачей. С одной стороны, он не верил ни в какого личного бога, как вы видите. Нет бога. С другой стороны, он понимал, что европейцы – в основном, народ религиозный, и у них есть понятие Бога как существа личностного, духовного существа. Как он мог сказать? Он нашел такой термин, я бы сказал, с серединки на половинку, устраивающий и тех и других – Душа. Ты, человек, вечная, бессмертная, всесильная, святая душа. Вот ты и есть божество.
Вот вам одна концепция духовности. В самой сердцевине ее утверждение, которое для библейского сознания, для христианского сознания является первым грехом, потрясшим саму природу человека, потрясающим до настоящего времени, утверждающим, что сама эта идея, мысль – сорвать этот плод, то есть объявить себя, я был никем и сразу стал всем, я так объявляю, ничего не сделав, никакого труда, никакого усилия, просто преступив и
все, ворвался в царский дворец, пристрелил императора и сам сел на трон, и я сразу император.
Духовность Вивекананды – это духовность гордыни. Именно так. Надо называть вещи своими именами. Кстати, Вивекананда скончался очень рано. Ему было всего 33 или 34 года, совсем немного. И скончался, я бы сказал, ужасно. Время от времени йоги впадают в состояние экстаза, или саматхи. Это является у них той точкой, к которой они всегда стремятся. Правда, они не всегда могут только входить в это состояние, ибо это состояние требует отдачи, концентрации всех человеческих сил – физических, интеллектуальных, эмоциональных, душевных – всех. Поэтому человек, который впадает в это состояние, подобен трупу, но не просто трупу.
А он в это время находится в скорченном, ужасном с точки зрения внешнего наблюдателя положении, в состоянии так называемой каталепсии. Тело его становится каменным, его невозможно ни разогнуть, ничего сделать. Войти-то они в состояние саматхи могут, а вот выйти из него они сами уже не в состоянии. Надежда вся на то, что в человеке что-то, что они не знают, в конце концов, происходит, и естественным образом человек постепенно возвращается к жизни. Вы сами понимаете, что такое сверхпереутомление, сверхнагрузки, сверхперегрузки. Долго человек не может выдержать их. И Вивекананда, в частности, скончался в 30 с небольшим лет, когда он вошел в очередной раз в это состояние и уже из него выйти не смог. Все закончено.
Я привел эту иллюстрацию с тем, чтобы показать еще одно, кажется, религиозное состояние, понимание духовности. Но теперь вы убедились, что религиозного здесь почти ничего нет, а лучше сказать, совсем нет. И вот там нет Бога как такового, как существа, как того, с кем человек может иметь общение, понимания как некоего разумного источника бытия, с которым невозможна даже религия.
Католические модели святости
Религия (это латинское слово) означает связь, соединение. А здесь с кем же я могу соединяться, когда я и есть бог? Не с кем. Все замкнуто на самом себе. Религии нет. Если мы от этого понимания духовности попытаемся перейти к христианскому пониманию, что, действительно, должно бы быть для всех нас интересным, я должен опять огорчить. Оказывается, и здесь мы не имеем одного понимания. Что означает одного понимания? То есть одного и того же содержания. Оказывается, здесь мы находим вещи, также взаимоисключающие.
Это может удивить кого-то, но когда мы соприкоснемся с конкретными фактами, увидим: да, это именно так. Мы находим удивительные вещи. Православное понимание духовности и католическое понимание духовности совершенно различные. И речь идет не о рациональном понимании, не о том, какое дать лучше определение духовности. Какой-нибудь католик-богослов скажет вот так, православный скажет вот этак. Это детские игрушки. Речь идет о понимании духовности.
Мы все, независимо от мировоззрений, прекрасно понимаем, что человек хоть чем-то, но отличается от животного. Вот это отличие, в частности, характеризует человека. И в частности, называем, в чем состоят эти отличия. Человек имеет другой ум, интеллект, которого нет у животных. Он имеет способность самоанализа. Человек имеет способность переживаний, таких, которые, если быть уж совсем корректным, животные, конечно, не имеют. Человек способен к религиозным переживаниям, к познанию самого Бога. Человек имеет язык, понятийный язык, он имеет свободу воли. То есть он очень многим обладает тем, чем не обладают животные.
Оказывается, духовность сопряжена с душой человека, а, точнее говоря, уже с состоянием этой души, с особым каким-то состоянием души. И духовность может быть очень различной, ибо состояние души различно. И если душа – это духовная субстанция, значит, духовность может быть сама по себе различной. Она может доходить до полного уничтожения того, что мы назовем духовным в человеке. И мы говорим тогда: бездуховный человек. Или может даже сказать, что у него духовность отрицательная. Может иметь какое-то положительное развитие.
Христианство предлагает нечто другое по сравнению с индуизмом, с той же ведантой. Христианская духовность вся ориентирована на те ценности или положительные категории, которые мы находим в Евангелии, в жизни Иисуса Христа, непосредственно в том учении, которое Он дает, если хотите, в самом образе Христа.
И вот здесь опять, оказывается, исторически так произошло, что из одного потока, из одного понимания духовности затем выделяется, отчленяется другой поток, странный, поражающий воображение, но в то же время привлекающий множество людей. Наверное, стоит сначала сказать о католической, для того, чтобы потом предложить православное понимание этого вопроса. Это нужно сказать для полноты картины.
Есть несколько видов католической мистики, которые прекрасно показывают самые центральные нервы католической духовности. Первое, что может, по крайней мере, удивлять православного человека, но что совсем не поражает и не отталкивает людей в западной традиции – это следующий метод достижения духовности. Метод, ведь духовность как-то приобретается, не правда ли? Я думаю, что по методу можно судить о содержании и, в конечном счете, о цели.
Этот метод очень хорошо выражается одним латинским словом, которое составляет центральный пункт, средоточие духовности такого известнейшего католического святого, чуть ли не отца католической мистики, которым является Франциск Ассизский, аскет XIII века. Слово это, ключ ко всей его духовности, по-латыни звучит «компассио», что в переводе на русский язык означает просто «сострадание».
О чем идет речь? Франциск был убежден, что существом человеческой жизни и той высшей ценностью, к которой человек должен стремиться и при которой только он достигнет высочайшего блага и здесь, и там, это переживание страданий Иисуса Христа. Компассио значит сострадание, переживание этих страданий. Именно в это углубился Франциск и на этом пути приобрел то, что не имел ни один аскет никогда и нигде в мире, в христианстве в частности. В конечном счете, у него возникли стигматы – кровяные незаживающие раны на теле. Но не просто на теле.
Франциск, постоянно воображающий себе распятого Христа, концентрируя свое внимание и все свои чувства на тех страданиях, которые Христос мог переносить, в конечном счете, настолько отождествил себя с этими страданиями, что у него возникли на руках, на ногах и на боку кровавые незаживающие раны. Для его учеников это было потрясением. Католическая церковь очень скоро причислила его к лику святых.
В то же время его самосознание было очень интересным. Он говорил: «Я не осознаю за собой ни одного согрешения». Он видел себя святым. Я не комментирую сейчас. Просто предлагаю те варианты, модели, которые имеют место там.
А вот другой пример тоже католической духовности, но другого рода. Знаменитая Тереза Авильская, которая уже в XX веке предшествующим папой была возведена в высшее достоинство католической святости – учитель Церкви. Там все по полочкам у католиков. Учитель Церкви.
У нее мы находим совершенно другое. Она воображает себе Христа как жениха. Начинается с этого, кончается тем, что Христос превращается в супруга. Она начинает его видеть. Она начинает его чувствовать, его переживать. «О Бог мой, о супруг мой». Этот “Христос” ей является и говорит: «Я до этого был твоим Богом. Отныне я являюсь и твоим супругом». И все соответствующие переживания и впечатления. Причем идет методическое развитие в себе этого чувства.
Католическая церковь называет это святостью. И повторяю еще раз, в XX веке, сейчас, в эпоху развития мысли, науки, так вдруг эта особа объявляется высочайшей святой, учителем Церкви, знаменем которой является «о Бог мой, супруг мой».
Еще один момент, связанный с основанием Ордена иезуитов Игнатием Лойолой. Там предлагается нечто иное и рассматривается в качестве образа наилучшей духовности и приобретения человеческого совершенства представление себе картин, библейских картин: как родился Иисус Христос, что там было в пещере, кто там и что говорил. Оказывается, требуется послушать, прикоснуться, потрогать, подумать и так далее. Это непрерывное кино, которое проходит перед мысленным взором человека, рассматривается как духовное состояние человека. Я специально привел эти три модели для того, чтобы увидеть, перед чем мы стоим. Как это можно оценить?
Духовность = содержание
Теперь мы приступаем, может быть, к самому главному и самому важному – мне бы, конечно, хотелось вам говорить не об этих всех вещах, они, собственно, являются только фоном – а говорить о том, как же православие понимает, что такое духовность, что такое духовный человек. При этом важно, что это понимание православием духовности человека – это не есть какое-то надуманное, абстрактное, выдуманное какими-то “учителями церкви”. Мы стоим перед важнейшей задачей действительно узнать и понять, что такое духовность в человеке, чем она определяется, какими чертами, что дает человеку, на что она ориентирована. Это же самое важное.
Православие утверждает, во-первых, что духовность человека не определяется его эрудицией, его развитием, эстетическим развитием, его культурой, его уровнем даже образования и так далее. Православие не перечеркивает этих вещей. Духовность не определяется этими вещами самими по себе. Все эти вещи являются факторами, которые не имеют никакого существенного значения в содержании духовности человека.
Оно говорит, что духовным может быть и высокообразованный человек с большим развитием, с колоссальной эрудицией, но точно таким же духовным может быть необразованный человек, не имеющий такого интеллектуального развития. Если хотите: и Василий Великий, и Павел Препростый – такой святой в Церкви, который не имел образования. Он был назван препростым не только в силу своего характера, но и в силу того, что он не имел никакого особого образования. То есть, во-первых, в православном понимании духовности эти вещи не являются важнейшими, они все вторичны.
Второе, на что следует обратить внимание. Когда православие говорит о духовности, оно ориентирует человека на осознание центрального момента – кто есть дух, Православие отвечает: дух есть Бог, Бог есть дух. Духовность – это есть богоподобие. Кстати, в первых же строках Библии сказано: Бог сотворил человека по образу и подобию.
Проходит какое-то время, перед потопом слышим страшные слова, они звучат особенно сильно и ярко по-славянски. Я вам процитирую по-славянски. Он, тот, сотворенный по образу и подобию, и вот теперь Бог говорит: «Человек в честе сый, не разуме, приложися скотом нессмысленным и уподобися им». Была великая заданность богоподобия.
Мы видели: человек, обладающий свободой, вот этой широтой, о которой Достоевский писал: «Я бы ее сузил», вдруг, оказывается, осуществил свою свободу в ту сторону, что, будучи в чести, оказался подобным скотам бессмысленным, подобным им. И более того, Бог произносит в это время: «Не может пребывать мой дух в этих людях, поскольку они таковы». Прямое противопоставление. Значит, под духовностью ясно разумеется что-то, что совершенно исключает эти вещи, вот это уподобление скотам бессмысленным. Оказывается, это совсем не духовность.
Вот один из моментов, который сразу наводит нас на мысль: что же такое духовность, если здесь обращено внимание на это? Оказывается, обращение-то к чему ведет – к свойствам человека, к его нравственному содержанию и к тому, к чему стремится человек, к какому богу он стремится, ведь у каждого человека свой бог. У одного человека богом является чрево, у другого деньги, у третьего слава, у четвертого научность, эрудиция. Богов великое множество. И что ни человек — то свое божество. Может быть, с каким-то оттенком, но действительно свое божество.
Так духовность человека и определяется тем, кто для него или что для него является богом. Если для него божеством является только желудок, вся духовность его здесь и
заключается. Мы сразу можем сказать, что это за духовность. Ничуть не лучше и другие явления человеческой жизни.
Посмотрите, интересные вещи, куда обращено, оказывается, понимание духовности – на внутреннее содержание человека. Оказывается, человек с внешней стороны может выглядеть блестяще, прекрасно, а внутри быть наполненным таким содержанием, что если бы оно раскрылось, что все в ужасе бы отшатнулись.
И Достоевский об этом прекрасно словами князя говорит: «О, если бы только открылось то, что есть в человеке и что он скрывает не только от всех людей, не только от знакомых и друзей, не только от своих самых близких людей, но что он тщательно скрывает от самого себя. О, если бы только это открылось, пошло бы такое зловоние, что невозможно было бы и дышать в этом мире». Но Достоевский, конечно, вы понимаете, как он пишет. Его надо зачитывать здесь. Это же, действительно, один из величайших психологов мира. Как он описывает, что есть в человеке!
Оказывается, духовность – это то содержание человека, которое является для него жизненно важным. К чему я стремлюсь? Ведь я могу стремиться просто к шахматам или к компьютеру, и вся моя жизнь – в компьютере, вся моя духовность здесь, и отстаньте от меня все на свете, я уже этого мира не вижу. Я весь в виртуальной действительности. То есть лучше сказать, в виртуальной фантазии. И вся моя духовность этим описывается.
Что же является главнейшими чертами подлинной духовности? Кажется, уже было сказано, что правильная духовность определяется самим понятием Бога. Но что мы можем знать о Боге? В том-то и дело, что преимущество наше заключается в том, что все то, что мы можем знать о Боге, или лучше сказать, то, что должны знать о Боге, нам дано в Евангелии, дано в Иисусе Христе. Именно в этом Евангелии даны основополагающие черты человечности, о которых мы думаем и гадаем.
Главное в жизни Христа
Что составляет самое главное в жизни Иисуса Христа? Это поразительное явление, которое трудно даже усвоить себе, трудно осознать это до конца, что Он, точно зная, для чего пришел, пришел на это. В Гефсиманском саду Он молится до кровавого пота – свидетельства потрясающего напряжения. Причем молится о чем: «Если возможно, да минует Меня чаша сия. Но для того Я и пришел».
Вы слышите, какое противоборство идет? Кажется, «Я для этого и пришел», и в то же время – «если возможно». Вполне понятно. Тут же само существо, природное наше существо, всегда кричит перед лицом смерти. Утопающий за соломину хватается – это вполне естественно.
Эта жертвенная любовь к кому? Будучи пригвожденным на кресте, Он говорит: «Отче, прости им, они не знают, что делают». В кресте Иисуса Христа присутствуют две совершенно потрясающие черты, основополагающие, которые характеризуют православное понимание духовности.
Первая черта, о которой мы сейчас сказали – это жертвенная любовь. На чем она основана? Когда Петр, по преданию, взял меч и выступил на защиту, и отсек даже ухо одному, ударив мечом, Христос сказал ему: «Вложи меч в ножны. Ты что, думаешь, что я бы не мог вызвать 12 легионов ангелов?» Он же добровольно пришел. То есть смирился, смирил себя перед лицом человеческой злобы и неблагодарности для того, чтобы сделать все возможное для этих людей. «Мы проповедуем Христа распятого, иудеям соблазн, эллинам безумие».
Действительно, то, что совершено Христом, потрясает. Причем изложено это самым простым языком, незатейливым. То есть просто констатируются факты. Это не какая-то фантазия, не какой-то миф, а констатируется то, что имело место в действительности.
Вот эти две основные черты охватывают то главное, что характеризует христианскую духовность. С одной стороны, это любовь, с другой стороны, при каком условии она может осуществиться – когда я, невзирая на то, как ко мне относятся люди, я ради них готов сделать максимум того, что я могу сделать. Не потому, как они ко мне относятся, я
им делаю, потому что, конечно же, я знаю, кто хорошие люди – те, кто меня хвалят, а плохие – кто меня ругают, для меня критерий очень простой.
А здесь вдруг совсем другой критерий. Совсем не потому, как ко мне относится этот неблагодарный род, а во имя их пользы, во имя их спасения Он делает то, что возможно их сделать.
Как приобретается это – действительно, вопрос очень важный, но это специальный вопрос. Сейчас об этом невозможно говорить. Просто хочу сказать, оказывается, что характеризует человека духовного – содержание, направленность его деятельности, ради чего он делает, какому Богу он поклоняется: Богу жертвенной любви или богу романтики, когда Тереза восклицает: «О Бог мой, супруг мой!», или богу мечтаний разных, когда Франциск воображает все эти страдания Христовы и доходит до кровоточащих ран, или самоутверждение, когда утверждают: «Ты есть бог», что проповедует Вивекананда, а если я есть бог, то все прочие для меня – сами понимаете кто.
Гордыня замыкает человека в самом себе. Это мы всегда знаем. Гордыня ставит человека над всеми, и все это, в конечном счете, распадается, как ничто, миф жизни – это ничто. Для христианской духовности совершенно исключается, считается самым порочным явлением гордыня человеческая. А чем она плоха? Давайте подумаем. Мне кажется, думать нечего. С кем предпочтет человек иметь дело? С гордым или не гордым?
Христианство удивительно близко к каждому человеку. Христианское понимание духовности соответствует душе человека. Мы с удовольствием имеем общение с человеком, который рад ради другого сделать что можно. Мы обращаемся к нему и готовы ему сами что-то сделать. О, если бы только мы все действительно имели хоть капельку этой любви, то есть делать человеку добро и пользу не потому, что мне это делают, а именно ради самого добра, ради самой пользы. То, что в христианстве именуется «ради Бога». Вот она где начинается, эта христианская духовность.
И как делать? Ведь я могу делать, чтобы меня видели, чтобы меня слышали, чтобы меня снимали по телевидению и потом по всему миру распространяли, я даю миллион, и все кричали газеты. Христианство называет это преступлением и говорит: «Пусть твоя левая рука не знает, что делает правая». Втайне делать.
Вы только подумайте. Вот духовность. Только ради добра. Не ради славы, не ради этого тщеславия несчастного, а ради добра дела – вот это действительно духовный человек, который никогда не расскажет о своих добродетелях, а который их делает, трудится, что может, невзирая, как люди реагируют на это.
Конечно, очень важный вопрос и очень интересный вопрос, как приобрести это, потому что легко сказать, что жертвенная любовь является высочайшей духовной ценностью. При этом именно та любовь, которая не красуется, не требует себе чести, скрывает свое. Это все звучит очень прекрасно. Я думаю, немногие скажут, что это не духовная ценность. Но вопрос действительно большой, важный, интереснейший вопрос о том, как приобретается эта духовность, как можно получить, как можно в себе приобрести эти свойства. Как?
Как стать духовным?
Но я ограничен временем. Я поставил этот вопрос, который заслуживает самого серьезного обсуждения, о котором есть прекрасная литература, которая показывает путь духовной жизни христианина, указывает критерии этого пути, основные вехи на этом пути, и говорит то, что необходимо для этого пути.
Сказать кратко, первое главнейшее условие – это совесть человеческая. Ни о какой духовной жизни не может и речь идти, если человек живет бессовестно. Конечно, совесть у каждого человека в значительной мере определена его воспитанием, условиями жизни, даже культурой, религией. Это уже второстепенный вопрос. Если у мусульманина можно иметь четыре жены, и он, может быть, по совести имеет четыре жены, а у православного одна только может быть, и он поступит бессовестно, что у него еще кто-то будет. Это вторичный вопрос.
Важно, чтоб по совести человек жил и жил, соблюдая закон любви, исключающий лжезакон гордыни и тщеславия. Это база, основа. Это самый широкий костяк, на котором может человек затем строить духовную жизнь. А как строить, это вопрос особого рассмотрения.
Я на этом заканчиваю, для того, чтобы предоставить возможность и вам поучаствовать в вопросе обсуждения духовности, и мы могли бы с вами обсудить, что наиболее нас интересует. Пожалуйста, вопросы устно или письменно.
Мысль есть энергия
– Значит ли, что технократический путь развития человечества ошибочен и неизменно долог для достижения осознания себя богоподобным, в конце концов? Если так, то чего могло бы достигнуть человечество, не занимаясь познанием и укрощением сил природы и космоса? Знание есть гордыня?
– Нет, это не значит. Христианство как раз относится к научно-техническому прогрессу не как к гордыне и не как к божку, но очень спокойно. Пока в семье один ребенок, можно вот такой огород иметь. Когда больше детей, приходится огород больше иметь.
Больше огород иметь – значит, пожалуй, лопатой не обойдешься, придется изобретать плуг, лошадь. Еще больше – еще приходится изобретать что-то. То есть, научно-технический прогресс должен исходить из необходимости существования здесь. И в таком случае он нисколько не противопоказан. Конечно, невозможно вскопать лопатой сколько-то гектаров, требуется уже лошадь или трактор и так далее.
Беда наступает не здесь, а тогда, когда научно-технический прогресс начинает рассматриваться как некое божество. Наука для науки, техника ради техники, открытие ради открытия, когда начинается шахматная игра. Ведь это же увлекает невероятно. Наука очень увлекает, так же, как может увлечь литература, искусство, что угодно. Какова цель? Очень легко забыть о цели. О, если бы научно-технический прогресс исходил из цели оказания блага, пользы человеку! Я думаю, что очень многие открытия тогда ученые никогда во веки веков не показали бы.
Мне рассказывали, что были случаи, когда ученый в куски разрывал свою работу из страха перед тем, что это попадет в руки человека безнравственного, и тогда он принесет такие беды человечеству, от которых оно не знает, что будет делать. Сейчас мы как раз стоим на пороге этих вещей. С одной стороны, компьютеризация. И еще множество сторон – открытия в области генетики. Мы же стоим перед страшными вещами.
Что там это рабство, которое имело место в истории? Рабовладельческий строй. Ну что там, держат в цепях человека или надсмотрщик. Он сможет сбежать куда-нибудь, он может вынашивать планы. Они могут организовываться подчас, устраивать восстания. А когда вживят нам какую-нибудь штучку, и с этой штучкой будут руководить всем нашим поведением? Или более того, читать мысли?
Уже сейчас опубликовано в журнале «Компьютерра»: одному параличному вживили сложные вещи, микроэлементы, и он мог мысленно управлять отдельными операциями компьютера. Это о чем говорит? Мысль есть энергия. И если я могу мыслью управлять какими-то техническими вещами, то значит, и техника скоро сможет управлять мною и не только управлять, сможет даже читать мои мысли.
Только представьте себе, что это, вообще, будет? Да вообще, если даже маленький компьютер будет вживляться в человека, и где-то какой-то дядя и будет сидеть и командовать, что мне делать. И ничего я не сделаю. Я такой буду раб, какого никогда еще не было в истории. И все будут также с этой штучкой, и все будут кем? Вот наступит рабство-то, которого в истории человечества не было. В руках небольшой кучки людей все прочие будут рабами стопроцентного послушания. Никаких восстаний никогда не будет, никаких заговоров не будет. Вот это да здравствует рабство.
Научно-технический прогресс – изумительно. Свобода, равенство и братство ведет нас сейчас к потрясающему порабощению, какого человечество никогда не знало, а мы видим, что концентрация власти происходит во все более узких кругах. Насчет их честности нам
трудно, правда, говорить? Но этот круг все сужается. Вся информационная сеть там, вся политическая там, вся финансовая там – все в этом узком кругу. Вот мы идем к какой свободе. Изумительно просто. Лучшего не придумаешь. Вот против такого развития научно-технического прогресса – да, христианство против. А не вообще против.
Почему же не сделать лопату получше? Почему же вместо лопаты плуг не сделать? Почему же вместо лошаденки тракторы не делать, когда это требуется? Почему же? Человечество умножается, требуются лучшие технические условия. Ничего тут худого нет. Но все хорошо в меру и все хорошо тогда, когда хорошо для человека, а не для какой-то избранной элиты, которая хочет поработить все человечество, оставив всего один миллиард рабов.
Поэтому сказать «знания есть гордыня»… Много великих святых было, Василия Великого называли «корабль, полностью нагруженный драгоценностями». Это был человек потрясающего образования и эрудиции. Василий Великий в Церкви назван Великим. Знания и гордыня? Незнание и гордыня. А нищий и пустой сумой хвалится. Где гордость, значит? Внутри человека, а не в том, чем он обладает как таковым.
Вера — начало науки
– Религия и церковь – аппарат управления людьми?
– Что разуметь под управлением людьми? В христианской Церкви как раз все обращено к тому, чтоб воспитать свободу в человеке. Она утверждает интересную вещь относительно свободы, то, чего совершенно не знают вне Церкви: делающий грех – раб есть греха.
Как это понять? А очень просто: спросите у пьяницы, он раб или не раб. Кто-то будет кричать: «Нет, если я захочу, я не буду пить», — и тут же напился. Если он захочет – конечно, но он никогда не захочет. Конечно, делающий грех раб есть греха.
Церковь говорит, что подлинное рабство начинается тогда, когда наш ум из вождя, из руководителя превращается в послушное орудие страстей человеческих. Не я руковожу своими эмоциями, своими страстями, а они заставляют мой ум работать, как удовлетворить страсть. И когда ум становится рабом, вот тогда наступают самые жуткие вещи. Вот что говорит Церковь. И она говорит: «Освобождайтесь от этого порабощения, стремитесь к тому, чтобы то, что вверху, и было вверху, не ходить вверх ногами. Голова должна быть вверху, а не ноги».
Вот чему учит христианство. Это называется управление? Нет, это освобождение человека. Но при этом она говорит: «Смотрите, чтобы эта свобода не стала свободой греху», то есть не превратилась в разнузданность. Будьте свободны, но не разнузданны. Вот о какой свободе говорит Церковь. А другие стороны – это уже вторичные для него.
– Вера – это состояние духа?
– Естественно, вера – это состояние духа, когда мы говорим о вере как моем убеждении. Но верой может быть и система знаний. Все зависит от того, что мы будем подразумевать под верой, каковы взаимоотношения религии и веры. Точно такие же или примерно такие же, как и в науке, и вере. Как наука и вера, так и религия и вера.
Каковы взаимоотношения между наукой и верой? А вот таковые. Приходят в первый класс вот такие кнопочки, и им учительница читает. Они слушают и все повторяют. Дважды два – это четыре, а не три с полтиной. И они знают, что это четыре. Проходят дальше, доходят до десятого класса, узнают больше, поступают в институт – еще больше, в аспиранту – еще больше. Все учатся, все узнают.
Наконец, их берут в какие-то лаборатории. Наконец, они присутствуют при каких-то опытах, но до сих пор они верят, что все, что написано в этих книжках, так и есть, что, оказывается, не Солнце вокруг Земли вращается, а Земля вокруг Солнца, хотя ясно же каждому, видно, что Солнце всходит, заходит. А если уж вам не ясно, возьмите и посмотрите, что там написано. Восход чего, Земли? Солнца. Ну совершенно ясно. И, тем не менее, эти дяди и тети утверждают, что Земля вращается вокруг. Ну верят, ну что делать?
Итак, первый этап в науке – вера. И если ученик не будет доверять всем этим теоремам и выкладкам и утверждениям ученых, он никогда не сможет участвовать в дальнейшем развитии науки. Только усвоив верою весь этот комплекс знаний, он может дойти до переднего края науки и тогда уже развивать ее дальше. То есть начинается с элементарной веры. Потом наступает область знания. Таково соотношение науки и веры.
В религии то же самое. Что религия утверждает? Грех – это плохо. Грехом что называется? Все то, что вредит человеку. И говорит, что объедаться – это плохо. Да как же не объесться, когда я сел за стол? Фу, какая чушь! Какие там грехи? Ах, не веришь, ну ладно. Проходит время – ах, что-то у меня заболело там. Бежит в больницу. Врач говорит: «Вам бы надо воздержаться от жирного и от сякого, и от такого. Вообще-то, и от количества было бы неплохо воздержаться». Ах да, верно, когда-то же бабушка мне говорила, что грех – объедаться, а я не верил. Грех – пьянствовать, а я не верил. Теперь я убеждаюсь.
В религии тоже начинается с веры, а потом начинается опыт. Начинается с веры элементарным вещам, затем человек, если он ведет правильную, духовную жизнь, сам познает, сам видит: то, о чем говорила религия, является реальной жизненной ситуацией, реальностью самой. Так что ситуации примерно подобные.
Спасется ли негодяй?
– Кто в вашем понимании Ленин – злодей или гений?
– Для этого нужно познакомиться с историей его жизни и его деяний. И тогда будет ясно. Меня лично поразила одна картина. Как-то я видел документальный фрагмент, где во время разлива он с ружьем в лодке подъехал к одному острову, где скопилось очень много зайцев во время половодья. И в какое он пришел неистовство и стал убивать этих зайцев. Он их набил огромнейшее количество, просто избивать стал. Меня это, конечно, потрясло. Эта картина о многом говорит.
Затем, вы знаете, какие он давал распоряжения в отношении репрессий священнослужителям. Наверное, вы все знаете: расстрелять, как можно больше расстрелять! И сделать это так, чтобы помнили десятки лет, и никогда подобного не повторялось. Там очень сильные строки, связанные с лицемерием, кто это должен подписать, а кто ни в коем случае не должен это объявлять и так далее. То есть многие эти факты свидетельствуют о том, что основным принципом его деятельности было «все средства хороши для достижения цели».
Какова же цель? Поражает, конечно, потому что мы видим, когда цель эта достигалась, какие потоки крови были пролиты, и сколько злодеяний было совершено. Но я боюсь говорить до конца, поскольку последние годы его жизни были связаны с болезнью, и почему его стреляли, в чем дело – тут есть какие-то тайны, которые для меня остаются нераскрытыми, и с чем это было связано, мне тоже неизвестно.
Вообще, я должен сказать такую вещь. Когда меня спрашивают о каком-то учении, я могу сказать, каким оно мне представляется – ложным или истинным. Как только у меня спрашивают о человеке, спасется ли вот такой или нет, я вешаю на свой рот пудовый замок и говорю: «Не знаю».
Почему? Первым в рай вошел разбойник. И мы не знаем души человеческой, в каком состоянии он скончался. Может быть, он раскаялся так, как никто не каялся. Степан Разин – негодяй? Негодяй. Как умер? Всех простил, у всех просил прощения и умер, как праведный разбойник. Лично с моей точки зрения, судя по этому факту, он умер именно как праведный разбойник. Поэтому и здесь мы можем говорить о некоторых конкретных деяниях человека.
Когда же мы хотим подвести окончательный итог, я ставлю огромный знак вопроса. Итог я имею в виду какой – в смысле спасенности человека. Я не знаю, боюсь о любом человеке сказать. А о конкретных деяниях мы можем говорить, подчас должны говорить, должны давать оценку, ибо прав Цицерон, когда сказал: «История – наша лучшая учительница». И мы должны учиться, как на худом, так и на добром.
Нет духовности без борьбы
– Вы представляете в своей лекции, что только христианская духовность, православная, является истинной. С вашей точки зрения это правильно?
– Да, я считаю, что христианская духовность – истинная.
– Считаете ли вы тогда, что все, что делают люди других религий и других вер, не является духовным?
– Это неверно. Это из одной крайности в другую. Если я говорю, что эта картина написана хорошо, лучше всех, и мне говорят: «Значит, все остальные плохо?», я говорю: «Не все плохо написаны, но есть пять, есть пять с минусом, есть четыре, есть четыре с плюсом». Нельзя так сразу крайности такие.
– По ходу лекции у меня сложилось впечатление, как в притче о трех слепцах, которые трогали слона. За хвост, хобот и ноги. Вы проповедуете одну из трех сторон. То есть это ваша личная точка зрения.
– Это хорошо, что вы такой вопрос задаете. Это хороший вопрос. Действительно, видимо, требуется обоснование. Я-то полагал, что некоторые обоснования, по крайней мере, самые существенные, тут есть, но, видимо, не все сказано, нужны акценты. Итак, я утверждаю, та духовность, в которой гордость человеческая восхваляется как ценное человеческое свойство, которое составляет, если хотите, сердцевину духовного содержания человека, я утверждаю, что эта духовность лживая, неверная.
Почему утверждаю? Если мы обратимся к реальной человеческой жизни, мы видим, что сопряжено всегда с гордостью. Мы видим такие негативные вещи, такие в психологическом плане, в плане межчеловеческих отношений и последствий различных человеческих деяний, когда ради гордыни человек может совершить величайшие преступления. Недаром говорит пословица: на людях и смерть красна. Отъявленный трус на людях может совершить подвиг. Ради гордыни люди совершали величайшие преступления.
Если центральным моментом является не любовь к людям, а что-то любое другое, это открывает путь к самым ужасным человеческим преступлениям. Христианство говорит о том, что любовь есть центральный момент. Нет любви — нет истины – вот что утверждает христианство. И деяние человеческое только то может быть правильным, хотя здесь могут ошибки, только когда здесь присутствует элемент любви. В гордости любви не может быть, она выше этого. По этой причине я так отрицательно характеризовал учение веданты, поскольку там гордость составляет сердцевину.
Далее, я просто акценты вынужден сделать, почему я отрицательно отношусь к католической мистике, по очень простой причине: я не думаю, что человек, отрешившийся от реальности, а весь погрузивший свое сознание в мечты, мог действительно сделать что-то доброе. Распните кошку живую и начните думать об этом, как она бедная страдает, и мы тоже начнем проливать слезы. И что это мне даст? Как это меня перевоспитает? Где у меня борьба со своими страстями, с тщеславием, лицемерием, лукавством, обманом, ложью?
Христианство говорит, что эта мечтательность не изменяет человека. Изменение человека начинается только тогда, когда присутствует этот центр, направленность исполнить главную заповедь – жертвенную любовь ко всем, а на этом пути необходима победа над своим эгоизмом.
Как он побеждается? Борьбой с тем, что именуется человеческими страстями, то есть тем, что я перечислял (объедение, обман, ложь). Уж не говорю о страшных преступлениях. Здесь гордость, здесь тщеславие, зависть. Не победив это, пусть не думает человек, что он может, действительно, любить другого, ибо я ради тщеславия могу предать другого человека, ради зависти я могу оклеветать другого человека. Пока я не победил этих страстей, не может быть у меня любви.
Поэтому я считаю, что католическая мистика, погруженная в эту созерцательную мечтательность, тем более, в этот романтизм «О Бог мой, супруг мой», исключает самое
главное в человеке – борьбу со страстями, без которой, без борьбы, невозможно приобретение любви. Вот почему я только и говорю, приведя эти примеры, говорю о том, что христианская духовность действительно является истинной.
И мне бы хотелось задать вопрос, в свою очередь: а что есть выше любви? Что может дать человеку, обществу, государству большее благо? Найдите, что есть высшее. Не знаю что. Но только в христианстве есть такое утверждение: Бог есть любовь. Говорится о милосердии Божьем, о снисхождении. Что такое милосердие? Вот я сижу, шах на троне, ну я уж так и быть, помилую сверху вниз кого-то, какого-то преступника, если он будет ползать на коленях и целовать мою туфлю. Так и быть, я помилую. А здесь христианство что утверждает? Бог есть любовь.
И это не есть слова. Воплощается, страдает Тот, кто мог перевернуть весь мир. Шах этого себе не позволит, который даже милосердный. Только тронь меня, я тебе покажу, несчастная тварь, и переверну тебя. А Бог христианский страдает до Креста. Вот почему я и говорю, что христианская духовность есть истинная духовность, по этой причине, что ничего нет высшего и большего в нашем человеческом мире, чем идея жертвенной любви. Если ее нет, все прочее служит человеческому греху и преступлениям. Спасибо вам за этот вопрос.
Снять розовые очки
– Блаженны нищие духом. Как с духовностью сочетается? И второе. Разве великий Лев Николаевич Толстой не то же говорил? В чем же тогда дело?
– “Блаженны нищие духом” означает ни что иное, как осознание человеком того состояния, в котором он находится на самом деле. Допустим, я сегодня утром встал и решил, что сегодня я целый день буду настоящим человеком: никого не обману, не слукавлю, ни на кого плохо не посмотрю, не подумаю чего-нибудь другого.
Я решил сегодня, решил – решил. Только вышел, мне говорят: «Представляете, вот тот-то украл». Ах, негодяй! Я же обещал сегодня не осуждать. И одно за другим начинается. То лукавство, то лицемерие, то ложь, то зависть, то не такой взгляд. То сел за стол, я уже наелся, а тут очень вкусно.
Вот когда я увижу, сопоставлю свое поведение с образом настоящего, полноценного человека, тогда я увижу, какой же я нищий все-таки. Я такой человек, знаете, звучит так здорово, а оказывается, малейшая страстишка руководит мною, как не знаю кем. Раб. И ведь решился – решился и тут же провалился.
Итак, первое, я убеждаюсь, кто я есть на самом деле. Не в мечтах, а на самом деле. Оказывается, я действительно нищий духом, духовно. Почему блажен? Оказывается, только осознав и увидев это, кто я есть на самом деле, сняв эти розовые очки с себя, я теперь действительно подумаю о том, что же мне делать. «Так завистью кипела кровь моя, что если было хорошо другому, ты видел бы, как зеленею я». Это у Данте. Зависть меня мучает. Как выгнать ее? Я зеленею и не знаю, что делать. Как быть? Дайте мне совет, что мне сделать, чтобы не завидовать? Я знаю, что завидовать очень нехорошо. Я никому не рассказываю об этом, но я зеленею весь внутри, если не снаружи. Что мне сделать?
Оказывается, что только это осознание, реальное осознание того, кто я есть на самом деле, дает мне возможность обратиться к тому, о ком я постоянно забываю. Господи, помилуй, помоги мне, я действительно уже не могу. Вот это обращение, это осознание себя дает мне возможность связать себя, как по телефону, набираю номер: «Господи, Боже мой, помоги». Я связываюсь, наконец, с Богом, начинается религия – связь. Я обращаюсь к Богу.
Блажен, кто увидел себя нищим духом. Он наконец-то обращается к тому, кто является источником всякого блага – Богу, и который по мере осознанию мною моей нищеты, по мере обращения, очищает меня, помогает мне. И наконец, я освобождаюсь от этой жуткой вещи – зависти. Блажен, действительно, тот, кто нищий духом. Это первое.
В отношении же Льва Толстого, вы же прекрасно знаете, что Лев Толстой был очень гордым человеком, именно гордым человеком. Недаром, когда спросили Амвросия Оптинского: «Каково ваше впечатление?», после того как Лев Толстой побыл, он сказал удивительные слова: «Хотя он и Лев, но не смог разорвать те путы гордости, которыми связал его Сатана». Он себя мнил не меньшим старцем, чем все эти старцы. И о нем современники пишут: он очень гордый был.
Вот это беда. У него нищеты-то духа как раз не было. Это его, бедняжку, и погубило. Погубило настолько, что он выступил против всей Церкви. И Синод ведь его не анафематствовал, а только констатировал, потому что он столько грязи лил, констатировал только, что не может такой человек быть в Церкви, он себя поставил вне Церкви, только и всего.
Что за этим последовало? Какие кощунственные вещи стал он писать! Ясно, что человек из нищеты духовной таких вещей написать не может. Кстати, я с удовольствием читал романы Толстого. Помню, как я прочитал роман «Воскресение». С тех пор я долго не мог прикоснуться к нему.
Это не «Воскресение», это такая жуть и мрак души, что я просто ахнул. Здесь какой-то мрак, что-то меня поразило просто. Я с удовольствием читал многие его вещи. Его романы, рассказы, а здесь какой-то мрак. В общем, здесь какая-то другая сторона, это личное восприятие, об этом не хочу говорить. А вот в каком соотношении стоят эти понятия и его личность.
– Возможно проявление добродетели не втайне ради любви к людям?
– Да, конечно, возможно, когда нет других выходов. Но я вам скажу так. Одним из важнейших свойств, центральной характеристикой каждой добродетели является целомудрие. Интересная характеристика – целомудрие. Как ведет себя целомудренный? Все время скрываясь. Скромность во всем: в поведении, в отношениях, в одежде, во всем. И как себя ведут нецеломудренные, знаем тоже. Целомудрие скрывает себя. Христос воскрешает дочь Иаира и приказывает никому не говорить. Прокаженного очищает – приказывает никому не рассказывать. Слепого – никому не говори. Что это вы думаете? Почему это такое? В чем дело?
Это естественное свойство целомудрия – скрывать себя. В этом удивительная красота. Это же поразительная красота. Жалко, что даже многие не знают об этом, что то, что потрясает, поражает человека – это целомудрие. И каждая истинная добродетель всегда целомудренна, она скрывает себя, ни за что не выдает себя, прячет себя.
Но, конечно, есть вещи, которые спрятать невозможно. Когда человека ударила машина, естественно, вы ему поможете и что-то делаете – люди видят, никуда не денешься. И много есть ситуаций, когда человек делает открыто, но, делая открыто, он в самом себе это прячет, а не хочет, чтобы другие это видели. Ведь важно еще, что внутри меня. Я могу что-то, кажется, скрывать, а на самом деле хочу, чтобы все видели. Каждая добродетель, как и грех, своим источником имеет сердце человеческое. Внутри сердца это происходит, добро и зло, а наружу это только проявления того, что совершается в человеческой душе.
Святой — значит чистый
– Вопрос по поводу экстрасенсорики, магии, ясновидению. Ваше отношение к этому?
– Отношение Церкви всем известно. Я не хочу даже об этом говорить. Нас интересует, людей нецерковных, а что тут худого. Мы все рассматриваем с точки зрения нашей пользы и нашей выгоды. Правда же? А что тут худого, что если я поверю астрологу, гадалке, экстрасенсу и так далее? К счастью, сейчас наука подходит все ближе… Мы же все рабы науки, и пока дядя-ученый нам не скажет, нам все не верится. Экстрасенсорика показала уже, что делает с человеком.
Оказывается, все эти методы воздействия человека на человека не так-то просты и совсем небезобидны. Есть замечательная фраза одного человека, который сказал так: «Какими же чистыми должны быть руки того, кого мы допускаем в свою душу!» Ведь когда мы обращаемся к человеку, обладающему экстрасенсорными способностями, вы знаете, что
происходит? Это же надо просто знать! Мы же не просто так к нему обращаемся, мы распахиваем перед ним душу.
И вот этот человек, который в своей жизни даже и не знал, что такое борьба со своими страстями, гадостями, он даже об этом не слыхивал, даже христианином никогда не
