На пятой неделе Великого поста мы вспоминаем святую Марию Египетскую. Церковь снова и снова рассказывает нам эту историю, и люди церковные знают ее почти наизусть: молодая египтянка легкого поведения поехала в Иерусалим, не смогла войти в храм, приняла это как Божие знамение, ужаснулась своей жизни, ушла в пустыню на покаяние, провела там годы в посте и молитве, была прославлена Церковью как великая святая.
Зачем нам так настойчиво напоминают о ней? Я вспоминаю пожилого человека, с которым как-то беседовал о вере. Растерянно и смущенно улыбаясь, он говорил о том, что ему много лет, что почти вся его жизнь прошла при советской власти, что его учили (и он сам этому учил), что Бога нет, а есть диалектический материализм и учение Маркса, которое всесильно, потому что оно верно. А теперь он уже совсем стар, и ему поздно менять свои убеждения.
Что общего между молодой египтянкой и пожилым русским? Это люди разных эпох, разных стран, разных культур, у них всё разное – от оттенка кожи до биографии. Но в истории святой Марии есть нечто бесконечно важное и бесконечно утешительное для него – и для всех нас.
На примере святой Марии Церковь говорит нам о покаянии и вере; в современном мирском языке слово «покаяние» носит скорее негативный оттенок: надо признать, что ты был неправ, оказался глупым, слабым и дурным человеком, недостойным признания и уважения. Этого никто не хочет.
Но Церковь видит за этим, первым, болезненным сломом – да, я был неправ, да, я провалился – небесную радость и утешение. Бог утешает нас, когда мы оплакиваем наши грехи, и возносит нас, когда мы признаем нашу немощь и порчу.
Мы можем сойти с пути, ведущего в погибель, и встать на другой путь – который ведет в Царство Божие. Мы на самом деле свободны – у нас есть выбор. Ничто не обязывает нас дальше идти тем гибельным путем, которым мы шли до сих пор.
Есть такой детский анекдот. Идет медведь по лесу и натыкается на Страшного Дракона. «Приходи сюда завтра в полдень! – страшным голосом говорит Дракон. – Я тебя съем!» Медведь уходит, рыдая. Потом на Дракона натыкается волк и слышит: «Приходи сюда в час дня: я тебя съем!» Волк уходит, оплакивая свою погибшую волчью жизнь. Потом – лиса, которой надлежит быть съеденной в два часа, и она тоже обреченно готовится к неизбежной смерти. Потом с Драконом сталкивается заяц и слышит, что ему надлежит явиться к Страшному Дракону на обед в три часа. «А можно не приходить?» – спрашивает заяц. «Можно, – страшным голосом говорит Дракон. – Так и запишем: заяц не придет».
Бедные звери попадают к дракону на обед по одной причине: им в голову не приходит просто отказаться. Так и мы можем просто отказаться идти в погибель, сойти с поезда, который несется к своему крушению, выйти из пылающего здания, потому что дверь на самом деле открыта.
Это и есть покаяние – перемена пути, когда мы обращаемся, по слову Господа, «от тьмы – к свету и от власти сатаны – к Богу».
Да, у греха есть инерция – которая кажется нам непреодолимой. Многие годы человек жил так, как будто Бога нет; может быть, даже прямо отрицал и хулил Его, наделал много такого, что наверняка отвратительно в Его глазах, и теперь ему удобнее думать, что Его вовсе нет. Человек бредет по жизни ссутулившись, потому что на спине у него – огромный рюкзак, а в руках тяжелые сумки, набитые старыми грехами, привычными оправданиями, обидой, всем тем, что нельзя ни исправить, ни забыть. И он не хочет со всем этим попадаться на глаза Богу.
Но, как говорит блаженный Августин, «если ты хочешь убежать от Бога – беги к Нему».
Пока мы еще по эту сторону вечности, нам не поздно развернуться – в одну решительную, сверкающую, священную минуту сказать Богу «да» и – по примеру Марии Египетской и других святых – «свергнуть с себя всякое бремя и запинающий нас грех» (Евр. 12: 1).
Бог может – и желает – дать нам Новую Жизнь: в радости, чистоте и святости. Именно об этом и напоминает нам Церковь в неделю Марии Египетской.
Сергей Худиев
pravoslavie.ru
