(Окончание. Начало см: Кто тебя поставил спасать мир?)
Давайте скажу вам еще кое-что. Иногда бывают такие люди, здесь и повсюду в мире, которые, поскольку не заняты личной любовью и отношениями, весь свой интерес направляют на то, чтобы изменить детей, родных, исправить их, изменить мир. Это говорит об отсутствии, нехватке у нас собственного счастья. Счастливый человек не интересуется другими так трепетно, он живет своей любовью.
Спросил я одну женщину, притеснявшую своего ребенка:
– У тебя есть муж?
– Да.
– Вы любите друг друга?
– А почему вы спрашиваете?
– Ты ощущаешь любовь и единение с мужем? Вы счастливые супруги? Если бы вы были счастливыми супругами, счастливой парой, но только по-настоящему, со всем, что стоит за словом «счастье», ты бы так сильно не тревожилась за ребенка.
Часто наша тревога о других показывает, что где-то в личной жизни, в отношениях со своим спутником мы не счастливы. Поэтому начинаем заниматься другими. Как в монастыре, когда у монаха или монахини нет мира с Богом, своим старцем и молитвой, он не находит покоя и всё его раздражает: время, сырость, сверчки, паломники. А если у тебя есть мир с Богом и человеком, который рядом с тобой, ты не занимаешься другими: «Мы любим друг друга, Бог дал нам жизнь, мы поженились, нарожали детей, и они пойдут своим путем».
Бог не будет с тебя спрашивать, почему ты не притеснял его так сильно, почему не беспокоил других так много. Стань же и ты распахнутым объятием, как Бог. Уважай свободу другого и оставь его в покое.
Что говорит отец старшему сыну, остававшемуся дома? Не блудному, а тому, который был недоволен, когда вернулся брат. Он говорит ему: «Чадо мое, зачем ты так делаешь?» (см.: Лк. 15: 31). Он называет его «чадо мое», то есть «ты чувствуешь, что ты мой ребенок?» Он жил в доме отца, но не ощущал его как отца.
Я думал об этом утром, немного помолился и сказал себе: «Если бы у меня было больше доверия к Богу, если бы я жил молитвой и находил в ней покой, то меня не интересовало бы, даже если бы весь мир погибал». Не из презрения, а из полного доверия Богу. То, что я говорю, – это не презрение.
А ты живешь своей молитвой? Когда молишься, ты по-настоящему доверяешься Богу, так, чтобы с тебя свалилась огромная тяжесть? На святой Литургии мы говорим: «…Сами себе и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». Иными словами, надо доверить и свою жизнь, и всё Христу! Улавливаешь это?
Мать Гавриила говорила: «Когда я молюсь о ком-нибудь, то мысленно беру его в свою душу, ставлю у ног Христа на Голгофе и так обнимаю его в Христовом свете. И потом, чтобы понять, истинна ли моя молитва, смотрю, чувствую ли покой». Если помолишься о ком-нибудь и затем обретаешь покой, значит, ты действительно положил его к Христовым ногам. А если после молитвы у тебя опять сердцебиение, значит, ты не поверил Христу, а опять воспринял всё лично, через свою логику. Если помолиться как следует, мы обретем покой и ощутим любовь Христа.
В Евангелии говорится: «Симоне Ионин, любиши ли Мя?» – «Любишь ли ты Меня, Петр? Любишь ли Меня?» И когда Христос сказал святому апостолу Петру: «Следуй за Мной!» – тот спросил Его: «Господи, а что будет с Иоанном?» – и Христос ответил: «Ты следуй за Мной! А если Я хочу, чтобы он всегда был жив, то что тебе до этого?» (ср.: Ин. 21: 15, 19–22).
Любишь ли ты Христа так сильно? Предоставь мир Ему и живи своей жизнью, и мир изменится без того, чтобы ты это почувствовал. Обрети покой, тишину. Пусть ребенок увидит, что ты спокойная мать, счастливая супруга, что отец счастлив, пусть он ощутит спокойствие, тишину, доброту, любовь. Это самая хорошая проповедь. Ребенок будет каждый день чувствовать, что у него хорошие родители. И ты изменишь его без особых слов. Когда излучаешь тепло, другой меняется.
В школе у нас есть ребенок, который не знал, как питаются в пост, и иногда ел бутерброды с сыром. Вскоре он узнал, что ребята постятся, и спросил меня:
– Ну почему вы не заругали меня?
– А за что тебя ругать, если ты не знал? Мать дала тебе бутерброд с колбасой и сыром, неужели я должен заставлять тебя поститься, чтобы вы перессорились дома? Разве это правильно?
Иногда из-за этого возникают споры. Ученики часто поднимают руку и спрашивают:
– А что нам делать, когда дома кто-то не постится? Надо ли поститься всем насильно?
Ответ такой:
– А вы попробуйте и посмотрите, что получится! Попробуйте! Если хотите, чтобы все постились и дело дошло до ссоры, чтобы мы были злыми, ругались и говорили: «Ну слава Богу, пришла Святая Четыредесятница, теперь у нас дома начнутся ссоры!», – тогда хорошо, делайте это!
Мне говорят:
– Однако, отче, то, что вы говорите, неправильно!
– Хорошо, а вы сделайте как правильно!
– Но каноны ведь говорят, что надо поститься!
– Хорошо, поститесь, разве я говорил, чтобы вы не постились? Поститесь!
Вопрос в том, как говорит старец Паисий, чтобы не превратить каноны в орудия против других, канон – это линейка, по которой исправляется твоя жизнь: «Я хочу исправить ее этим способом». Это не получается насильно, но свободно.
Как-то я вел передачу о рае Божием, в которой сказал, что нам не надо думать об аде и бояться. Как говорит старец Порфирий, Христос не хочет, чтобы мы вместо Него думали об аде, Он хочет, чтобы мы любили Его как своего Друга. Вы слушали эту кассету, где старец Порфирий говорит, что Христос – это всё? Он говорит как бы от имени Христа: «Я не хочу, чтобы вы думали обо Мне, будто Я держу руку в аду. Я хочу, чтобы вы Меня любили, чувствовали Меня как своего Друга, Брата и так пришли ко Мне».
Одна дама услышала это по радио и прислала мне сообщение по электронной почте: «Отче, вы говорите односторонне! Бог – это справедливость, а не только любовь! Бог говорил об аде, и во всех этих местах Нового Завета написано об аде!» Она нашла 15 таких мест. Я сказал себе: «Какая же это радость отследить места, в которых говорится об аде, и показать мне всё!»
Я не ответил ей по электронной почте, но однажды при встрече сказал ей:
– Думаешь, я не знаю, что ад существует и в Священном Писании написано о нем? Я тоже знаю это. Но только давай спрошу тебя кое о чем. Представь себе, что ты живешь во времена Господа и находишься рядом с Ним, идешь со Христом. Можешь себе представить, чтобы Христос отправил твой дух в ад? Разве Он за этим пришел, чтобы запугать нас адом? Можешь себе представить, чтобы Христос хотел, чтобы ты Его боялась и не могла к Нему близко подойти?
Это первый шаг: «Я боюсь попасть в ад, поэтому подойду поближе ко Христу». Как один ребенок в школе, который сначала боялся меня из-за оценок: хотел получать хорошие оценки и поэтому оказывал мне всяческие любезности, – а потом узнал меня получше и даже исповедался. Он сказал:
– Я не верю, чтобы это (любовь ко Христу) было важно для оценок.
– Нет, дитя мое.
– То, что я скажу тебе, нехорошо, но я считаю, что одно дело – это оценка и преподаватель, а другое – духовник.
– Разумеется. – И я повысил ему оценку: – Твои грехи заслуживали более низкой оценки, но мы ведь не ставим оценок за грехи.
Потом прошло какое-то время, и он говорит мне:
– Сначала я, отче, любил вас потому, что думал об оценках, а сейчас, даже когда закончу школу, хотелось бы видеть вас и после школы, потому что я люблю вас как человека!
Вот это замечательно. А вы бы предпочли, чтобы мы любили Бога из-за оценок? И всё время думаете: «Как бы не попасть в ад, как бы Он не покарал меня, не наказал!» Да делай ты, что хочешь! Что ты хочешь сделать? Что?
Когда мы были студентами, Лавреотикийский митрополит Николай (Хаджиниколау) рассказал на лекции, как он однажды пошел к своему духовнику и сказал:
– Отче, я больше не могу! Я взорвусь в Церкви!
– А чего ты хочешь, дитя мое?
– Я не выношу всего этого давления в Церкви!
– И чего же ты хочешь?
– Я хочу в конце концов согрешить!
И духовник ответил ему совершенно спокойно:
– Ну согреши.
И когда он это сказал, тот тут же успокоился и желание грешить пропало. Он говорил нам:
– Он был такой спокойный. Я боялся, что он скажет: «Не вздумай чего-нибудь натворить! Как это так – согрешить?» – а он вместо этого: «Сделай это, дитя мое, что ты там хочешь сделать?»
Кто-нибудь скажет: «Если сказать такое ребенку, он ведь совершит грехи». А я думаю, не совершит. Вот спрошу тебя кое о чем: есть ли способ не делать грехов? Назови мне самый хороший способ. Дай Бог, найти его!
Есть случаи, когда можно и поругать ребенка. Однажды ты сказал мне:
– У тебя нет детей, поэтому ты так и говоришь. А если бы был ребенок и он сказал тебе, что хочет выйти вечером, а ты ему ответил: пускай идет куда хочет и возвращается когда хочет, посмотрел бы ты тогда, что будет! Если бы у тебя был ребенок, ты бы ему так сказал?
Да, ты прав. Я тоже заругаюсь, воспротивлюсь, начну говорить резко, как бы это сказать – ударю его несколькими словами, чтобы исправить, но всё же нужен подход. И шлепок дашь, но только будь осторожней: рука, дающая шлепок, должна хоть немного пахнуть ладаном. Сначала помолись, прежде чем дать затрещину, схвати четки, помолись час. Проведи час с четками! Сделай это и увидишь!
Но как же тебе трудно молиться! (На Святой Горе Афон один человек говорил мне: «Помолюсь чуть позже, когда пойду в келью». Говорил это с утра до вечера. И не делал. Разговор за разговором. А молитва? Никак? «Как хорошо молиться», – говорил он мне, но не молился.) Помолись час, и если молитва не даст результата, стукни его, и тогда посмотрим. Но только мы не молимся, нам ведь легче ссориться, ругаться, грызть друг друга.
И давайте перестанем вешать на людей ярлыки: кто хороший, кто плохой, кто нуждается в исправлении, а кто нет.
