Чтобы устроить выборы, прежде всего нужны, избиратели. Есть ли они? Давайте посмотрим на структуру обычного российского прихода в большом городе.
Андрей Десницкий
Вот клирики, с ними все понятно. Вот десяток-другой штатных сотрудников, спонсоров и самых активных прихожан, которые в храме бывают почти каждый день и знают все внутренние проблемы.
Вот сотня-другая прихожан постоянных, которые бывают на службе несколько раз в месяц, но с «кухней» (в прямом и переносном смысле) знакомы намного хуже.
Вот пара тысяч людей, которые заходят эпизодически и в принципе не интересуются приходской жизнью. А вот и весь микрорайон, десять-двадцать тысяч человек, из которых большинство называет себя православными и святит яйца на Пасху, обычно именно в этом храме. Вроде все не посторонние…
Кто же будет выбирать нового священника? Где именно провести границу между теми, кто действительно принадлежит к приходу, и его почти случайными гостями?
Ведь если выборы – то и возможность альтернативы. А что если некий кандидат приведет на собрание толпу родных и знакомых, которые обеспечат ему избрание, а потом растворятся в воздухе? Или этот кандидат окажется ловким демагогом, который убедит собравшихся в собственной незаменимости, в отличие от скромного и честного кандидата, который не сможет произнести зажигательных речей?
Иными словами, прежде всякой выборности должно возникнуть постоянное членство в приходе – как, собственно, и требует типовой устав, принятый Собором 1917–18 года. Прекрасный собор и прекрасный устав… для России начала двадцатого века, страны аграрной, где подавляющее большинство выезжало из своей деревни, своего городка в лучшем случае раз в год, где все всех знали лично и ежедневно встречались если не в церкви, так на базаре. В таких условиях совсем нетрудно было односельчанам разобраться, кто из них достоин быть попом, а кто дьяконом.
И все же не будем идеализировать дореволюционную Россию. Когда в том самом боевом 18-м году пришли в эти самые села и уездные города никому не знакомые агитаторы в буденовках и с маузерами, последнее слово осталось за ними. Почему – отдельный разговор, сейчас мы не о том.
Но как провести границы между приходами сегодня, когда один и тот же человек может ходить в несколько храмов: рядом с домом, с работой, с дачей, а еще где любимый батюшка, или хороший хор, или чудотворная икона? Когда люди постоянно переезжают и меняют место работы? Когда самая благочестивая бабушка может не появляться в родном приходе с мая по сентябрь просто потому, что эти месяцы она безвылазно сидит на даче с внучатами? Когда зачастую не здороваются соседи по лестничной клетке, а соседи по подъезду и вовсе не знают друг друга в лицо?
Сегодняшнее российское общество на редкость атомизировано, в нем исключительно слабы горизонтальные связи, и православных это касается в точно той же мере. Вместо них – связи вертикальные.
Обратите внимание на те относительно редкие случаи, где действительно естьобщинность: как правило, это один сильный духовный лидер и круг его духовных детей. Если он уходит из активной жизни, круг, как правило, немедленно распадается. Приведу только один пример: Православное содружество малых братств, как бы кто к нему ни относился, немыслимо без своего лидера отца Георгия Кочеткова, не только своего создателя, но и неизменного руководителя.
То есть первичен в нашей ситуации почти всегда священник, руководитель, наставник. Строятся в Москве пресловутые двести храмов: это что же, у нас есть двести общин без своего помещения? Нет, конечно. Ситуация ровно противоположная: сверху, от властей церковных и светских, спущена разнарядка на строительство храмов. В каждый готовый храм, разумеется, поставят одного или нескольких священников, вокруг них возникнут новые приходы. Если бы мы решили, что этих священников нужно выбрать – из числа кого бы их выбирали? Кто был бы выборщиком?
Неизбежна ли такая ситуация для православного прихода? Вовсе нет. Контрпримером служат приходы разных юрисдикций в неправославных странах: здесь в храм приходят люди неслучайные, только те, кому это действительно нужно. К тому же такой храм зачастую становится центром русской (украинской, молдавской, сербской, грузинской) культурной жизни, здесь почти все почти всех знают, здесь в отсутствие богатых спонсоров и государственных программ сами прихожане скидываются на ремонт крыши или на аренду здания, сами платят своим священникам зарплату и вовсе не безразличны к тому, как расходуются их средства. Не в деньгах, конечно, дело, точнее, не только в них, но деньги помогают проще понять, как это работает.
Мы привычно объясняем своим детям, что права всегда бывают связаны с обязанностями, а свобода – с ответственностью. То же самое касается и детей духовных.
Выбирать себе настоятеля может только тот приход, который сам себя содержит, который ощущает полную ответственность за всё, что в нем происходит.
Что проще: (а) прийти в храм на исповедь и причастие к какому-то совершенно постороннему батюшке и внести «рекомендуемую сумму пожертвования» за свечку и водосвятный молебен, а потом пойти восвояси без забот и печали, или (б) долго и упорно искать средства на ремонт, на оплату коммунальных услуг, на зарплату вот этому Ване, а теперь отцу Ивану, которого ты двадцать лет знаешь как облупленного, а он – тебя, с которым сто раз ссорились и сто раз мирились, и еще самому петь на клиросе, и даже пол оттирать от свечных пятен на другой день после Пасхи? Второе – настоящее, так семьи живут. Но первое – неизмеримо проще.
Избирать можно невесту или жениха, а вот платные услуги мы получаем у профессионалов. Нас не очень волнует, как зовут мастера в автосервисе и откуда он там взялся, лишь бы сервис был проверенный, желательно авторизованный, да еще не слишком дорогой. Иван он или Петр – дело десятое, главное, что ТО сделают в срок, с использованием качественных расходных материалов и за заранее оговоренную цену, не выше средней по рынку.
Именно такое отношение к церкви, полагаю, характерно для большинства тех, кто сегодня называет себя в России православными. Нет, разумеется, есть много, очень много исключений, но тренд именно такой. И образ гламурного, успешного, совсем необременительного православия, который сегодня транслируется по множеству каналов во множестве форм, обращен именно к такой аудитории.
Может ли этот тренд измениться? Может в условиях гонений или хотя бы полного государственного безразличия к православию: если оно перестанет быть выгодным и почетным, если станет неудобным и подозрительным в глазах человека при должности (старшее поколение отлично помнит), многое будет переоценено. Возможен ли, вероятен ли такой сценарий? Хотим ли мы этого? Отдельные вопросы.
Общественно-политические процессы последних нескольких лет, полагаю, ясно показали гражданам нашей страны, что формальная процедура выборов мало что значат в стране, где отсутствуют многие элементы гражданского общества, где слабы горизонтальные связи, где слишком мало людей, готовых брать на себя личную ответственность и проявлять активность не по команде сверху.
Церковь – часть общества. Полагаю, что в нынешних условиях выборность духовенства – утопия. Но никакие земные условия не вечны, и мы вполне можем работать над их изменением, чтобы приблизиться к выборности духовенства и епископата как к долгожданному идеалу.
