У храма Рождества Пресвятой Богородицы Свято-Пафнутьева Боровского монастыря полгода назад установили пандус. Раньше пандуса не было – и мамы с колясками, инвалиды и старики карабкались в храм по высоким ступеням. И у всех окружающих был повод проявить заботу и сострадание. Сейчас у них есть повод проявлять свои лучшие душевные качества другим способом. А тем, кому ступени были непреодолимым препятствием, храм стал доступнее и ближе.
Некоторые скажут, что это излишество – пандус возле храма. И вспомнят душещипательную историю о своей бабушке, которая с шести лет ходила в соседнюю деревню на службу за 20 верст. И зимой, и летом, и в снег, и в зной – и ничего. Стала замечательным человеком, воспитала семеро детей и сорок внуков и умерла на Покров. Некоторые вообще с подозрением воспринимают такие слова, как социальное служение Церкви. Какие-то они некрасивые, недуховные что ли. Наше дело в храм ходить. Поститься. Молиться. В крайнем случае, слушать радио «Радонеж». А всё остальное – от лукавого.
Вот начнет какой-нибудь батюшка социальным служением заниматься – и всё. То в детский дом к сироткам, которым государство и так многие тыщи на содержание отваливает, то к слезливым ветеранам, которых, хлебом не корми, дай батюшке душу излить, то в тюрьму к душегубам, у которых времени после кровавых дел сколько хочешь – они и рады с доверчивым священником лясы точить сутки напролет. А еще бывает, батюшка у себя на приходе трапезную для малоимущих устроит, так потом хоть в храм не заходи. Раньше было красиво, благолепно, ладаном вкусно пахло, а сейчас кругом неумытые плохо одетые люди с дурным запахом и отсутствием манер. Того и гляди шаль стащат. А что тут такого? Таким хоть храм, хоть кабак, лишь бы спереть что-нибудь. А батюшка как назло с этими всё время проводит. Раньше с ним можно было о духовности поговорить, а сейчас только и видишь его, что на исповеди или на службе. А много ли на службе наговоришь? Даже последние новости и то толком не обсудишь…
Есть и другая крайность. Людям либеральных взглядов, далеким от Церкви, наоборот, видится недопустимым присутствие священника где бы то ни было дальше порога храма. Представляете, еду в метро, а там священник! Бородатый, в рясе! Стоит, бессовестно за поручни держится, в руке портфель. Ужас-то какой! А еще священники в больнице, в армии и… школе. Представляете? В школе! И как после этого говорить детям о сексуальном просвещении? Скажите, как?
На этом фоне прозвучавшее некоторое время назад предложение помощника министра здравоохранения РФ Татьяны Клименко Русской Православной Церкви взять на себя ведущую роль в социальной реабилитации наркозависимых выглядит как светопреставление. Только представьте.
Приходит в школу батюшка и, допустим, врач-реаниматолог. Именно так: один священник и один врач. Батюшка рассказывает реальные истории из жизни, как он отпевал некрасиво умерших молодых людей, и как мамы плакали безутешными слезами, и девушки плакали, и все плакали. Любой священник встречает в жизни тысячи таких историй. А потом врач рассказывает, как он пытался спасти, но не смог. Потому что уже поздно… И это будут реальные истории. И любой, самый отвязанный подросток поймет, что эти люди говорят правду. И призадумается: а стоит ли умирать так быстро и некрасиво? Одно дело – баян и трали-вали, а другое, когда правда и всё про нас. А напоследок брошюра, где популярным языком будет доходчиво рассказываться о причинах и следствиях наркомании во всех, в том числе и духовных, смыслах. Вот это я называю современным социальным служением и реальной заботой о будущих поколениях. И что-то мне подсказывает, что время таких проектов пришло. На фоне умножающихся катаклизмов голос Церкви будет (должен) звучать всё громче и сильнее. И это не вопрос церковной идеологии – это вопрос национальной безопасности и здоровья нации. По этому поводу вспоминаю одну давнюю историю, когда я делал газету «Покров» в миссионерском отделе Екатеринбургской епархии. Одна сердобольная женщина привела к нам замерзшую девушку-сектантку, которая в центре города раздавала листовки, призывающие вступать в секту корейского бога Муна. Его последователи бросали работу или учебу, переписывали на секту всё свое имущество и становились добровольными рабами хитрого корейца. Жили в квартирах по 20–30 человек, почти не ели, почти не спали, изнуряя себя на тяжелой физической работе и проповедничестве. Через полгода такой жизни человек терял все свои социальные связи и навыки и становился похожим на говорящий овощ с горящими праведностью глазами. Эта девушка приехала в Екатеринбург из Перми и всё свое время проводила на улице.
Она была истощена, плохо одета и простужена. Плохо понимала, что с ней происходит, и на все вопросы отвечала дежурными заученными фразами. В это время у нас гостили студенты из Уральского университета. Они окружили ее и с жаром стали доказывать, как плохо ходить в секту. Девушка слушала их, как Жанна д’Арк слушала своих обвинителей. А потом пришел руководитель миссионерского отдела отец Владимир Зайцев и сказал: «А давайте напоим нашу гостью чаем!»
Он не говорил с ней о сектах и Муне, а просто угощал горячим чаем, печеньем и фруктами. Потом поинтересовался, почему она так легко одета, и попросил сотрудниц отдела подыскать ей какие-нибудь теплые вещи. А напоследок спросил, когда она разговаривала со своими родителями. Узнав, что девушка не общалась с ними уже больше года, отец Владимир предложил немедленно им позвонить: «Просто скажите, что вы живы-здоровы, что у вас всё хорошо. Знаете, как они будут рады вас услышать!» Он усадил ее перед телефоном и уговорил позвонить. А потом проводил до дверей, вручив на прощание пакет с продуктами и одеждой. Через какое-то время девушка снова пришла, чтобы поговорить с этим священником. А потом вообще ушла из секты, восстановилась в институте, познакомилась с хорошим человеком и стала любящей женой и счастливой мамой. На мой вопрос, что стало причиной таких перемен, она засмеялась и сказала: «Знаешь, когда отец Владимир вместо проповедей и увещеваний стал угощать меня чаем – это было что-то невероятное. Я ожидала, что меня сдадут в психушку, вызовут милицию или отругают, а тут чай с конфетами! Потом я думала об этой встрече и вдруг ясно поняла, что всё, что когда-то я слышала о Христе, – правда. Что Бог – это любовь, и батюшка показал мне эту любовь. И когда я это поняла, моя жизнь изменилась».
Денис Ахалашвили
pravoslavie.ru
