Вместо предисловия
«В ту же ночь в часовне всё было сделано так, как Николка хотел, и совесть его была совершенно спокойна, но печальна и строга. При анатомическом театре в часовне, голой и мрачной, посветлело… Сам Най значительно стал радостнее и повеселел в гробу.
Най – обмытый сторожами, довольными и словоохотливыми, Най – чистый, во френче без погон, Най с венцом на лбу под тремя огнями, и, главное, Най с аршином пестрой георгиевской ленты, собственноручно Николкой уложенной под рубаху на холодную его вязкую грудь. Старуха мать от трех огней повернула к Николке трясущуюся голову и сказала ему:
– Сын мой. Ну, спасибо тебе».
М. Булгаков. Белая гвардия
***
Я, признаться, тоже была свободолюбивых взглядов. Даже не то чтобы либералом, просто, как у почти всей советской интеллигенции, в крови у меня тоже было внутреннее противление любой сильной власти. Помню, как в 15 лет выступила перед папой на кухне, только покачавшим в ответ головой, с заявлением: «Из России я бы не уехала никогда, а из Советского Союза уезжала бы каждый день». Шел 1980 год. Тогда мне казалось, что папа покачал головой, испугавшись моей дерзкой смелости. Теперь же думаю, что из-за другого, но уже не спросишь.
В том же 1980-м, в августе, мы поехали на гастроли в Киев (папа мой был главным режиссером театра), и вот уже сколько лет прошло, а я всё не могу забыть, как прекрасен был Город, тонувший в зелени и грозах.
Он был для меня – уже Город: я прочла «Белую гвардию» как раз тем летом, и она заворожила меня навсегда – еще не совсем понятная, просто музыкой своей и людьми, и, как оркестр, звучало: «Велик был и страшен год по Рождестве Христовом 1918-й, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс».
Всё рассказанное в книге казалось историей – просто историей из какой-то совершенно другой, неповторимой жизни: и снег на мосту, и кровь, и хрупкая жизнь за кремовыми шторами.
Как я полюбила их всех – Елену Рыжую, золотую, Николку, смешного Лариосика с птицей, Алексея Турбина! Но больше всех – конечно, полковника Най-Турса, с «траурными глазами», «с вытертой георгиевской ленточкой на плохой солдатской шинели», – Ная, умиравшего на снегу в брошенном – гетманом, немцами, всеми – Киеве, прикрывая бегство обреченных юнкеров от входившего в Город Петлюры.
Тогда же, когда, бродя по беспечному, упоительному Киеву, я пыталась представить себе на его улицах немыслимый восемнадцатый год, ходил, наверно, где-то рядом маленький 11-летний мальчик, для которого «Белая гвардия» станет впоследствии одной из главных книг его короткой жизни.
«Каждый год, когда наступает декабрь и Киев накрывает, по выражению классика, “шапкой белого генерала”, я перечитываю знаменитый булгаковский роман о “страшном” восемнадцатом годе. Иногда – целиком. Иногда – просто перелистываю. У нас с этой книгой давний роман – с самого 1983 года, когда мне, четырнадцатилетнему, буквально на несколько дней дали почитать “Белую гвардию”. В андроповском СССР она была страшным дефицитом», – писал Олесь Бузина в своей колонке возглавляемой тогда им украинской газеты «Сегодня».
Так бывает, что знакомишься с человеком уже после его смерти. В день, когда в Киеве отпевали Олеся, протоиерей Димитрий Смирнов с таким выражением лица, какое бывает,
когда плакал – и вдруг окликнули, ты слезы вытер, а выражение глаз убрать не успел, – сказал об его убийстве: «Понятно, что люди, которые в безумии своем это совершили, поступили, как всегда, очень неумно. Потому что они хотели, чтобы он замолчал, но теперь будут говорить его книги. И к ним будет возросший интерес. Поэтому те мысли, которые он высказывал и которые и не дошли до читателей, теперь, скорее всего, дойдут».
И вот – доходят.
Я смотрю видео: с экрана еще живой Олесь Бузина обращается из студии прямо ко мне, и особым образом звучат теперь его слова, как бы уже с того света.
«Украинцы находятся под воздействием украинской пропаганды, – говорит он, – которая на самом деле никакая не украинская, а антиукраинская. Клише этой пропаганды разрабатываются в Соединенных Штатах. Все эти грантоедские организации – они состояли и состоят до сих пор на бюджете у Госдепа – грубо говоря, по-простому. Так что украинцы – жертвы этой пропаганды.
Я приехал сюда – я прошу об одном. Относитесь к Украине всё равно по-доброму. Относитесь к украинцам по-доброму. Если вы хотите добиться того, чтобы этой стены не существовало в украинских сердцах, то, как сильная, мировая держава, несущая ответственность за мировую политику, стремитесь посылать в Украину импульс доброты. Несмотря ни на что».
Этот эфир был 19 марта – стало быть, за месяц до своей смерти убеждал нас Олесь Бузина побеждать зло добром. А 16 апреля его убили – в Киеве, во дворе дома, в котором он прожил всю свою жизнь.
«Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а “Капитанскую дочку” сожгут в печи. Мать сказала детям: “Живите”. А им придется мучиться и умирать». Почти 100 лет назад была написана «Белая гвардия», но вот – как будто решили переснять ремейк.
Олесь Бузина любил эту книгу отнюдь не праздно, как и Булгаков, выросший в Киеве – городе мистическом, как сказали бы светские люди, а мы скажем: в святом, – он словно слышал в его воздухе, напоенном ветром с великой реки, отголоски и прошлого, и будущего.
Киев, Киев, матерь городов русских… Тебя избрал Господь, на эти горы пришел апостол Андрей, здесь, на крутых берегах Днепра, как меч, водрузил он свой крест, осиявший светом Истины всю Русь. Здесь крестил народ Божий равноапостольный князь Владимир, сюда пришли первые афонские монахи, здесь зарождалось монашество русское, здесь молились, воздевая руки-крылья ко Господу, великие угодники Божии, святая рать, наше небесное воинство.
Киев
Киев, Киев, сколько святых убили здесь, полили их кровью твою землю, освящая ее, изгоняя диавола, с особой злобой воюющего на людей здесь, на твоих святых горах!
Вот торопит своих убийц, посланных братом Святополком Окаянным, израненный князь Борис: «Братья, приступивши – заканчивайте порученное вам. И да будет мир брату моему и вам, братья!»
Смерть князя Бориса страшна – посланные Святополком «окаянные Путьша, Талец, Елович, Ляшко», пишет летописец, убивают долго, не в раз: пронзенный мечами, он живет еще несколько часов, пока, завернутого в ковер, его везут к Святополку в Киев – и только когда тот услышит, что несчастный поднял голову в телеге, прикажет добить умирающего.
Вот, как «свирепые звери», бросаются посланцы Святополка на совсем юного кроткого Глеба – прыгают с мечами в его лодку и не знают милости.
И еще одно пугающее своей жестокостью убийство найдем в житиях киевских святых. Правнук Ярослава Мудрого, святой князь Игорь Киевский и Черниговский, унаследовавший престол от брата, будет свергнут с него. С детства любивший богослужения, певший на клиросе, тихий и кроткий князь, пережив предательство народа и жестокий плен в срубе без окон и дверей, он будет пострижен в схиму и найдет себя в
монашестве, но и тут его через год настигнет и убьет озверевшая толпа. Желая отомстить его роду, киевское вече решит, что князя-инока нужно убить, и ни митрополит, ни духовенство, ни его вчерашний гонитель киевский князь Изяслав со своим братом Владимиром не смогут остановить обезумевшего народа.
Похватав с обочин колья, палки и камни – не только сегодня забивают людей битами, – толпа ринется к монастырю. Поправ в себе Божественное и человеческое достоинство, вломится в храм прямо во время Литургии, схватит молившегося пред иконой Божией Матери инока-князя Игоря и поволочет вон – на расправу.
Тем временем к монастырю подъезжал князь Владимир. «Ох, брате, куда ты?» – услышав за воплями толпы тихий голос князя-монаха, он спрыгнул с коня – толпа закружилась водоворотом, – накрыл страдальца плащом и всё говорил киевлянам: «Не убивайте, братья, не убивайте!» Как-то добрались до дома матери Игоря – и тут Владимир буквально втолкнул его в ворота, оторвав от бесновавшейся толпы. Но было поздно – они уже не могли остановиться, диавол толкал их в спину, горячил кровь, и, с улицы завидев Игоря в галерее второго этажа, они рванули, как гончие псы по свежему следу. Крушили ворота, ломали двери, потные, красные, с безумными блестящими глазами, разбивали сени, били, тащили вниз святого мученика и на нижних ступенях лестницы забили насмерть. На этом не остановились, а еще волокли тело монаха по улицам, обвязав ноги веревкой, – до Десятинной церкви, там кинули на телегу, устав таскать, и покатили ее к рынку, где и бросили, и пошли по домам, будто не православный народ, а бешеные печенеги.
Многое видел Киев за прожитые века. 1918 год начался здесь тоже страшным пролитием крови: звезды в небе и кресты над куполами Киево-Печерской Лавры стали свидетелями, как февральской ночью вели из кельи на смерть первого новомученика и исповедника Российского – митрополита Киевского Владимира.
Минуло столетие, и новый Предстоятель Украинской Церкви митрополит Киевский Онуфрий умиряет свою паству: «В этом году Православная Церковь отмечает 1000-летие мученической кончины святых князей Бориса и Глеба. За что же почитают этих святых? В чем так явно и несомненно проявилась их любовь к Богу и к ближнему, а также к своей Родине? Ответ прост: в желании сохранить мир и братскую любовь на родной земле, даже ценой собственной жизни.
После преставления равноапостольного великого князя Владимира Киевская Русь могла погрузиться в длительную и кровавую смуту. Для этого святым князьям Борису и Глебу нужно было лишь заявить свои права на великокняжеский престол, собрать дружины и начать вооруженную борьбу за власть с другими братьями. Однако они выбрали другой путь – блаженный путь миротворцев, которые положили свои души, чтобы спасти жизнь других и сохранить свою Родину. Сохранить от разорения, распрей и взаимной ненависти».
Братья Борис и Глеб – первые русские святые – победили зло добром. Зло тогда олицетворял собой их брат Святополк Окаянный. В церковной службе им есть поразительный момент: духовное объяснение того, что же произошло в тот год, когда Святополк захватил киевский престол и, опасаясь, что будет свергнут, убил святых братьев.
Забыл Святополк Окаянный, – говорит автор поучения, читаемого за службой, – что не люди решают, кто будет править народами, а Господь. Если праведны бывают люди, то и правителя получают праведного. А если злы, то еще большее зло наведет Господь на их землю, ибо так говорит пророк Исаия: согрешили люди от главы до ног, от царя и до простых, и безрадостно, жутко будет граду тому.
Вот и нас наказал Бог таким правителем, говорит летописец и не сомневается, почему и за что: «Святополка наведе на ны грех ради наших». Как и древние пророки, наши предки хорошо знали, что если Господь посещает скорбями народ Свой, то это по его грехам.
***
Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют.
(1 Кор. 6: 9–10)
Писатель, историк, журналист, Олесь Бузина много выступал перед людьми, стараясь донести самое важное не только в книгах, но и живым словом.
Вот после телевизионного эфира на украинском ТВ он рассуждает о монархии, словно продолжает незаконченный разговор, и не совсем понятно – то ли это такой постскриптум к программе, то ли просто случайно снято. Запись старая, до киевского бунта; он держит в руке, кажется, телефон, ремешок часов плотно облегает запястье, и невозможно представить, что такой живой человек будет убит.
«В Православии монарх – удерживающий. Он удерживает нас от падения в сатанинскую пропасть, – растолковывает он собеседнику, стоящему за кадром (в нем угадывается Евгений Киселев, но Олеся Бузину никакие собеседники не лишали дара речи). – Потому что вера наша живет в хрупком мире, где люди предаются низменным страстям, порокам, похоти, чревоугодию, животы наедают, ходят в публичный дом, убивают друг друга, грабят друг друга. Вот для этого нужен монарх – удерживающий от падения. Для Церкви, живущей в материальном мире, нужна материальная защита».
О чем он? Не миновал ли XX век с его гонениями на Церковь? Но парадокс заключается в том, что в Советском Союзе Церковь была преследуема и гонима, но выстояла и возродилась, а на Западе, где церкви никто не закрывал, они закрываются сами – за ненадобностью.
Вот, например, в здании этой закрытой голландской церкви можно недурно провести время: дети могут покататься, а родители – выпить пива.
«Тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2 Сол. 2: 7), – писал апостол в первый век христианства, и так оно было и никуда не делось и теперь.
За последующие века беззаконие только набрало силу и ускорение, и вот теперь «мир на последней скорости спешит к Страшному суду. Борьба зримая и очевидная, борьба за души, а не за что другое».
Волна беззакония стремительно катит по земному шару и окрашивает в грязный цвет всё новые земли, словно бы завоевывая их. Каждый день приносит с фронтов новые вести – и, как во Вторую мировую, Европа сдается почти без боя.
Оставим прошлое позади и посмотрим только на сегодняшний день. 15 мая всему миру сообщили: глава правительства Люксембурга Ксавье Беттель заключил «брак» с мужчиной. До такого не додумывались ни Нерон, ни Калигула. Такого вообще никогда не было в истории – никогда мерзость беззакония не становилась законом, но мы живем в новые времена.
«Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них» (Лев. 20: 13), – говорит книга Левит – но кто теперь ее читает!
16 мая церковь Шотландии объявила о том, что люди, состоящие в однополых «союзах», могут становиться священниками, а Объединенная протестантская церковь Франции постановила, что гомосексуалисты, «узаконившие» свой брак, могут приходить за благословением.
Однополые «браки» давно стали обыденностью и в Великобритании: еще в 2013 году королева подписала соответствующий закон. «Старая добрая Англия», еще недавно бывшая своего рода синонимом консервативности, сменила амплуа: гомосексуализм здесь – норма. Подтверждение – подпись королевы.
Всё перевернулось вверх дном: священниками становятся гомосексуалисты, англикане поставляют во епископы каких-то мужиковатых женщин… Римско-католическая церковь тоже старается идти в ногу со временем. «Если кто-то гей и находится в поисках Бога и
его намерения чисты, кто я такой, чтобы судить его?» – этим вопросом папа Римский задался еще в 2013 году, а в 2014-м приблизился к разгадке: «Церковь должна бросить вызов самой себе и предложить для гомосексуалистов братское пространство», – говорилось в документе, выдвинутом на рассмотрение Синода в октябре. Нынешний понтифик – иезуит, чего не было, надо заметить, за всю историю папства, – собственно и был инициатором не случившейся перемены: папа Римский, «ратовавший за принятие документа, который кардинально изменил бы отношение Римско-католической церкви к геям, потерпел фиаско», – писали тогда мировые СМИ. Но посмотрим, надолго ли.
А что же православные страны? Темная вода подходит и к некоторым из них: там, где государства смотрят в сторону новой Европы, правители перестают удерживать зло и сами открывают ему ворота.
В 2014 году в Белграде прошел гей-парад – впервые с 2010 года, когда подобная попытка закончилась избиением гомосексуалистов. Теперь парад проходил под охраной военной техники – и государства. «Гей-парад в Белграде – EC будет доволен» – с таким заголовком на «Euronews» вышла статья, посвященная этому событию: «В колонне по Белграду прошествовали мэр города, а также несколько членов кабинета… Евросоюз, в который собирается вступать Сербия, считает проведение шествия своего рода тестом».
И это – только цветочки. Далее обычно следует Антидискриминационный закон, запрещающий обижать содомитов и называть вещи своими именами, потом – закон о гражданских союзах и внедрение так называемых программ «сексуального образования» в детсады и школы. Последним звеном этой цепочки становится разрешение гомосексуальным «парам» усыновлять детей (хирургическим инструментом для этой операции служит ювенальная юстиция) – или заказывать своих, «из пробирки»: словно специально выращиваются новые, другие дети.
И это происходит по всему Старому Свету, и в Америке, и в Канаде. Хотя и там, расскажи о таком лет 20 назад, вряд ли кто поверил. Собственно, это и есть цель создаваемого нового общества – общества греха торжествующего – приуготовление пути антихристу.
В Грузии в мае прошлого года тоже сдали тест на толерантность – приняли Антидискриминационный закон. Когда его обсуждали в парламенте, Церковь выступила против – грузинские СМИ даже писали, что это был первый случай, когда Патриарх прямо и резко обвинил власть в навязывании грузинскому народу чуждых ему западных ценностей. В ответ покивали, изменили «в знак уважения» какую-то малозначащую ерунду – и стремительно, в несколько дней, закон был принят, с одним голосом «против», да и то депутат потом объяснил, что ошибся кнопкой.
Государство больше не охраняет Церковь, потому что хочет в Европу. К чему это приводит, можно увидеть на Украине. Хотел ли жить в таком государстве Олесь Бузина, человек, верующий в Бога, знающий свою историю, православный, монархист? Нет – и никогда не скрывал своих взглядов: он всегда говорил правду, невзирая на опасности и лица. Вот его правда: «Старец Филофей писал великому князю Василию[3]: ты не великий князь – после падения Константинополя не осталось больше православных царств на свете – ты и есть православный царь! Вот в чем была идея Третьего Рима – не в том, чтобы ходить с топором или шашкой и рубить всех направо и налево, а в том, чтобы сохранить светоч православной веры!»
За нее он и пострадал. И мы молимся сегодня, чтобы Господь упокоил новопреставленного Александра в Царствии Небесном. Ведь Он сказал: блаженны изгнанные за правду.
Вместо послесловия
«Как странно, как странно, – заговорил Турбин, – я думал, что рай это так… мечтание человеческое. И какая странная форма. Вы, позвольте узнать, полковник, остаетесь и в раю офицером?
– Они в бригаде крестоносцев теперича, господин доктор, – ответил вахмистр Жилин, заведомо срезанный огнем вместе с эскадроном белградских гусар в 1916 году на Виленском направлении».
Анастасия Рахлина
pravoslavie.ru
