Такая позиция Иерусалимского Патриарха вызвала у депутатов огорчение — они-то искали у него поддержки в конфликте, и, надо думать, поддержки планов по созданию независимой от Московского Патриархата «единой поместной Церкви». Но Патриарх Феофил показал себя, прежде всего, человеком Церкви — который исходит не из мирской, политической, а из Церковной логики.
Надо отметить, что эта церковная логика часто совпадает с простым здравым смыслом — там, где политические страсти лишают людей рассудительности, где их уносит поток, Церковь остается стоять на скале веры. Наверное, нам стоит рассмотреть некоторые отличия церковного взгляда на те или иные события от мирского.
Иерархи Церкви — это не президенты, депутаты, или иные современные политики. Их полномочия происходят от Господа через Апостольскою Преемственность. Политики ищут поддержки у избирателей (в идеале) или тех или иных политически или финансово могущественных групп, внутри страны или за ее пределами. Церковные иерархи избавлены от такой необходимости.
Политики возносятся к вершинам власти (и богатства) когда им удается оседлать волны общественных настроений, попасть в унисон с надеждами или страхами толпы, играть на этих надеждах и страхах, искусно разжигая их, давая неосуществимые обещания, возбуждая ненависть к врагам и обещая защитить от них. Используя эти бурные волны, политики в некоторой степени управляют ими — но в гораздо большей зависят от них. Политик — особенно высокопоставленный — может казаться господином всего, но на самом деле он очень часто несется, куда его несет волна, и если он попробует слишком резко корректировать ее курс, он может быть просто утоплен, стать жертвой страстей, разожженных при его же активном участии.
Иерархи Церкви не зависят от чего-либо подобного; политические настроения в тех или иных странах имеют над ними мало власти.
Политики (особенно в смутные времена) оказываются в ситуации, когда с волны явно надо спрыгивать — но непонятно, как. Если люди вознеслись и приобрели положение, сначала обещая людям кисельные реки и молочные берега, которые должны чудесным образом явиться в результате Майдана, потом громко скандируя патриотические речевки и воодушевляя сограждан сражаться и умирать, они оказываются в трудном положении, когда из всего этого бурного потока надо как-то выходить.
Человеку всегда трудно признать, что он был неправ — а когда речь идет о политике, который бежит впереди толпы и теперь должен обернуться и сказать «Стойте! Мы совсем не туда бежим!» - это практически неосуществимо. Политик оказывается в ловушке своих прошлых лозунгов, прошлых обещаний и прошлых союзников.
Как это бывает с адептами тоталитарных культов, людям очень сложно признать, что они ошиблись — причем, чем больше они вложились, тем труднее. Всегда трудно сказать «да, я жестоко обманулся, потратил время, силы и средства зря», и люди всегда склонны настаивать на своих решениях — особенно тех, которые обошлись им дорого.
Политик, который не только вложился сам, но и чувствует спиной дыхание множества людей, которые тоже вложились — причем вложились часто трагически дорого — рискует не просто пережить глубокое разочарование. Он рискует иметь дело с другими, очень сильно разочарованными людьми. Как еще в Первую Мировую писал Киплинг в своей «Эпитафии Политику»:
Слаб чтоб копать,
Труслив, чтоб воровать,
Я стал толпе обманом угождать
Но ход событий ложь мою раскрыл -
Я должен встретить тех, кого сгубил.
Какой бы байкой мне спастись теперь
От гнева мной обманутых людей.
Нередко политики вынуждены нестись по инерции, потому что эта инерция озлобленности, войны и конфликта раздавит их, если они попробуют свернуть.
Религиозные лидеры тоже оказываются перед лицом бурных волн — к ним являются как политики, так и взволнованные народные массы, требуя поддержки и благословения на борьбу, которая на тот момент кажется справедливой, обещающей светлое будущее и даже священной. А почему вы — гневно спрашивают у пастырей — не прыгаете вниз головой в тот же водоворот, что и мы? Люди менее рассудительные — или менее укорененные в Священном Предании — поддаются. Мы видели духовных лидеров, которые горячо поддержали Майдан, потом «АТО» и которые сейчас оказываются перед вопросом — «А за какие великие блага, собственно, мы продали наших овец на бойню? Зачем все это было?»
Иерархи Церкви — если они оказались достаточно мудры, а православные оказались — просто не предаются во власть политических волн, пребывая на скале веры. Такова была позиция, занятая с самого начала Украинской Православной Церковью, которая, под градом яростных нападок, избрала путь повиновения заповедям Божиим — и прежде всего, заповеди о блаженстве миротворцев.
А Украинская Православная Церковь — как и Русская, пребывающая в общении с Московским Патриархатом, через него пребывает в единстве с Мировым Православием, со всеми православными патриархами, одним из которых является Патриарх Иерусалимский Феофил III. И для него, как для любого православного Иерарха, так называемый «Киевский Патриархат» это неканонический раскол, и ничем другим быть не может.
И прыгать в водоворот, который уносит украинских депутатов, он, естественно, не собирается. И им стоило бы искать его помощи не в том, чтобы усиливать поток, в котором они несутся, но в том, чтобы начать его тормозить — чтобы потом иметь возможность из него безопасно выйти.
Потому что это необходимо когда-нибудь делать — и лучше раньше, чем позже. Необходимо понижать температуру, и — хотя бы осторожно — двигаться навстречу примирению. Да, примирение требует мужества, и здесь важно на кого-то опереться, на чей-то мудрый совет и на чей-то незапятнанный авторитет — и такой человек на Украине есть. Это, как совершенно справедливо замечает Патриарх Феофил, митрополит Онуфрий.