Возраст убитых разнится от 14 до 80 лет. Русские, китайцы, латыши, поляки, корейцы, грузины, немцы, евреи, украинцы, белорусы, татары, китайцы, болгары, поляки, – всего больше шестидесяти национальностей… Недаром сегодня в Бутово приехали представители разных посольств. Они тоже читали списки расстрелянных – с акцентом, иногда запинаясь на сложных фамилиях. За ними к микрофонам выходили обычные люди, приехавшие в Бутово почтить память тех, кто был здесь расстрелян.

Один человек читает список расстрелянных за один день. Самые многочисленные расстрелы в Бутове пришлись на декабрь 1937 и на февраль 1938 годов: 8 декабря было расстреляно 474 человека, 17 февраля – 502 и 28 февраля – 562 человека. Фамилии идут в алфавитном порядке, за русскими Петром Косолаповым, Косьмой Крюковым и Анной Курочкиной следует Салимбек Киримбеков, за Абдулом Азизовым – Тихон Афонин, за Шамилем Татуковым – Николай Французов, Люй Юй Шин Тин Лин и Гуань Цзы У.

Сергей Чапнин, ответственный редактор «Журнала Московской Патриархии»

«День памяти жертв политических репрессий – событие, которое требует личного отношения и личного действия, память, которая раскрывается в поступке. Конечно, это небольшой поступок – прийти на Бутовский полигон и прочитать имена тех, кто был расстрелян в один из дней. Но это всегда глубокое внутреннее напряжение, прикосновение к той трагедии, которая здесь совершалась в годы террора в 37-38 годах. Мы знаем, например, о событиях священной истории, но когда приезжаем в в те места, где они происходили, то совершенно по-другому переживаем эти события. Так же происходит и здесь,  это очевидная для меня параллель. Да, ты и так знаешь об этой трагедии, но именно здесь ее переживаешь совершенно по-другому, соприкасаешься с болью, с бедой, со страшной историей, когда власть, государство посчитало, что оно полностью распоряжается человеком, его жизнью и его смертью, и просто так, выборочно, собрав по Москве и Подмосковью 20 тысяч человек, без суда расстреляла безвинных людей. 30 октября всегда холодный день, но в этом году он солнечный. Холод и солнце – это, как мне кажется, символ: ты стоишь и ждешь, слушаешь, как другие читают эти имена, солнышко вышло из-за тучи, чуть-чуть согрело, потом опять холод, и это как холод нашей российской истории, но есть надежда, есть солнце».

Лидия Головкова, сотрудник отдела новейшей истории РПЦ Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета

«Вся моя жизнь уже теперь связана с этим местом. Я с первых дней занималась Бутовским полигоном как главный редактор «Книг памяти». Когда мы  сейчас читаем имена, я вспоминаю, как мы делали седьмой том: неделю выверяли эти имена, также как сейчас их читали, называли. Кто-то уже начинал засыпать, терять внимание, а ведь это все ушедшие жизни! И когда очухаешься, вздрагиваешь и понимаешь, как все это страшно. Наш издатель, не будем называть его, сначала говорил нам: «Да что вы такими глупостями занимаетесь, ведь все ушло, надо заниматься тем, что есть сейчас». Бурчал-бурчал, а где-то на третьем или на четвертом томе нашел своего дедушку-крестьяна, из деревни, который просто пропал. Пришлось ему утишить свое  негодование. И еще важно, что те люди, которые занимались Бутовым, которые ничего не знали о вере и были очень далеки от религии, все пришли в церковь. Словно убитые, группу за группой, приводили людей к Богу».

Александр Гатилин, журналист

«Вчера я был на подобном мероприятии у Соловецкого камня на Лубянке. За те годы, когда проводится это мероприятие, оно стало, может быть, более известным и собирает больше людей, чем чтение имен на Бутовском полигоне. Насколько мне известно, с этого года начинают читать имена расстрелянных в других местах, и, мне кажется, очень важно, чтобы люди узнали о том, что есть возможность приехать и на Бутовский полигон, то самое место, где тысячи, десятки тысяч людей были расстреляны, прочитать их имена, почтить их память. Мы видим и ребят-школьников, которые  не первый раз приезжают из города Видное. Приходу храма удалось сделать из акции «Голос памяти» традицию и собрать разных заинтересованных людей, найти потомков расстрелянных, собрать представителей власти и иностранных посольств. Очень важно, что они привлекают молодежь. Спасибо за это отцу Кириллу Каледе и всем, кто здесь потрудился».

Света Матвейчева, ученица 9-го класса

«Я первый раз здесь побывала. И мне кажется, это очень важно. Потому что принято считать, что история – это только даты и события, а здесь понимаешь, что история – это прежде всего люди, живые люди с именами и фамилиями, со своими близкими, родными, своим миром, надеждами, радостями и горестями. Особенно страшно, когда читаешь подряд несколько одинаковых фамилий и понимаешь, что это семья – отец и сыновья, расстреляны в один день. Целой семьи не стало, как будто и не было на свете никогда. Мне кажется, что хотя бы то, что мы произносим их имена, не дает им погибнуть окончательно».  

Ксения Лученко, журналист

«Читать имена, называть людей, чьи кости лежат буквально в нескольких метрах, под этой мёрзлой землёй – мне кажется, это очень реальное воплощение вечной памяти. Когда их привозили на расстрел, во время переклички они слышали свои имена последний раз при жизни. Они умирали в ужасном страхе и полной безвестности, в этой смерти не было ничего героического, они чувствовали себя униженными, а жизнь свою – бессмысленно оборванной. Это был предел расчеловечивания: людей, как скот, в грузовиках свозили из тюрем, убивали и сбрасывали в ямы. Родные и друзья, те, кто любил их, долгие годы не знали ничего об их судьбе, не догадывались, где и как они умерли. На полигоне десятилетиями был пустырь. Для меня в том, что теперь мы произносим здесь их имена, есть очевидный пасхальный смысл, это провозглашение победы жизни над смертью, победы воскресения и ценности каждой человеческой жизни».

Егор Агафонов, заведующий редакционно-издательским отделом издательства ПСТГУ

«Я приезжал на Бутовский полигон больше 20 лет назад, когда здесь только начинались службы. Майская служба на день памяти Бутовских новомучеников  вызывает чувство радости и победы, Христовой победы русской церкви, день же сегодняшний несет в себе какое-то другое содержание: прежде, чем радоваться воскресенью, надо пройти через  Голгофу. Сегодняшний день гораздо более трагичный по своей атмосфере, чем день прославления новомучеников и день  Бутовской памяти, когда здесь служит Патриарх и множество священников. 30 октября – день нисхождения в ад Голгофы.

Когда я приехал сюда на первое чтение имен, дул лютый, дикий ветер, было очень холодно и очень тяжело. Зато я легко смог себе представить тех людей, которых поздней осенней ночью выводили из бараков и после выстрела в затылок спихивали в ямы раздетыми. Именно в этот день меня посещает чувство страшной приобщенности к тому, что здесь происходило. Не в день празднования победы новомучеников, а именно сегодня, когда мы вспоминаем всех, кто нашел здесь свою кончину – и православных, и не православных, прославленных и непрославленных, виноватых и невиновных. Эти рвы уравняли всех, здесь все лежат вместе: и в смысле вероисповедания, в смысле возраста и национальности, виновности и невиновности. Не наше дело судить, кто прав, кто виноват, не наше дело раздавать звания. То, что все эти люди заслужили – это чтобы их имена были здесь произнесены. Вспомнить их всех, показать, что их имена не унесены рекой забвения, а из года в год возобновляются, повторяются и звучат над этими самыми рвами – это то действо, без которого невозможна наша торжественная служба в мае, как Голгофа и Воскресение».