Антидискриминация как деградация

Парадоксом нашей современности стало превращение благих законов в их прямую противоположность. Яркий пример этого – законы, защищающие содомию.

Чуть более 100 лет назад английского писателя Оскара Уайльда за гомосексуализм осудили на два года тюрьмы, его брак был расторгнут, ему было запрещено общение со своими сыновьями. А теперь в той же Великобритании, как, впрочем, и в ряде других стран Европы, можно получить тюремный срок уже за то, что вы высказываете публично свое осуждение или недовольство гомосексуализмом, что вы его считаете грехом. Как шла эта правовая эволюция – вернее, деградация, если смотреть на этот процесс с христианской точки зрения?

Последовало такое логическое рассуждение: если содомия не является уголовно наказуемым деянием, следовательно, это нормальное явление

Первым шагом было принятие постулата, что содомия не является уголовным преступлением. То есть декриминализация гомосексуализма. Далее последовало такое логическое рассуждение: если содомия не является уголовно наказуемым деянием, чем-то противозаконным, следовательно, это нормальное явление. А раз это нормальное явление, то тогда и люди, которые занимаются этими «нормальными» деяниями, образуют такую же социальную группу, как, например, национальные, культурные, этнические меньшинства или же, если делить на социальные группы по другим критериям, женщины, дети, старики.

А раз это тоже социальная группа, которая объединена каким-то общим признаком и не делает ничего противозаконного, значит, она имеет право на то, чтобы ее, как и другие социальные группы, защищали от дискриминации. Запускается механизм антидискриминационного законодательства, которое раньше было призвано защищать и ограждать от насилия, преследований и унижения негров, евреев, женщин…

Антидискриминационное законодательство изначально имело благие намерения предохранить меньшинства (например, национальные) от какого-либо ущемления прав этих меньшинств со стороны большинства. Но теперь оно оказалось применяемо к совершенно новому меньшинству – к меньшинству, которое порождено грехами. Критической точкой, после которой произошел принципиальный разворот, была стадия декриминализации.

Итак, вот эти ступени:

1. гомосексуализм – не преступление, за которое государство наказывает в уголовном порядке;
2. это не является чем-то предосудительным с точки зрения общественной морали;
3. это некая индивидуальная особенность или тип поведения, которые объединяют людей в некую социальную группу, подобно тому, как в социальные группы объединены люди какой-либо нации, языка и проч.;
4. распространение на эту социальную группу антидискриминационного законодательства.

Геккльберри Финн и негр Джим

При этом не надо забывать, что всё происходит в том общем контексте безумия толерантности и политкорректности, которые мы наблюдаем в Соединенных Штатах и Европейских странах, когда начали с благого желания не обижать какие-то национальные, религиозные или этнические меньшинства, а кончили переписыванием, например, романа «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна», с тем чтобы убрать из его текста слово «негр» как неполиткорректное. Или вот еще пример. Несколько лет назад я натолкнулся на публикацию британской газеты «The Telegraph» от 25.09.2011 о том, что психологи обеспокоены тем, как воспитываются детки в детских садах Великобритании, а именно: в детских сказках добрые феи ходят в одеждах розового цвета, а злые ведьмы – в одеждах черного цвета. Почему это вызвало беспокойство? Потому что такая цветовая гамма может привить маленьким детишкам мысль о том, что люди с темным цветом кожи плохие, раз у них тот же цвет кожи, что и цвет одежды плохих ведьм. Были даны рекомендации: ради политкорректности надо добрых фей переодеть в темные одежды, а злых ведьм – в разноцветные и розовые. И такого рода несмешных анекдотов из области политкорректности и толерантности можно вспомнить достаточно много.

А раз происходит и в области межнациональных отношений, и в области межрелигиозных отношений такое безумие гипертерпимости, как это можно было бы назвать, то на этом фоне вполне логичным, хотя и неприемлемым для христианского традиционализма, выглядит повышенная забота о чувствах извращенцев.

Право без Бога ведет к бесправию

Что же может остановить процесс трансформации изначально верных правовых установок защиты слабых в их абсурдную противоположность?

Защищающие меньшинства законы могли бы эффективно выполнять свою миссию только в обществе, которое не очень сильно разделено на группы с противоположными и несовпадающими представлениями о морали, о добре и зле. Нынешнее же общество хотя и не является войной всех против всех, но сплошь и рядом в нем сосуществуют традиционные христиане с разного рода обновленцами, более или менее далеко ушедшими от христианства, с людьми, которые имеют нехристианские и антихристианские взгляды. И поэтому в таком обществе создать законы, которые бы всех устраивали и никого не ущемляли, – задача достаточно сложная.

Моисей с полученными от Бога Скрижалями Завета

Христианский подход к праву исходит из того, что источником своим оно имеет Божественное Откровение и Священное Писание. Почему нельзя воровать, убивать и так далее? Потому что это Богом установленные заповеди.

Естественно-правовая теория споткнулась на пункте о том, кто же определяет перечень природных прав

В своем развитии европейское общество стало строить право на иных основаниях. Известны такие концепции, как естественно-правовая и позитивно-правовая. Естественное право попыталось обойтись без Бога и без Божественного откровения; оно утверждает, что право на жизнь, на свободу, на счастье и так далее существует, потому что оно заложено в самом естестве, в природе человека. Но естественно-правовая теория споткнулась на пункте о том, кто же определяет перечень этих природных прав. Если не Бог и не Божественное Откровение, кто же устанавливает, какие именно права являются естественными и прирожденными? Потому что список прав в разные времена составляли по-разному. И некоторые современные последователи этой теории права считают, что и право на гомосексуализм естественно, потому что в их фантазиях оно идет из самой человеческой природы содомитов.

Следующим шагом стала позитивно-правовая концепция. Она декларирует, что любой закон, который принят в соответствии с формальными процедурами, есть истинный закон, не задаваясь при этом вопросом о его соответствии Божественным заповедям или какой-то природе человека. Отсюда вывод: если закон об эвтаназии душевнобольных или младенцев, родившихся с дефектами, принят процессуально правильно, значит, этот закон правильный. Это уже конечная точка освобождения права от какого-либо соотнесения его с Божественной истиной.

В современном мире, когда общество разнородно и смешанно, состоит из людей с разными религиозно-этическими представлениями, выработать какой-то общий критерий для написания законов очень сложно. Приведу весьма актуальный пример.

Шариатская семья

Под какие именно ценности должно выстраиваться законодательство в многонациональной и многоконфессиональной стране?

С точки зрения христианской этики, семья должна быть моногамной. С точки зрения мусульманского, шариатского представления, если человек может обеспечить четырех жен, то тогда такое многоженство является вполне соответствующим исламской этике и морали. Вопрос в том, под какие именно традиционные религиозные ценности должно выстраиваться законодательство в многоконфессиональной стране? На этот вопрос пока нет ответа.

Конечно, право и правосудие не может искоренить порок, как утверждает – и в общем-то верно – старинная мудрость. Но право не должно пороку позволять шествовать с гордо поднятой головой. Вспомним и другой афоризм: право не должно стремиться установить рай на земле – оно должно не допустить воцарения ада на земле.

Но, конечно, по мере того, как укрепляется плюрализм и развиваются противоречия между тем, что считать добром и злом, правовые сложности возрастают. И даже когда мы апеллируем к традиционным ценностям, мы не выходим из этого клубка противоречий, Потому что традиционные ценности – они разные, и, например, у православного христианства и у иудаизма они не вполне совпадают. И кто здесь будет выступать арбитром, если мы не берем строго моноконфессиональное представление о Божественной истине, тоже остается непонятным.