Беседа с журналистом «ФАН» Дмитрием Жаворонковым, который сейчас находится в Сирии
– Дмитрий, почему ты решил поехать в Сирию?
– Когда я был в Югославии, я посещал Косово. Во время украинской войны мы возили гуманитарную помощь в Донбасс. Соответственно, когда редакция Федерального агентства новостей предложила отправиться в Сирию в качестве журналиста-репортера, я согласился.
– Какова сейчас обстановка в Дамаске?
– В данный момент наша группа находится в Хомсе. Это ключевой город в 200 километрах к северу от Дамаска. Здесь обстановка тяжелая, недалеко линия фронта. Дамаск – столица Сирии. Огромный мегаполис. Сочетание древнего города и города суперсовременного с небоскребами и хайвеями. В Дамаске спокойно, но иногда прилетают мины. Один из районов города – бывший еврейский квартал Джобар – занят сейчас террористами. Их оттуда выбивают. Джобар освобождается. Мы были в этом районе. Федеральное агентство новостей снимало там в том числе и эксклюзивные материалы.
Но пока что Дамаск не живет мирной жизнью в полном смысле этого слова.
– Как твои родные, близкие, друзья отнеслись к тому, что ты едешь в горячую точку?
– В основном поддержали. Естественно, все боятся за меня. И я боюсь, я не дурак. Не полный дурак. Но все понимают, что… То, что я сейчас скажу, – это не пропаганда, нотеррорист, убитый здесь, в Сирии, например, ваххабит из Чечни, это лучше, чем террорист, убитый в Дагестане, в Чечне, в Волгоградской области или в Москве. Лучше будет, если его уничтожат русские самолеты здесь, чем он сможет сотворить что-то плохое в России.
– Дмитрий, как, на твой взгляд, относятся мирные жители к операции российских ВВС в Сирии?
– В России, в российских школах, в российском обществе крайне мало знают о Сирии. О том, как она живет, чем она живет. Не все наши соотечественники отличат суннита от шиита, алавита от друза. Здесь все достаточно мирно уживались. Сирия при Хафезе Асаде и его сыне, нынешнем президенте Башаре Асаде, стремилась к тому, чтобы стать светским государством. Или государством, где разные религии уживаются. Здесь мы общались с православными, и они ничего плохого не сказали о местной власти. Они не боятся, они ею не запуганы. Они спокойно живут и в общем довольны. Все местные, кого мы видели: в Дамаске, в Хомсе, в пригородах Дамаска, на юге в Эс-Сувейде, – они все улыбаются, когда видят русский флаг. Они все говорят: «Руссия, Руссия гут».
Для сирийского правительства и сирийской армии наша операция – это, прежде всего, надежда. Страна пять лет находилась в состоянии войны без помощи с какой-либо стороны, и наша русская помощь, наши русские самолеты сотворили чудо. Подарили людям надежду. Они не изменили сильно ход войны – пока что. Я думаю, что действия наших ВВС переломят ход войны, но только в сочетании с наземной операцией сирийской армии с помощью Хезболлы, иранских военных, курдов, которые борются с террористами ИГИЛ… Вот все вместе мы сможем переломить ход войны.
Но главное, что дали наши самолеты и наши звезды над Сирийской Арабской Республикой, – это надежда. Поэтому к русским здесь относятся подчеркнуто уважительно. Подчеркнуто вежливо – никто плохого слова не сказал.
Люди здесь в принципе дружелюбные. Они ко всем хорошо относятся. Здесь арабы спокойно уживались с евреями, например. Не было никакой вражды серьезной.
– Ты упомянул православных. Есть ли рядом с тобой православные храмы? Удалось ли побывать в них?
– Да, я был в Представительстве Русской Православной Церкви при Антиохийском Патриархате. Заходил в ряд православных церквей. Был в так называемой христианской долине – городе Мармарита. Мы были недалеко от Маалюли – священного для нас города, который был захвачен террористами и освобожден. Я общался здесь с православными местными ребятами. Некоторые работают журналистами, некоторые студенты. Они убежали из мест, захваченных ИГИЛ, они живут здесь, они чувствуют, что их защищают. То, что я православный, то, что приехал к ним, – для них очень важно.
Храмы открыты, службы совершаются. Я знаком с девушкой, которая работает на сирийском телевидении. Ее зовут Вафа. Она православная. Каждое воскресение она специально ездит за 100 километров от Дамаска в свой родной город – на утреннюю службу в своей церкви.
– Чувствуется, что Сирия – это древняя христианская страна, которая дала миру целую плеяду великих святых?
– Конечно. Дамаск – это самая древняя столица мира. Ты ходишь по этим улицам, видишь людей, покупаешь еду в магазинах… Мы знаем Иоанна Дамаскина. Мы знаем множество других великих отцов Церкви – наших учителей, духовных наставников. Иоанн Дамаскин – это же человек, который жил в Дамаске, который свое прозвище получил потому, что творил в этом городе в том числе.
Дамаск – это самый древний город в мире из постоянно населенных людьми. Он уникален тем, что здесь очень много христианских святынь. Мечеть Омейядов входит в пятерку главных мест ислама – она построена на месте православного храма, который в свою очередь был построен на месте храма языческого. Там находится могила Иоанна Крестителя. Он почитается в исламе. Ее никто не трогает. Там находятся древние купели, которым многие сотни лет. Их никто не трогает, их почитают. Здесь есть христианские кварталы – это район Баптума в Дамаске, улица Касса, где живут православные, католики. Здесь есть армянская церковь. Все они за то, чтобы в Сирии воцарился мир.
– За голову русского солдата сейчас боевики готовы заплатить 12 тысяч долларов. Цена растет каждую неделю. Голова русского журналиста тоже стоит немалых денег. Ты чувствуешь, насколько ты рискуешь?
– На самом деле, когда началась война на Украине, в Новороссии, в Донецке, никто не ожидал, что город с населением в миллион человек будет обстреливаться регулярными войсками Украины, украинской артиллерией. И никто не думал о риске. Здесь, в этом городе, дети гуляют по улицам. Невозможно не думать о риске, когда в любую секунду может прилететь мина. Именно поэтому, чтобы защитить людей, здесь и есть наши самолеты, наша авиация. А нам, журналистам, надо просто сказать правду. Когда ты пытаешься это донести, ты не думаешь о том, рискованно это или не рискованно. Это работа, и мы должны ее сделать достойно.
– Некоторые летчики берут с собой в самолет иконы. Ты взял с собой что-нибудь из России?
Моя невеста дала мне с собой немного земли русской и образ Николая Угодника
– Во-первых, со мной всегда крест, который я не снимаю никогда. Моя девушка – моя невеста – дала мне с собой немного земли русской и образ Николая Угодника, который всегда со мной в кармане. Естественно, что я стараюсь по возможности молиться, когда есть время: вычитываю утреннее, вечернее правила.
В Новороссии мне рассказывали, что люди выживали после невозможного, после того, как по их позициям бил украинский «Град», – потому что они все вместе читали «Отче наш». Землю перемолачивало, но они оставались живы. Это люди, с которыми я виделся, которым жал руку, – мои знакомые, друзья. Поэтому сила молитвы – работает.
– Ты видишь ситуацию изнутри. У себя на странице в социальной сети ты написал: «“Русию” тут многие любят: с дюжину человек сегодня на улице сказали спасибо – просто увидев шеврон с русским флагом». Чем, на твой взгляд, опасен ИГИЛ для России?
– Очень хорошо сказал наш Генштаб. Я не знаю, шутка это или не шутка. Но они сказали так: против обычных террористов мы применяем обычные боеприпасы, а против умеренных мы применяем умеренные и уничтожаем их.
Разумеется, ИГИЛ – это олицетворение мирового зла, новая его форма, основанная на религиозном фанатизме, ваххабизме, который не имеет никакого отношение к мирному и адекватному исламу, существующему в России. Он не имеет с этим ничего общего.
И здесь именно ваххабистские проповедники, поддержанные финансово, мы знаем, какими странами, очень многих мусульман, в основном суннитов, направили на стезю зла. Очень многие подверглись этому влиянию. Это действительно фанатики, очень опасные. Не стоит их недооценивать. Это религиозный фанатизм, дошедший до крайней степени ненависти.
Это религиозный фанатизм, дошедший до крайней степени ненависти. Пытаться договариваться с такими людьми бесполезно
Второе: это люмпены. Это люди, не нашедшие себя – по разным причинам – в Ираке, в Сирии, в Ливане, в других странах. Часто это бандиты, часто это люди, которые хотят сделать на бандитизме капитал, стать богаче. Это люди без чести. Они убивают мирных жителей, детей; они насилуют женщин. Нам об этом рассказывают. И сталкиваясь с этим, ты понимаешь, что их надо уничтожать. Потому что это единственный способ с ними бороться. Сирийская армия и наши военные самолеты делают именно это, они борются со злом и его уничтожают. И, к сожалению, пытаться договариваться с этими людьми, видимо, бесполезно. В этом случае работают такие аргументы, как КАБ-500.
– Недавно упал российский самолет. Это большая трагедия. На эту трагедию отреагировали сирийцы?
– Мы ходим по улицам Дамаска, и люди, видящие, что я русский – у меня русский шеврон, подходят, жмут руку, держатся за сердце, показывают, что человек с тобой. И многие знакомые, узнав в новостях об этом, писали в социальных сетях слова поддержки. Они это приняли очень близко к сердцу. Мы чувствовали братскую поддержку, братскую помощь.
– Ты уже попадал в горячие ситуации?
– Да, мы находились на линии фронта в районе Джобар. Это район Дамаска, который до сих пор удерживают террористы. Мы находились на линии фронта в районе города Хомс. Были в районе Эс-Сувейде. Не на самом передке, там нечего делать журналисту. Там ничего не снять, там все бегают и это страшно. Идет война! Но мы знаем, для чего мы там. Не рискуем попусту и просто стараемся делать свою работу.