К вере в Бога меня привели размышления, которые кому-то могут показаться абстрактными: желание разобраться с вопросом о первопричине — о том, как возник мир, как возник человек, как появились моральные нормы, такие как совесть, ответственность. Я был крещен в детстве, в четыре года, но не получил никакого религиозного воспитания и в юности смотрел на мир с позиций сугубого материализма. Но ответы на вопрос о человеке, которые я находил в естественных науках — например, в психологии — казались мне ужасными! Ведь человек, с точки зрения материализма, — это животное, которое только слегка облагородило свои инстинкты. Для последовательного материалиста не существует понятия греха. Что толкает человека на измену? Инстинкт размножения! Почему происходит убийство? Инстинкт доминирования! Почему человек решается на грабеж? Инстинкт насыщения! Такова наша природа! Бессмысленно пытаться ее преодолеть, бессмысленно стремиться к чему-то высшему. Конечно, мне могут возразить, что материалистическому миропониманию присуще понятие абстрактного гуманизма, но этот гуманизм несет на себе те же отпечатки.
По образованию я физик, но меня всегда интересовала история. И когда я начал читать серьезные, классические научные труды, когда с головой, что называется, окунулся во все эти войны, предательства, геноциды, уничтожение целых народов, я почувствовал отвращение к человеку. Изучение истории показало мне, как страшен в действии материалистический закон: выживает сильнейший. Я увидел, что это, в буквальном смысле слова, путь в ад. Я оказался в тупике и выход из него нашел только в христианстве.
Христианский взгляд на человека дает нам абсолютно другую картину. Бог открывает в Священном Писании, что человек создан по Его образу и подобию, что изначально человек был безгрешен и находится в своем страшном современном состоянии из-за своего непослушания.
Я начал изучать христианство с первоисточника — читал Священное Писание. Честно говоря, прочесть Евангелие получилось не с первого раза. Вначале — открыл Евангелие от Матфея, прочитал несколько абзацев и вообще ничего не понял. Язык показался мне архаичным, странным… Что-то во мне как будто противилось пониманию, что-то подталкивало к тому, чтобы закрыть эту книгу и никогда ее не открывать.
Но спустя некоторое время я взялся за Евангелие вновь. Знаете, я подумал: миллионы людей читают эту книгу и верят тому, что в ней написано, находят в ней для себя ответы на важные вопросы. Может быть, проблема не в книге, а во мне? Конечно, мне было понятно далеко не всё. Я как будто попадал то в полосу света, то в полосу тьмы. Иногда — буквально испытывал восхищение, читая тот или иной отрывок, но потом опять погружался во тьму непонимания. Но я знал, что темная полоса пройдет, и меня это уже не останавливало.
Не думаю, что на мой мировоззренческий выбор как-то повлияли среда, окружение, в котором я тогда находился. Могу сказать, что в большинстве своем молодые люди моего поколения ничего не знают о христианстве, тем более о православном вероучении. Мне кажется, в современном светском обществе ничто не может подтолкнуть молодого человека к тому, чтобы заинтересоваться Церковью, зато Интернет пестрит антиклерикальными материалами. Должен признаться, что и мне они раньше, пока я не пришел к вере, казались убедительными.
Так как вера не была воспринята мною в семье, по традиции, передо мной стоял и вопрос выбора христианской конфессии. Приступив к чтению Священного Писания, я стал как бы чисто гипотетически задумываться: если все-таки зайду когда-то в храм, какая это церковь может быть? И первое время склонялся к протестантизму, точнее, к баптизму. Мне был близок их догмат о том, что нельзя крестить людей до восемнадцати лет. В католицизме, напротив, многое отталкивало, например то, что Папа Римский — наместник Бога на земле. Тем не менее протестантом я так и не стал, в итоге осознанно выбрав Православие. Определяющим моментом стало то, что православное вероучение не изменилось с апостольских времен, чего нельзя сказать ни о какой другой конфессии.
Я впервые пришел в православный храм в Крещенский сочельник — 18 января. Помню, что меня поразил контраст: вот только что была улица, где все спешили непонятно куда с непонятными лицами, где стояли шум и ругань, — и вот я переступаю порог храма и окунаюсь в другой мир, с другими людьми. Я пришел тогда, чтобы посмотреть на службу. Только посмотреть. Чувствовал, что еще не готов к тому, чтобы поставить свечку, помолиться перед иконой, вообще совершать какие-то действия. Честно скажу, я до сих пор не ставлю свечи, потому что боюсь, что это превратится для меня в выполнение какого-то ритуала.
Ощутимой преградой для меня, как, наверное, и для многих на первом этапе, является язык богослужения. Но знаю, что эта преграда вполне преодолима — это не повод повернуть обратно, а повод двигаться вперед. Я хочу всерьез разобраться в богослужении и участвовать в нем осознанно. В первый же день я подошел к свечнице в лавке и спросил, есть ли у них в продаже богослужебные книги, и она посоветовала мне посещать занятия по изучению устава, которые идут в нашем храме. Сейчас мне несложно понять логику богослужения, если говорить только о правилах, по которым составляется служба. Сложно — осмыслить богослужебные тексты духовно, понять глубокий смысл, который в них вложен. Сложно научиться полноценно молиться.
Если еще говорить о том, что мешает… Мне трудно сосредоточиться, когда меня что-то отвлекает, а в храме, к сожалению, не всегда бывает абсолютная тишина, кто-то может начать переговариваться за спиной. А еще, несмотря на то, что я изучаю богослужебные тексты, мне непонятно на слух почти всё, что читается на клиросе. Когда священник громко дает возглас или диакон произносит ектенью, я их понимаю, а вот текст Евангелия и Апостола распознаю с большим трудом. Я уже выучил Символ веры и пытаюсь петь вместе со всеми. Но церковное пение тоже дается тяжело, в какой-то момент начинаю просто задыхаться.
При этом вещи, над которыми нецерковные люди подчас просто смеются, напротив, не вызвали никаких трудностей или смущения. Например, преклонение колен или целование руки священника. Это со стороны кажется, что мы склоняемся «перед какими-то рисунками», целуем руку «какого-то попа». А на самом-то деле все глубже: вставая на колени, мы преклоняемся перед жертвой Христа, а целуя руку священника, целуем десницу Христа. Таким образом мы выражаем нашу преданность и любовь к Нему.
Сейчас Великий пост, и это для меня тоже особая тема. Сначала я хотел поститься строго по уставу — почему-то думал, что это будет не очень сложно. Но уже через несколько дней понял, что переоценил свои силы. Но этот опыт был для меня очень полезен. Я впервые в своей жизни ощутил, насколько повседневная мирская жизнь препятствует жизни духовной.
Посещая храм и изучая устав, я поначалу как-то не предполагал для себя участия в Таинствах Церкви. Мне казалось, что сначала мне стоит полностью воцерковиться, стать полноценным членом Церкви, и только потом… Но случилось так, что я обратился к настоятелю нашего храма с каким-то вопросом, и он мне в ответ сказал, что я все делаю правильно: хожу в храм, изучаю основы нашей веры, и теперь мне нужно причаститься. И назначил время для исповеди. Я этого не ожидал, но он обратился ко мне не как к ищущему или сомневающемуся, а как к тому, кого Церковь уже приняла как своего. И я понял, что так оно и есть и что я должен стать не только зрителем, но и участником Литургии.
Я долго готовился к первой исповеди. Написал один черновик, потом другой. Конечно, был соблазн что-то утаить, что-то смягчить. Но все-таки мне удалось побороть свой страх и стыд и прямо назвать свои грехи. Я, по крайней мере, надеюсь на это. Помню, что стоял в очереди на исповедь и чувствовал, как у меня колотится сердце, как кровь приливает к голове. А после исповеди вышел из храма опустошенный.
По большому счету, сейчас я не думаю о том, что мне легко, а что трудно, я просто вхожу в мир Православия. И надеюсь, что Господь не оставит меня на этом пути.
Фото из открытых интернет-источников
Газета «Православная вера» № 07 (555)
