Покров — это один из самых странных наших праздников.
Странный с той позиции, которая последнее время становится все более привычной в православной среде и даже более того, претендующей на ключевую: народ и Парт… прошу прощения, Церковь – едины! И добро бы понималось это в том смысле, что народ соединяется во Христе (единство народное, как мы знаем из истории, может осуществляться и на других основаниях), вливается в Церковь и пребыванием в Ней образуется единство народа в Церкви, что логично влечет и сотрудничество с церковными инстанциями всех общественно-политических организаций и всевозможных институтов власти. Причем такое сотрудничество, которое способствует единству церковного народа, а не поощряет в нем разделений (в том числе и по национальному признаку). Ведь «народ Церкви» – это не какой-то один этнос, а народ, составляющий Церковь. Не какое-то там «национальное большинство», гуманно позволяющее сосуществовать рядом с собой всяким «нацменьшинствам», а народ Божий, народ Христов, народ, в котором «ни эллина, ни иудея».
Последнее время нашу Церковь сотрясают брожения именно оттого, что слова «Церковь должна быть со своим народом» понимают узко-этнически, т.е. каждый, при этом, имеет в виду, что Церковь, в его представлении отождествляемая с Ее иерархией, духовенством, должна быть именно с его народом, и только в том политическом смысле, который он вкладывает в представление о единстве. Это именно его государство Церковь должна поддерживать в любом конфликте (будь то иной державой, будь то с политической оппозицией), это именно его армию, боевиков (ополченцев, добровольцев и пр.), оружие, технику, знамена, блок-посты и т.п. Церковь должна благословлять, а чужое государство, армию, всяких «террористов», «карателей» и далее по списку – обличать, осуждать, анафематствовать, проклинать…
Ладно еще, когда речь об открытом международном конфликте с государством, которое чуждо не только в этническом, но и веротрадиционном плане, а если, как сейчас на Украине? Каково Предстоятелю УПЦ МП митр. Онуфрию, ее священноначалию и духовенству, когда их упрекают в предательстве своего народа, опять же, каждый имея в виду свою национальность соответственно пятой графе советского паспорта? Каково Патриарху – Первосвятителю всей Русской Православной Церкви, для которого священноначалие Украинской Православной Церкви как самоуправляемой в составе Московского Патриархата – собратья и сослужители, а духовенство и миряне – чада, ничем не отличающиеся по значимости от проживающих на территории России?
В лозунге наших дней «Церковь должна быть со своим народом», понимаемом в столь узко-этническом смысле, сквозит что-то кабальное. Вот есть, например, Русская Церковь, и в ней русские (понимаемые не в дореволюционном русско-имперском, «николаевском» смысле, как этно-политическая общность, а в советско-имперском – как национальность) – церковнообразующая нация, а остальные – «младшие братья», «побратимы», «прозелиты-иммигранты» ну и прочее, кто и кого как видит в меру собственной «продвинутости». Или, вот, например Украинская Церковь, и опять же вопрос, кто ее народ? Украинцы в советском смысле (по кровному признаку), в националистическом (национальное происхождение, непременно сочетаемое превозношением идеи национального государства), в европейском (на основе самоотождествления с государством, независимо от нацпроисхождения), или вообще все православные люди, независимо ни от национальности, ни от политических предпочтений, не только проживающие, но и проживавшие в границах Украины до весны 2014 г. – кто «народ» Украинской Православной Церкви, с которым она «должна быть»?
И вот Божия Матерь сегодня распростирает над нами Свой Покров… Над всеми нами: православными, разбежавшимися по окопам (что буквально, что образно), разделившимися на лагеря; над ненавидящими друг друга местами горячо и кроваво, местами холодно и презрительно – над нами всеми один Покров. Мы что начнем каждый на себя его тянуть?! Или станем выталкивать из-под него своих идейно-политических противников? А зачем тогда требовать от священника или архиерея, чтобы он делил свою паству по политическим признакам на «своих» и «чужих»? А если даже и не свою паству, а просто собратьев во Христе и по усыновлению Божией Матери?
Вот мы молимся Пречистой о помощи, защите, а хоть время от времени задумываемся, каково это Ей видеть, что происходит в наших сердцах, как мы поддаемся на бесовские помыслы и становимся их марионетками, свое внутреннее ожесточение называя «принципиальностью», «твердостью», «верностью», «любовью к своему народу и Родине», «священной ненавистью» (к нацистам-карателям или «ватникам»-террористам, коммунистам или фашистам, «холхлам» или «москалям» – это несущественно, да хоть к самим себе: бесам главное разжечь в человеке ненависть, выжечь его душу, чтоб она обледенела, хотя бы в одном направлении, да чтобы эту холодность человек воспринимал как признак горячей любви, адамантовой верности, всецелой преданности) – Ей-то каково, когда об одном и том же взаимоисключающем просят Ее чада, ненавидящие друг друга? Покров Ее распростирается над нами: отказывающимися видеть друг в друге братьев и сестер, взаимно отталкивающимися, рискующими выскочить за его пределы…
В чем же странность этого праздника? В том, что Ее омофор простирается над теми, кто просит о защите и сам же совершает то, от чего Она защищает? Это, скорее, странность не праздника, а нашего исповедания веры; странность нашей самопротиворечивости в исповедании христианства, нашего самоотрицания как христиан, как братьев и сестер во Христе, когда мы за своих братьев и сестер не считаем тех, кто Ему – чада.
А странность праздника в том, что в контексте «ваши радости – наши радости» он абсолютно непатриотичен. Ведь, какое событие празднуется, если вдуматься? Поражение. Военное поражение, которое потерпели русы у стен Константинополя предположительно в 860 г. Причем поражение, связанное с вмешательством Божиим, Его заступничеством за неприятеля. Тем более. А как же расхожее мнение, что история должна воспитывать национальную гордость? Странно еще, в том же патриотическом контексте, что у греков этот праздник практически забыт, а в Русской Церкви он почитается как великий. Однако странно тут лишь забвение греками этого события, а вот почитание в Русской Церкви вполне закономерно, если, конечно же, мыслить не на уровне националистического плинтуса.
Что происходило в тот исторический момент? Мир словно раскололся на две части: с одной стороны – захваченное побережье вблизи Константинополя со всеми ужасами войны, с другой – столица Византийской Империи, как бы сконцентрировавшаяся во Влахернском храме, где хранились омофор (мафорий, головной покров) и пояс Пресвятой Богородицы. С одной стороны – убийства, насилия, грабежи, с другой – мирная молитва, возносимая во главе с Патриархом Фотием за всенощным бдением: мирная, но со скорбью; мирная, но со страхом и не только Божиим; мирная, потому что покаянная.
«Народ неименитый, народ не считаемый ни за что, – вспоминает свт. Фотий, – народ, стоящий наравне с рабами, неизвестный, но получивший имя со времени похода на нас, незначительный, но получивший значение, униженный и бедный, но достигший блестящей высоты и несметного богатства… так грозно и так быстро нахлынул на наши пределы, как морская волна». О «злоубийственном скифском народе, называемом русы», воины которого «опустошили все населенные местности и монастыри… умертвили всех захваченных ими людей» вспоминает и Никита Пафлагонянин, и многие другие византийские историки.
И вот этому кошмару языческого нашествия, не только столице, но и всей империи грозящему стать всеобщим, народ Божий противостоит молитвой в надежде на заступничество Пречистой. Среди молящихся находились св. Андрей Христа ради юродивый и его ученик Епифаний, которые увидели Божию Матерь, «стоящую в воздухе и молящуюся, сияющую солнечным светом и покрывающую людей Своим честным омофором» (свт. Димитрий Ростовский). В продолжение службы по стенам города состоялся крестный ход с омофором Пречистой, который, согласно некоторым источникам, в заключение был погружен Патриархом в море. На море, до того момента спокойном, началась буря, разметавшая ладьи русов.
Сам Патриарх Фотий о погружении омофора в море и о буре не упоминает, отмечая, однако, что после их молитвы, неприятель внезапно снял осаду, что было, несомненно, следствием чудесного вразумления. Однако важно не то, была ли буря, не было ли. Важно другое: уцелевшие в этом походе руссы, потрясенные явлением силы Божией, вскоре вернулись в Константинополь, но уже не с войной, а за миром, которого мiр не может дать (Ин. 14; 27).
Поражение в захватнической войне обернулось для них приобретением, о котором они и помыслить не могли. Именно проиграв войну, они стали причастниками важнейшего сокровища своих недавних врагов. С этого началось Крещение Руси.
Сегодняшний праздник побуждает нас не только надеяться на помощь Божией Матери, на Ее заступничество в земных скорбях, на ограждение от бесвовских козней, но и к тому, чтобы осознать свою усыновленность Ей и недопустимость причинять Ее материнскому сердцу скорбь. А что для матери горше взаимоотчужденности детей? Вот и получается, что Покров Пресвятой Богородицы – еще и напоминание о сыновнем долге любви, осуществляемом в преодолении всего, что изнутри препятствует нам быть Христовыми. Не только напоминание, но и защита от вражеских помыслов, если, разумеется, захотим только быть от них огражденными.
Протоиерей Игорь Прекуп
pravmir.ru
