Вторая заповедь Моисея говорит: «Не сотвори себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им» (Исх. 20.4-5).
В древнегреческом переводе Ветхого Завета для обозначения рукотворных кумиров (знаменитая Септуагинта, перевод семидесяти толковников) употребляется слово τό εἴδωλον(eidōlon), от которого произошло русское слово «идол». Таким образом, вторая заповедь Моисея запрещает творить себе идолов, служить и поклоняться им.
С древнегреческого τό εἴδωλον переводится как «видение», «видимость», «отображение», «мысленный образ». Оно образовано от другого, очень почтенного древнегреческого слова –τό εἶδος (eidos), что по-русски значит «вид», «внешность», «образ», «облик». Слово это почтенное оттого, что именно его знаменитый философ Платон избрал для обозначения важнейшего термина в своей философии. Так он назвал идею. Идея у Платона – это эйдос, некая видимая «умным зрением» структура или вид вещи, который делает ее тем, что она есть. Скажем, лошадь лошадью делает идея или эйдос «лошадности». У всех лошадей (или столов, или листьев, в общем, любых вещей) по Платону есть свой собственный прообраз или образец – эйдос или идея. Он считал, что согласно эйдосам и образуются все бесчисленные обычные вещи. Кстати, есть такой анекдот из истории древнегреческой философии. Едкий и остроумный киник Диоген, тот самый, что жил в бочке, услышав про теорию идей Платона, сказал: «Лошадь-то я вижу, а вот лошадность – нет». На что Платон, как говорят, ему ответил: «Это потому, что у тебя для этого нет глаз», подразумевая, что у Диогена не развито «умное зрение».
Между тем слово τό εἴδωλον – уменьшительная форма от слова τό εἶδος. И поэтому с известной долей условности τό εἴδωλον можно перевести как – «идейка» (кстати, на латинский язык τό εἶδος и τό εἴδωλον переводятся соответственно как forma и formula). То есть, идол или рукотворный кумир – это своего рода идейка, жалкое подобие настоящей идеи, которую человек не прозревает «умным» зрением, а творит сам, руководствуясь своими пристрастиями и склонностями. Однако в глазах такого прельщенного человека эта его самодельная идейка выглядит высшей ценностью.
«Не сотвори себе кумира» среди Моисеевых заповедей стоит на втором месте, что говорит о ее чрезвычайной важности. Человеку свойственно поклоняться и служить чему-то, что он считает выше себя. Человек – существо верующее, он не может не верить. И если он не будет верить в Бога, то Его место в нашей душе немедленно занимает какой-нибудь эрзац, заменитель. Это могут быть языческие «рукотворные» кумиры, но не только. Идолы вообще многолики, «имя им легион» (Лк. 8, 30).
Например, таким идолом может стать социально-политическая идеология, например, социализм или либерализм. Безоглядная вера в их истинность приводит к тому, что на алтарь идеологических идолов неизбежно начинают приносить человеческие жизни. Сегодня всемирным или глобальным идолом является стремление к жизненному успеху, к деньгам и к максимальному потреблению всевозможных благ, которые можно обрести с их помощью. Идолом может являться идея («идейка») мирового господства.
Идолами в человеческой жизни могут быть и «обычные» страсти – чревоугодие, пьянство, корыстолюбие – когда человек становится их игрушкой и приносит им в жертву всю свою жизнь. Например, апостол Павел называл идолослужением страсть к богатству (Кол. 3, 5), чревоугодие («их бог – чрево» – Фил. 3, 19).
В одном из текстов серии «Толковый словарь» мы разбирали слово икона – ἡ εἰκόνα (ikona). Известно между тем, что протестанты любят уличать православных в идолопоклонничестве за их поклонение иконам, и выступают тем самым в каком-то смысле наследниками тех иконоборцев, о которых мы писали в предыдущей статье нашего «Толкового словаря». Чем же иконопочитание отличается от идолослужения? Если вкратце, то поклоняясь иконе, православные обращаются не собственно к ней, а к Личности Того, Кто на ней изображен. При помощи образа иконы поклоняющиеся умом восходят к Первообразу. Икона – не самоценный идол, а проводник в мир иной. Так, например, любящая мать, целуя фотокарточку сына, обращается не к этому клочку фотобумаги, а к своему ребенку. При этом, что очень важно, молящийся перед иконой должен избегать всякой мечтательности, воображение ни в коем случае не должно участвовать в молитве.
Об этом говорил святитель Игнатий Брянчанинов: «Молящийся ум должен находиться в состоянии вполне истинном. Мечтание, как-бы ни было приманчивым и благовидным, будучи собственным, произвольным сочинением ума, выводит ум из состояния Божественной истины, вводит в состояние самообольщения и обмана, а потому оно и отвергается в молитве. Ум во время молитвы должно иметь и со всею тщательностью сохранять безвидным, отвергая все образы, рисующиеся в способности воображения: потому, что ум в молитве предстоит невидимому Богу, Которого невозможно представить никаким вещественным образом. Образы, если их допустить в ум в молитве, соделаются непроницаемою завесою, стеною меж умом и Богом…
Святые иконы приняты Святой Церковью для возбуждения благочестивых воспоминаний, а отнюдь не для возбуждения мечтательности. Стоя пред иконою Спасителя, стой как бы пред Самим Господом Иисусом Христом, невидимо вездесущим и иконою Своею присутствующим в том месте, где она находится. Стоя пред иконою Божией Матери, стой как бы пред Самой Пресвятой Девой, но ум твой храни безвидным. Величайшая разница быть в присутствии Господа и предстоять Господу или воображать Господа. Ощущение присутствия Господня на душу наводит спасительный страх, вводит в неё спасительное чувство благоговения, а воображение Господа и святых Его сообщает уму как бы вещественность, приводит его к ложному, гордому мнению о себе, душу приводит в ложное состояние – состояние самообольщения» (Творения святителя Игнатия. Аскетические опыты. Том I, стр. 147–148).
Фото Ramón/www.flickr.com
