200 лет войне 1812 года: Бородинский урок
Умолкшие холмы, дол некогда кровавый!
Отдайте мне ваш день, день вековечной славы,
И шум оружия, и сечи, и борьбу!..
Д.В.Давыдов, «Бородинское поле».
8 сентября мы отмечаем День воинской славы России — День Бородинского сражения.
Ровно двести лет назад
Ровно двести лет назад неподалёку от Москвы сошлись во честном бою лучшие армии мира – русская и наполеоновская. Никогда в истории в один день не рождалось столько примеров воинской доблести.
За один день две армии потеряли сто тысяч убитыми и ранеными – даже в масштабе мировых войн ХХ века это впечатляет, а уж в 1812-м, когда население Российской империи не превышало 41 миллион человек, Бородинская битва казалась армейским апокалипсисом. «И ядрам пролетать мешала гора кровавых тел».
События, предшествовавшие сражению, Россия воспринимала как катастрофу. Это сегодня легче лёгкого восхищаться упрямством Барклая, который сохранил армию, отдав Наполеону Смоленск. Нетрудно через двести лет и отдать должное стратегическому гению Кутузова, который перехитрил Наполеона.
Но представьте себе, каково было русским офицерам, воспитанным на победных традициях Румянцева и Суворова, отступать, сохраняя образцовый порядок, когда враг двигался на Москву! Идеология сопротивления зиждилась на православной вере – но отступавшая армия знала, что оставляет храмы на поругание.
Конечно, прав был Иван Кованько:
Хоть Москва в руках французов,
Это, право, не беда:
Наш фельдмаршал, князь Кутузов,
Их на смерть впустил туда!
Свету целому известно,
Как платили мы долги;
И теперь получат честно
За Москву платеж враги.
Побывать в столице — слава,
Но умеем мы отмщать:
Знает крепко то Варшава,
И Париж то будет знать!
Но какими страданиями оплачена неплакатная правда.
Автор на Бородинском поле. 2007.
Для многих из нас знакомство с русской литературой началось с хрестоматийного: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалённая пожаром, французу отдана?». И декламируем мы эти стихи бодренько. А ведь это мучительный вопрос. Мучительный! Если даром – как жить после этого? У нас и интонации такой трагической не найдётся… А мы нередко декламируем «Бородино», как бодрую идиллию.
«И вот нашли большое поле, есть разгуляться где на воле», — с этих стихов Лермонтова многие из нас начинали знакомство с русской литературой.
Бородино! Здесь располагалось именьице полковника Дениса Давыдова, доставшееся ему по наследству. О Денисе Васильевиче мы вспомнили не случайно. Во дни отступления именно он предложил генералу Багратиону план партизанской войны, поддержанный и Кутузовым. Он понимал, что нужно использовать продвижение Наполеона вглубь России – и бить по тылам, отрезая вражескую армию от обозов.
Давыдов верил в массовое патриотическое движение, он знал, что многие крестьяне отступают вместе с армией, не желая подпадать под власть захватчиков. Это в Германии и Австрии крестьяне кормили французскую армию, подчас сколачивая на этом состояния.
Единственная фотография участника Бородинского сражения Павел Яковлевич Толстогузов, в 1912 г. ему было 117 лет.
Важнейший вопрос той войны – а, может быть, русскому крестьянину было бы выгоднее подпасть под оккупацию? Прогрессивный Наполеон, воспитанник Французской революции, вроде бы намеревался отменить крепостное право. Во Франции не было сословных привилегий – и мальчишки из нищих семей могли дослужиться до маршальского жезла. К тому же усилившийся Наполеон мог бы свернуть шею самой алчной в мире империи – Британской. Разве это не благо? А так получилось, что крепостные крестьяне в очередной раз проливали кровь за чужие интересы…
Вроде бы благородная позиция – но насколько лукавая! Нельзя подходить к истории 1812 года с мерками ХХ, а тем более – ХХI века. Не было тогда в России (в отличие от Франции) деятельного буржуазного сословия, стремившегося к разрушению монархии. И только сохранение государственного суверенитета позволило крестьянскому большинству в будущем обрести свободу и права. Родина превыше всего. А надежды на оккупацию приводят к одичанию.
Патриотический подвиг был вкладом в будущее, традиции 1812 года укрепляли народные силы в течение веков. И сегодня укрепляют. Либералы и такие националисты, как Солженицын, долго убеждали нас, что статус сверхдержавы истощает Россию. Но посмотрите, как истощает нас положение державы второстепенной! Конечно, с позиций суверенного эгоиста и ростовщика этого не понять, но одичание коснётся всех! Благополучие порознь, слава порознь – невозможны.
И Кутузов, приняв командование, без промедления обратился к русским беженцам с оккупированных территорий и к будущим партизанам:
«В самых лютейших бедствиях показываете вы непоколебимость своего духа. Вы исторгнуты из жилищ ваших, но верою и верностью сердца ваши связаны с нами священными , крепчайшими узами… Враг мог разрушить стены ваши, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших».
Поле непобедимых
И вот – Бородино.
Кутузов знал: на такое сражение можно пойти лишь раз в жизни. Россия беспрестанно воевала несколько веков, но таких сражений не видывала. Наполеон готов был бросить в бой 135 тысяч солдат. Под рукой у Кутузова было 103 тысячи регулярных войск, 7 тысяч казаков и более десяти тысяч ополченцев.
Если упомянули русских ополченцев – не забудем и про наполеоновских нонкомбатантов. Это вспомогательные войска, обслуживающие армию, вооружённые на уровне наших ополченцев.
Кроме численного превосходства Наполеон обладал и более опытной армией. Ему удавалось сохранять в сражениях испытанных ветеранов: первыми он бросал в бой поляков и немцев. Поляки сражались храбро, продолжая кровавый «Спор славян между собою».
Всё более важным фактором победы становился артиллерийский огонь. В русской армии орудий было несколько больше, чем у противника: 624 против 587. Можно было рассчитывать на нехватку лошадей в Великой армии, но и у Кутузова не гладко обстояли дела со снабжением. И в русской армии не все кони были сытыми…
И всё-таки русская артиллерия ни в одном сражении не уступила врагу. Но ещё важнее пушек – боевой дух, патриотический заряд армии, готовность к самопожертвованию. «Умрёмте ж под Москвой!».
Прав был Коленкур – дальновидный французский дипломат, хорошо знавший Россию. Накануне войны он предупреждал своего императора: «Упрямая гордость русских не примирится с порабощением». И в армии, которая остановилась у Бородина, царила решимость: погибнуть, но не пропустить врага!
Для разговора с солдатами Симбирского пехотного полка Кутузов – старый, израненный генерал – нашел простые и точные слова:
«Вам придётся защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови. Каждый полк будет употреблён в дело. Вас будут сменять, как часовых, через каждые два часа. Надеюсь на вас».
Войска расположились на славном поле. В центре и на правом фланге – Первая армия Барклая, на левом фланге – вторая армия Багратиона.
Был у Кутузова план: возле деревни Утицы поставить скрытно корпус генерала Тучкова и ополченцев. Если бы Наполеону удалось пробить фронт Второй армии (а Кутузов предполагал, что на левом фланге французы создадут преимущество для прорыва) – Тучков неожиданно ударил бы во фланг и в тыл противника. Но, как вспоминает участник сражения, Фёдор Глинка, по вине начальника штаба, генерала Беннигсена, эта затея не удалась. Части Тучкова выдвинули вперёд – и ни курган, ни лес не скрывал их…
Князья Иоанн Константинович (справа) и Гавриил Константинович беседуют с очевидцами Отечественной войны 1812 года у здания Дома инвалидов. Среди них (слева направо): Аким Войтинюк, Петр Лаптев, Степан Жук, Гордей Громов, Максим Пятаченков. Фото: rusarchives.ru
26 августа (по старому стилю), на рассвете французы атаковали село Бородино, в жарком бою им удалось занять его, но переправиться через Колочу они не смогли.
В то же время Наполеон бросил на армию Багратиона крупные силы: корпус Даву и кавалерию Мюрата. Жаркая схватка завязалась за русские укрепления – флеши. Первоначально Багратионовы флеши защищали 8 тысяч солдат при сорока орудиях. Противник стянул туда 25 тысяч и 100 пушек…
Первую атаку русские отбили. Наполеон укрепил атаку корпусом Нея. Невиданная битва – по количеству войск и орудий – завязалась на этом участке Бородинского поля. Это был артиллерийский ад, в котором обе армии грудью шли на снаряды, штыками опрокидывали кавалерию… Стояли насмерть.
Желая сковать Наполеона и отвлечь его от атаки на флеши, Кутузов отправил в рейд кавалерийский корпус Уварова и казаков атамана Платова. Появление русской конницы в собственном тылу отбило у Наполеона охоту бросить в бой гвардию. Он предпочёл поостеречься. Казаки вернулись из рейда с пленными, но Кутузов был не слишком доволен действиями Платова. Он вообще недооценивал атамана – суворовского любимца.
Признаем: Платов подчас держался вызывающе даже перед главнокомандующим. У казака было немало недругов, которые говорили про него одно и то же: атаман вечно под хмельком, казачья кавалерия больше напоминает разбойничью шайку, чем регулярную армию, а командовать пехотой и артиллерией Платов вовсе не умеет – несмотря на то, что «полный генерал»! Если и есть в этих наветах правда, то пропитана она ядом. Только близорукий человек в 1812-м мог недооценивать казаков. Казачья кавалерия могла удивить – а значит, и обмануть Наполеона – и доказала это во многих сражениях. Ни одна победа в ту Отечественную войну не обошлась без казаков Платова!
К концу сражения Кутузова всё сильнее заботил снарядный голод. Испытывал трудности с боеприпасами и Наполеон. Судьба сражения висела на тонкой нити…
Заслуживает уважение не только стратегическая мудрость Кутузова, но и его хладнокровие в день Бородина. Кто ещё из полководцев того времени был способен спокойно отвечать на все действия Наполеона, который по-суворовски умел обгонять противника? Правда, опорой Кутузова был лучший на свете солдат.
Продолжалось кровавое сражение вокруг флешей. Под прикрытием артиллерии французы наступали… Вот уж, где смешались кони и люди, штыки и пушки… Смертельно раненый Багратион впервые жизни покинул поле боя, аплодируя атаке французских гренадеров, которые непреклонно шли вперёд, не кланяясь картечи.
Но в храбрости русские превзошли противника: пробивались штыками в дыму, не считаясь с численным превосходством врага. Рядом с Багратионом сражался Пётр Петрович Коновницын – он сумел сдержать натиск французов после ранения командира.
Командование у Багратиона принял другой храбрец суворовской выучки – генерал Дохтуров. Несгибаемый, опытный полководец, быстро оценивший ситуацию. Сражение раскалилось, над полем витал дух взаимного ожесточения, но силы обеих армий таяли неумолимо.
К ночи войска вернулись на исходные позиции. Между ними пролегло выжженное поле, усеянное трупами героев. Трагический и грозный апофеоз войны. Кутузов понимал: несмотря на нерасторопность московского генерал-губернатора Ростопчина, русская армия получит подкрепление, мало-помалу наладит снабжение армии продовольствием, лошадьми, боеприпасами. А силы Наполеона после Бородина будут надломлены до конца кампании, до изгнания из России.
После сражения в пространном рапорте императору Кутузов не произнесёт слова «победа», но сфокусирует внимание на обстоятельствах, внушавших оптимизм. Приведём последние слова этого документа:
«Таким образом, войски наши, удержав почти все свои места, оставались на оных.
Я, заметя большую убыль и расстройство в батальонах после столь кровопролитного сражения и превосходства сил неприятеля, для соединения армии оттянул войски на высоту, близ Можайска лежащую.
По вернейшим известиям, к нам дошедшим, и по показанию пленных, неприятель потерял убитыми и ранеными 42 генерала, множество штаб- и обер-офицеров и за 40 тыс. рядовых; с нашей стороны потеря состоит до 25 тыс. человек, в числе коих 13 генералов убитых и раненых.
Сей день пребудет вечным памятником мужества и отличной храбрости российских воинов, где вся пехота, кавалерия и артиллерия дрались отчаянно. Желание всякого было умереть на месте и не уступить неприятелю. Французская армия под предводительством самого Наполеона, будучи в превосходнейших силах, не превозмогла твердость духа российского солдата, жертвовавшего с бодростью жизни за свое отечество».
Проводы ополченца. Гравюра А.Ухтомского по рисунку И.Лучанинова
Александр воспринял донесение Кутузова о Бородинском сражении как победное и произвёл полководца в фельдмаршалы. Он и представить не мог, что вскоре придётся без боя оставлять Москву…
Прав был один из главных героев битвы, генерал Ермолов: «Под Бородино французская армия расшиблась о русскую». Прошло ещё два года сражений, Наполеон дважды потеряет Францию. И на острове Святой Елены, в изгнании, перелистывая в памяти свою жизнь, он скажет: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми».
Непобедимый русский солдат на Бородинском поле обескровил грозного захватчика. Как бы ни сложилась кампания после Бородинского дня – Наполеон уже не имел возможности покорить Россию.
Вечная память, вечная слава героям Бородина – павшим на поле брани, израненным и невредимым, которые ещё дойдут до Парижа. Будем помнить о них. И постараемся, чтобы нам не было стыдно вспоминать о подвигах прадедов. Будем достойны воинских традиций нашей державы. Сколько верности, храбрости, терпения понадобится нам для этого…
А, может быть, мы напрасно так почитаем воинские подвиги предков? Нет ли в этом патриотического бахвальства?
Есть ведь и другой взгляд на судьбу России – панический, ехидный, высокомерный. «Вот всё у нас так!», — повторяют острословы, когда случается нечто отвратительное, постыдное или просто неприятное самолюбию: «Как это по-нашему!». А другие понимающе кивают, чувствуя себя посвящёнными в таинство Благородного Сопротивления Свинцовым Мерзостям России. В последние годы нашу страну они любят называть собачьей кличкой «Рашка».
Насколько меньше было бы таких нападок на Россию, если бы мы твёрже боролись с собственной гордыней. Потому что основа русофобии русских людей – в ощущении, что «я лучше этого государства, этой эпохи, этого общества». Мы выпячиваем своё надменное «я», откармливаем высокомерное «эго».
Презрение к «родным осинам» — это не исключительно русское явление. Это банальное, как бревно, «обратное общее место» национального чванства – чванство антинациональное. Приглядимся к себе, это присуще человеку: в приступе гордости мы отвергаем государственные устои и высокомерно взираем с высокого холма на серую массу. Да, с высокого холма сограждане всегда кажутся маленькими и серыми. Особенно сильным это искушение было, есть и будет для интеллигенции.
Помните у Вертинского – перепетое Гребенщиковым «в бездарной стране»? Но как покаянно он ответил сам себе в более позднем (времён Великой Отечественной) стихотворении:
О Родина моя, в своей простой шинели,
В пудовых сапогах, сынов своих любя,
Ты поднялась сквозь бури и метели,
Спасая мир, не веривший в тебя!
Да, человеку невмочь всю жизнь проскользить в одном благостном настроении. А всё-таки скромность и патриотизм лучше самовлюблённости и отщепенческой гордыни.
Тогда, в 1812-м, противоречиям не удалось сломить единство империи, несмотря на болезненные противоречия, раздиравшие общество и в те годы, кажущиеся из нашего времени благословенными. Скажу прямо: тогда, двести лет назад, именно Православная Церковь сохранила Россию. Молитва? Да! Но ещё и скрепа, сплотившая аристократа и крестьянина – а ведь они жили на разных планетах. Конечно, встречались и отщепенцы. Но, прежде, чем порвать с Россией, нужно было отказаться от Православия.
Себялюбивым умам трудно уклониться от сладкого соблазна: отделить себя от государства. «Я люблю страну, но ненавижу наше государство», — многих прельщает эта запальчивая демагогия. В 1812-м году выстояло государство, выстоял народ – одно не отделить от другого. Орёл Победы не парит над одинокими, разобщёнными рыцарями.
И это тоже бородинский урок.
pravmir.ru
