Беседа со священником Олегом Герасимовым
Разумность веры… С одной стороны, фраза кажется абсолютным нонсенсом. Как сочетаются вера и разум? С другой стороны, может, именно разумность оберегает нас от суетной веры. Я не знаю, как точно определить все параметры понятия «разумности в вере», но очень наде- юсь на то, что Вы сумеете расставить точки над «i». На Ваш взгляд, в чем разумность веры?
– Я не такой специалист, чтобы расставить все точки над «i», но думаю, что попробовать порассуждать на эту тему можно. Когда о верующих начинают говорить как о мракобесах, которые просто боятся молний и считают, что заклинаниями, нашептываниями можно отвратить беду (и только за счет этого они якобы убегают от разумного исследования окружающей действительности, в чем нас, собственно, пытаются обвинить атеисты), мы все интуитивно понимаем, что это не так. Не так давно мне довелось послушать такие дебаты в интернете, и там было явное противопоставление сторонников науки и религии. Везде со стороны атеистов красной нитью проходит взгляд на таких людей как на блаженных: «Понятно, вы чего-то боитесь. Вам в Бога верить легче, потому что правде в глаза заглянуть (что на самом деле мир холодный и безразличный и его можно исследовать) вы боитесь, вам нужно, чтобы был кто-то, кто вам поможет».
На самом деле все гораздо сложнее и глубже. Начнем с того, что относить к мракобесам, наивным, неразумным людям, блаженным и заблуждающимся таких столпов мысли, как например, Федор Михайлович Достоевский или ученые Иван Петрович Павлов, Дмитрий Сергеевич Лихачев, Блез Паскаль, у меня бы просто язык не повернулся. Атеисты выкручиваются, говорят, что бывают такие искажения, что они просто не понимают или не хотят отказаться от этой гипотезы. Кто-то из атеистов сказал: «Гипотезу Бога я не принимаю». Для них это всего лишь гипотеза, одна из идей, которая имеет право на существование: хотите – верьте, не хотите – не верьте.
Но здесь вопрос гораздо глубже. Вера – это не просто волевое усилие человека, принять это или не принять. В том смысле, который в это слово вкладывают святые отцы, вера – нечто гораздо большее. Больше, чем то, что мы понимаем под разумом. Она над разумом. Это некое свойство человеческой души, утраченное человеком в грехопадении. В том смысле, в каком о ней говорит апостол Павел, то есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом, вера – это как зрение. У Адама оно было. Это не просто, когда я хочу – верю, не хочу – не верю, а был такой инструмент познания Бога, который мы сейчас собираем по крупицам из того, что рассыпалось после грехопадения.
В этом смысле такое свойство, как разум, разумность, – всего лишь одно из свойств. Точно так же, как свойствами являются, например, эмоции. Человек способен чувствовать радость или печаль, способен размышлять, разговаривать. Так вот, вера – это нечто, что над всем этим. Это не то, что мы сейчас пытаемся принизить, говоря примитивным языком, которым оперирует большинство людей, противостоящих вере. Речь идет про записных атеистов, которые с нами спорят, что нам удобнее верить.
Вера, которую стяжают святые, – это не усилие воли. Ее невозможно приобрести, просто захотев: хочу верить и верю. Нет! Так можно поверить, например, в то, какие кратеры находятся на Луне с невидимой стороны. Да и то это можно проверить. Или, например, мне говорят, что где-то в Ленинградской области есть некое озеро такой красоты, что прямо увидишь и ахнешь. Я это допускаю. Я верю в это. Потому что, собственно, эта вера меня ни к чему не обязывает. Я могу приехать и проверить, есть ли там такое озеро и какое оно произведет на меня впечатление. Но в целом, я доверяю рассказчику и поэтому эту теорию принимаю.
И другое, когда дело касается таких основополагающих вещей, как смысл нашей жизни, для чего мы вообще приходим в этот мир, основополагающих положений морали, например, что человека нельзя убить просто потому, что он тебе не нравится. Мне кажется, это даже доказывать не надо. Это заложено в каждом из нас изначально, это предмет даже не веры, а какого-то глубинного убеждения. Хотя доказать это научными способами невозможно. А почему нельзя убить человека? Это просто предрассудок, который проник во все религии. Теоретически говоря, если отстраниться от всего, если убрать эмоции, то почему бы и нет? Почему бы и не убить? Ну да, это сейчас противозаконно и так далее, но, с точки зрения атеиста, это нейтральный поступок, и его, в принципе, можно совершить, когда это выгодно.
Но где-то в глубине души у каждого человека есть убежденность, что этого делать нельзя. Откуда берется такая убежденность? Когда Иммануил Кант говорил, что есть две вещи, которые восхищают, а именно звездное небо надо мной и нравственный закон внутри меня, это означает, что есть вещи, которые невозможно доказать. Даже если мы возьмем основной тезис тех же атеистов по поводу того, что наука занимается тем, что можно пощупать, что можно доказать и в отношении чего имеются факты, подтверждающие это, то ведь все равно есть некое начало, в него они тоже верят. Они верят в это: чтобы нечто доказать, нужно провести эксперименты. Потому что должна быть некая аксиома, с которой все начинается. Получается, они тоже верующие. Только они верят в другое.
Если говорить про свет знания, разумность веры – это не слепая вера. Об этом есть множество изречений святых отцов, и в Евангелии об этом очень много написано. Но меня интересует следующее. Что мы должны делать для того, чтобы наша вера была не слепой? Мы должны каким-то образом подключить разум, но опять-таки какой разум? Просто ум или разумение, различение? Как можно отличить ум от понимания, разум от знания или, наоборот, как это сочетается? Что такое умная сердечная молитва?
– К сожалению, в наше время слова начинают утрачивать свой первоначальный смысл. Поэтому словами «ум» или «разум» можно назвать банальную хитрость, когда человек умеет выкрутиться в каких-нибудь долговых делах. Он называется умным человеком. А бывают еще хитроумные. Есть знаменитая американская фраза: «Если ты такой умный, покажи мне свои денежки». То есть критерием ума человека является то, как он сумел хитроумно обмануть других и нажиться на их доверии. Тогда получается, что человек, который чистосердечно отдал деньги просто потому, что следовал заповедям Христа, – глупец и подлежит всяческому осмеянию. Нет.
Я думаю, нужно говорить про ум или разум, договорившись о термине. Если разум – имеется в виду поиск ответов на глубинные вопросы. Это те вопросы, которые Федор Михайлович Достоевский называл «проклятыми вопросами», они не дают жить спокойно и наслаждаться благами. Зачем я пришел в этот мир? Чего от меня ждет Творец, если Он существует?
В этом смысле есть очень хороший термин у святых отцов, – рассуждение. Это когда я не просто умею правильно складывать цифры или, прочитав томик какого-нибудь философа, могу разобраться в хитросплетениях его мыслей, но пытаюсь рассуждать, для чего мне дано умение размышлять.
Не секрет, что есть люди, более одаренные в математике, например, или философии. Есть люди более простые, не умеющие глубоко рассуждать, но они каким-то глубинным, внутренним рассуждением бывают более проницательны и глубоки, чем люди, которые умеют много и красиво разговаривать на заданную тему. Хотя первые считаются умными, а вторые простаками.
Вопрос телезрительницы из Воронежа: «У меня вопрос о вере. Когда ученики находились в лодке с Христом и началась буря, они кричали: „Господи, что же Ты спишь? Спаси нас!” Господь их обвинил, что у них нет веры, ведь Он рядом с ними, а они боятся. И другой эпизод: когда Христос проклинает смоковницу, Он говорит ученикам: если будете иметь веру, то и горы свернете. О какой вере здесь речь?»
– Когда Господь говорил о вере, Он имел в виду, по мнению святых отцов, не просто доверие Ему как Учителю, а именно ту самую веру, которую утратил Адам, веру как способ познания Бога, как орган (если можно так выразиться) познания Бога, как некие глаза, которыми человек может увидеть Бога. В этом смысле веры у учеников было мало. Если бы эта вера у них была, у них бы ни на секунду не возникло сомнений. Ведь если с ними в лодке сейчас находится Тот, Кто создал и эту лодку, и этот мир, и эту бурю, то бояться и считать, что Он или они могут как-то пострадать, неразумно. Вот здесь как раз соотношение веры и разума. То есть, видя перед собой воочию Бога Живого, воплощенного, бояться, что случится что-то плохое, неразумно.
Когда Господь проклял смоковницу, это действительно очень странный эпизод, он у многих вызывает нарекания: мол, при чем тут бедное дерево? За что Он так поступил со смоковницей? Но дерево есть дерево, и чтобы продемонстрировать какую-то очень яркую мысль, деревом можно пренебречь, воспользоваться. Это своего рода живая притча. Как притча, например, о том, как ломают по одному прутику, а все прутья вместе сломать не могут.
Например, Спиридон Тримифунтский, чтобы наглядно показать тайну Троицы, сжал камень в руке, из которого вышла вода, в руке осталась глина, а вверх ушел огонь. Тем самым он показал одно существо, но три Ипостаси. Это из той же серии.
Когда Господь говорит, что, веря по-настоящему, можно двигать горы, Он отнюдь не имеет в виду, что люди будут таким образом изменять ландшафт. Я не слышал ни одного случая, чтобы гора двинулась, потому что помолился какой-то святой, история такого не фиксировала. То есть это была аллегория. Наверное, имелась в виду наша заскорузлость. Когда мы смотрим на очевидное и не можем даже допустить такой мысли – это та гора, которую надо сдвинуть.
Когда Господь воплощается и принимает человеческую природу – это такой неожиданный, невероятный факт, что человеку просто невозможно в него поверить. Бог трансцендентен, по верованию ветхозаветных людей, с этим миром не соприкасается – и вдруг Он становится обычным Человеком. Это просто так не понять. Та гора, что возникает внутри при восприятии мира, когда перед тобой Бог, и есть та самая вера, к которой Господь призывает Своих учеников.
В Евангелии от Матфея написано: «Виждь и молись». То есть смотри и молись. Мне кажется, что это тоже о разумности веры. Не сказано, например, «слушай и молись», а именно «виждь». То есть: смотри и молись. Здесь тоже разумность, только другая. Может быть, мы вообще неправильно определяем смысл слова «разумность» по отношению к вере?
– Когда мы говорим о разумности веры, первое, что возникает, – противопоставление. Но здесь нет противопоставления. Если не ошибаюсь, в интерпретации преподобного Максима Исповедника, который разработал православную антропологию, вера надразумна. То есть разум – это нечто ниже, чем вера, это одно из разрозненных свойств души.
Когда мы говорим о разумности веры, мы говорим о том, чтобы достичь потерянной нашими пращурами в результате грехопадения единой веры. Чтобы опять к ней вернуться, мы используем все возможные и доступные нам инструменты, включая разум. То есть разум здесь имеет вспомогательную роль. И если он не претендует на то, чтобы возвыситься над верой, если не старается занять место единственного инструмента, коим человек может пользоваться для того, чтобы познать действительность, тогда никакого противоречия нет. Мы верим и разумом стараемся подтвердить то, во что верим.
Но есть вера святого человека и вера бабушки, которая верит: если черная кошка перебежала дорогу, случится что-то плохое. Попытка уравнять ту и другую веру только потому, что в обоих случаях используется слово «вера», – это неправильно. Есть вера с большой буквы, о которой говорил апостол Павел и к которой призывали святые отцы и сами стремились, а есть вера суетная, суеверие.
Вопрос телезрительницы из Москвы: «Господь обличает Своих учеников, будущих апостолов и святых, что они не имеют большой веры. Он знал их немощи. И Он им даровал веру. А что же делать нам, простым людям? Про себя хочу сказать: я верю на миллион процентов в Иисуса Христа. Я не верю Дарвину. Но что толку от моей веры?»
– Верить просто в существование Бога или в то, что Христос – Сын Божий, это хорошо, но мало. Вера должна быть именно как высший орган познания. Эту веру можно только стяжать, ее невозможно в себе воспроизвести, ее невозможно сымитировать, просто сказав: «Я верю». Поэтому Христос не столько обличал апостолов, сколько ставил им высоту планки, к которой им надо стремиться. Им еще через очень многое пришлось пройти.
Когда Петр ходил по водам, он прикоснулся к этой вере, стал настолько причастен высшей вере, что, не усомнившись, пошел по воде. Но его хватило ненадолго: как только он увидел, что вокруг буря, понял, что так не бывает, – и вся его вера куда-то улетучилась, он сразу начал тонуть.
Ученикам еще предстояло очень многому научиться, предстояло долго ходить со Христом. После Своего восшествия на Небо Господь им послал Святого Духа, потом они очень много проповедовали, приняли мученическую смерть. Они постепенно приобретали ту веру, к которой Господь их вел. В начале пути это были простые рыбаки, они видели, что их Учитель творит чудеса, воскрешает мертвых, умножает хлебы. Это убедительно, но, как видим, этого недостаточно. Любое испытание в виде шторма – и уже вера пошатнулась. Хотя, казалось бы, они только что видели чудеса. Что еще надо?
Вера – то, что нужно у Бога вымолить, выпросить. Еще вспоминаю эпизод с призванием апостола Филиппа, когда он находит Нафанаила и говорит ему, что они нашли Мессию. Нафанаил говорит: «Разве из Назарета может быть что доброе?» Филипп отвечает: «Пойди и посмотри». То есть это невозможно доказать, это невозможно сформулировать, ты пойди и посмотри. И он пошел, увидел и уверовал.
Апостол Фома является как бы символом сомнений. Но он просто более пытливого разума, он просто должен был убедиться во всем. И, убедившись, поверил безоговорочно.
Когда Христос сказал, что пойдет в Иерусалим и Ему там придется пострадать, апостол Фома первый сказал: «Пойдем с Ним». Поэтому Фому нельзя назвать неверующим.
– Конечно. Просто некоторым достаточно того, что сказал человек, которому они доверяют. А есть люди более пытливые, как апостол Фома, таким нужно увидеть что-то самим, и это уже будет фундаментально. У каждого свой путь к вере.
Еще раз попытаюсь заострить внимание, что вера – это не просто доверие к тому, что кто сказал, или к чьим-то размышлениям, или к тому, что написано в древней книге. Нет. Вопрос не в древности книги. Евангелие неоднократно редактировалось, переписывалось, переводилось с языка на язык, и с точки зрения здравого смысла, конечно, можно предположить, что за счет этого что-то утратилось. Но от этого ценность и глубина Евангелия никуда не девается. В главном, фундаментальном, Евангелие не может быть искажено, потому что Источник его так велик, что искажение просто невозможно. Но опять же это невозможно доказать. Это предмет веры как возможности увидеть Бога.
Недавно был в Кронштадте и видел там здание библиотеки, возведенное в 30-е годы прошлого века. Там две надписи: с одной стороны – «В знании – сила», а с другой стороны – «Книгу в массы». И я тогда подумал о Евангелии…
– Когда я только приходил к вере, меня очень тронуло интервью одного известного ведущего, он пытался с каким-то подколом говорить с верующей женщиной. Он спрашивал, какие книги она читает. Она ответила, что большей частью читает Евангелие. Он ее спросил: «Почему? Что, других книг нет?» И она очень хорошо ему ответила, сказав: «Времени жалко на остальные книги».
Остальные книги хороши, глубоки, но глубже, важнее и нужнее, чем Евангелие, для меня, например, никакой книги быть не может. Важно прийти к этому. Не просто отбросить все книги и углубиться в Евангелие. На каких-то этапах нужны и толкования. Если посмотреть в основном на литературу, которую мы читаем (это и беллетристика, и классика), так или иначе там поднимаются Евангельские темы. Глубокий писатель так или иначе размышляет над тем, что сказано в Евангелии. Если через это вернуться к первоисточнику, к тому, над чем размышляют писатели, то в конце концов приходишь к тому, что, кроме Евангелия, уже ничего и не нужно. Я хотел бы к этому прийти. Сейчас мне пока еще мало, я хочу читать и то, и это, и толкования, и Достоевского, и философов каких-то, чтобы узнать их мнение. Но если приходишь к тому, что чистое слово, чистая мудрость, чистое знание – это Евангелие, тогда остальные книги уже лишние. Но до этого надо дойти, надо много прочитать, чтобы это понять.
Разумность нужна еще и в том, чтобы читать Евангелие. Если бы мы не знали грамоты, не смогли бы и читать. Было же время, когда люди были безграмотные и могли только слушать. Сейчас мы можем знать, можем читать, и разумность наша необходима для того, чтобы больше узнавать о вере, больше размышлять о Боге.
– Люди умеют читать, но, к сожалению, тратят свое умение на то, чтобы читать всякую дребедень. Кто-то из фантастов говорил: знали ли мы сто лет назад, что через какое-то время у каждого человека в кармане будет маленький прибор, где будет собрана вся мудрость мира? А мы будем его использовать, чтобы рассматривать котиков.
Мы умеем читать. Мы смотрим, но видим ли? Мы слушаем, но слышим ли? Вот это беда. Поэтому умение читать – это хорошо, но как мы это умение используем на практике?..
Записали: Таисия Зыкова и Нина Кирсанова
Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».
БЕСЕДЫ С БАТЮШКОЙ
Иерей Владимир Тоготин: Дайте сердце Богу!
БЕСЕДЫ С БАТЮШКОЙ
Иерей Геннадий Шкиль: Храните веру!
БЕСЕДЫ С БАТЮШКОЙ
Иерей Кирилл Сладков: С открытым сердцем встречаем всех
БЕСЕДЫ С БАТЮШКОЙ
