С притчей о блудном сыне я познакомился еще в далеком советском детстве. Евангелие, разумеется, нам никто не преподавал, но в книгах (или телепередачах) об искусстве встречался рассказ о знаменитой картине Рембранта – и вообще история о потерянном и вернувшемся сыне затрагивала какие-то настолько глубокие струны в человеческих душах, что ее не могли забыть даже убежденные атеисты.
В этом простом сюжете о разрыве, покаянии и примирении было что-то вечное, что-то, что говорило к сердцу каждого. Эта история пробуждала чувства, которые трудно было себе объяснить, – смутный стыд, как будто воспоминание о чем-то дурном и старательно забытом, и одновременно – какая-то надежда на… На что? Лучше всего сказать: «на возвращение домой». А вдруг и в самом деле есть Дом? А вдруг и в самом деле есть Отец? Вдруг я действительно могу найти это место, по которому болит мое сердце, Дом, где меня любят и примут навеки?
Как-то я беседовал с христианином, который был миссионером в Китае. Он говорил, что многое в христианском вероучении казалось китайцам – людям совершенно другой культуры – непонятным и чужим. Но их глубоко трогала эта притча. Как она трогает людей всех рас, языков и культур – потому что она говорит об общем нашем несчастье и общей нашей надежде.
Это притча об отношениях Бога и человека, причем не человека вообще, человека абстрактного, а вас и меня. Каждый из нас уходит от Бога – иногда семь раз на дню, забывая о Нем или игнорируя Его, находя себе более важные цели и интересы в жизни, чем служение Ему, – а Он терпеливо ждет нашего возвращения. Где-то и интернете я наткнулся на горькую, ироничную фразу: «Мои дети относятся ко мне как к Богу: почти никогда не делают того, что я говорю, игнорируют меня большую часть времени или даже делают вид, что меня вовсе нет, и зовут только тогда, когда им что-нибудь нужно».
Вспомним сам евангельский текст:
«Еще сказал: у некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую [мне] часть имения. И [отец] разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк. 15: 11–32).
Рассказ начинается с немыслимо хамской выходки молодого человека: он требует себе свою часть имения (то есть ту часть наследства, которую он бы получил после смерти отца). В любом обществе, особенно в таком сурово патриархальном обществе, к которому принадлежали слушатели Господа Иисуса, всё, что получил бы юный негодяй, – так это хорошую трепку. Но отец ведет себя неожиданно – он безропотно отдает сыну часть имения. Слушатели Господа наверняка испытывали чувство неловкости, которое люди переживают, слыша о чем-то неприличном, нарушающем должное и ожидаемое в обществе поведение. Отец не должен был так себя ронять, он должен был поставить наглеца на место… Однако отец дает сыну возможность уйти из дома с богатствами, которые он накопил долгими трудами.
Юноша уходит, проматывает все отцовские деньги, и через какое-то время ему приходится пасти свиней. Для нас это, может быть, звучит и не так ужасно, но для иудеев свинья была нечистым животным, прикосновение к ней оскверняло. Чтобы пойти на такую работу, нужно было дойти до крайней степени падения и отчаяния – ничего более грязного и позорного и выдумать было нельзя. Но и эта работа, очевидно, не позволяла ему прокормиться – он хотел поесть хотя бы свиного корма.
Он «приходит в себя» – его гордыня сломана, он докатился до самого дна. Он решает попроситься хотя бы в работники к отцу. Отец выбегает ему навстречу – и оказывается, что всё это время, пока юноша гулял с блудницами, пока он пас свиней, пока в нем зрело решение вернуться, отец дожидался его, не успокаивался, его сердце болело за сына.
Судя по наличию работников, отец из притчи – почтенный землевладелец, семьянин, уважаемый член общества. От него все ожидают степенной походки, поведения, исполненного достоинства и сознания своей важности. Но отец не думает о том, что он роняет себя в глазах односельчан, – он бежит навстречу сыну и обнимает его.
Молодой человек ждет упреков, обличений, наказания и смиренно готов принять их – но отец дает нечто другое. Перстень на руку – и это не просто украшение: в древности перстень с вырезанным на нем именем владельца использовался в качестве официальной печати. Сын полностью восстановлен в правах, отец устраивает в честь его возвращения пир.
Чем недоволен старший сын? Он всё это время был честным и верным, послушным и почтительным. И где же пиры в его честь? Почему он не получает того же, что получил его блудный брат? Ведь это же несправедливо! Дурные люди – такие, как младший сын, – должны быть наказаны, хорошие – такие, как старший, – вознаграждены. Он живет по закону и огорчен тем, что закон явно не соблюден: отец не заставляет блудного сына поплатиться за свое поведение. Послушный сын обижен: «Может, я зря трудился? Может, и мне стоило вести себя тоже дурно, раз отец так радуется этому блуднику?»
Он пытается строить свои отношения с отцом на своих заслугах: «Вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего». У него есть что предъявить, на основании чего потребовать. Как фарисей из притчи о мытаре и фарисее, он тут в своем праве – не то что некоторые.
Он тоже любимый сын у отца, но его отношение мешает ему войти в эту пиршественную радость. Потому что радость нельзя заработать, нельзя потребовать как что-то свое, заслуженное – ее можно только смиренно принять и разделить с другими.
Пророк Исаия сравнивает Бога даже не с отцом, а с матерью: «Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя» (Ис. 49: 15). Мать любит свое дитя не потому, что у него есть заслуги. Было бы смешно (и крайне неуместно), если бы ребенок стал чего-то требовать от матери на основании того, что он – хороший и послушный. Так не строят отношения с матерью – или с отцом. И тем более с Богом.
К Богу приходят так, как пришел блудный сын, – разбитыми и смиренными, ни о чем не торгуясь и ни на что не претендуя. Тогда мы и находим Дом, о котором болело наше сердце, – и мы находим Отца, Который кротко ожидал нас всё это время.
Сергей Худиев
pravoslavie.ru
