Все мы в какой-то степени страдаем раздвоением личности.
На людях стараемся произвести хорошее впечатление, соблюдаем принятые в обществе правила приличия. Оставшись же наедине с собой, как правило, перестаем сдерживать свои дурные наклонности. Наверное, поэтому мы так болезненно оберегаем свое личное пространство. К примеру, одна лишь мысль, что кто-то может случайно увидеть мою историю запросов в Google или рекомендации просмотров на YouTube, способна порой вогнать в краску. От многих неблаговидных поступков нас удерживает лишь стыд и страх порицания.
последнее время все активнее культивируется отношение к добру и злу как условностям: дескать, нет никакой Высшей Истины и внутреннего закона совести, есть только исторически сформировавшиеся нормы морали, с которыми мы и сопоставляем поведение – свое и других. Человек сам решает, что делать, а что нет. Ограничением может быть разве что законодательство, хотя оно тоже вещь довольно-таки условная, поскольку если я чего-то очень сильно захочу, то могу найти способы обойти закон.
Подавленные желания, нереализованные возможности и чувство вины объявляются факторами, исключительно негативно влияющими на развитие и становление личности. Следовательно, в рамках подобного мировоззрения Бог и Церковь всегда будут плохими, так как призывают к самоограничению и воздержанию.
Но действительно ли снятие ограничений ведет к развитию индивида? Нам кажется, что если убрать вот этот запрет, то я наконец-то вдохну полной грудью, у меня появится куча возможностей. Табу часто назначаются виновными в наших неудачах, и это снимает с нас ответственность за лень и бездействие. На самом же деле за каждым требованием снять ограничение обязательно последует очередное, и так до полного уничтожения вообще всех запретов, причем без заявленного изначально результата.
Приведу самый безобидный пример. Допустим, во всех храмах расставят такое количество стульев и скамей, чтобы у каждого прихожанина была возможность сесть и передохнуть, чтобы, как говорится, думать о Боге, а не о ногах. Как вы думаете, через какой промежуток времени люди перестанут вставать даже в самые важные моменты богослужения? А через какой и вовсе начнут роптать, что лавки твердые и неэргономичные – спина затекает, а то, что ниже нее, болит?
Конечно, во всем важен баланс. Если пружину чрезмерно сжать, она лопнет, а если совершенно ослабить дисциплину, начнется полный разброд и шатание. Поэтому в храмах и положено стоять, все-таки это – более почтительная поза, способствующая, к тому же, большему сосредоточению. Тем не менее, в храмах всегда есть посадочные места, куда можно приземлиться пожилому, прихворнувшему или просто очень уставшему человеку.
Точно так же схема работает и в отношении греха – с той лишь разницей, что в этом случае никакой золотой середины и компромиссов быть не может. Если воровать нельзя – значит, нельзя. Даже чуть-чуть. И даже когда совсем невмоготу. Не получится сказать «А» и при этом не сказать «Б». Если унесешь с рабочего места ручку, то через какое-то время это станет нормой. Потом, глядишь, домашнее хозяйство пополнится пачкой бумаги и цветным маркером. Со временем поставки канцтоваров домой станут обычным делом, а если случится повышение по службе, то, скорее всего, получится еще чем-нибудь, менее заурядным, разжиться. Мы удивляемся безудержной вороватости политиков, но у них просто больше вариантов, что взять, а так мы точно такие же. Всё начинается с мелочей: «неверный в малом неверен и во многом» (Лк. 16:10).
Разрушительное действие греха, оставленного без контроля, очень ярко показано в новелле Роберта Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Шотландский писатель известен нашим соотечественникам преимущественно как автор приключенческого «Острова сокровищ». Тем не менее, он, как и многие его современники, всерьез задавался глубокими экзистенциальными вопросами.
Произведение это небольшое – прочесть его можно за пару часов. События в нем описываются загадочные, и читатель до последнего не понимает, что же на самом деле происходит. Мы интригу сохранять не будем, начнем с развязки, не утруждая себя описанием страшных и необъяснимых происшествий, вся соль которых объясняется следующим.
Некий доктор Джекил вел двойную жизнь. Для всех он был благочестивым ученым мужем, а внутри сгорал от жажды разврата. Время от времени он давал слабину и устремлялся на поиски приключений. Впрочем, угрызений совести по этому поводу он особо не испытывал, просто понимал, что порядочная жизнь – это хорошо, а то, к чему его постоянно тянет, – это плохо. Тем не менее, он считал, что это тоже часть его натуры. В итоге ученый задался целью разъединить в себе эти два начала, чтобы злая его сторона ни в чем себе не отказывала, а добрая продолжала свои добропорядочные изыскания, не опасаясь постоянно позора и кары.
Доктор изобретает лекарство, которое полностью высвобождает черную составляющую его души. Человек, в которого он превращается после приема препарата, выглядит по-другому, и потому может безнаказанно для репутации Джекила заниматься, чем ему заблагорассудится.
Немудрено, что мистер Хайд, так звали alter ego изобретателя, очень скоро скатился в такой разврат, о котором доктор раньше и подумать не мог. Сначала ученый испытывал чувство стыда, но постепенно это ощущение притупилось, и совесть замолчала окончательно.
Со временем он стал нападать на людей и жестоко избивать их. В конце концов все закончилось убийством. Доктор ужаснулся, но было поздно: он уже перестал контролировать перевоплощение и все чаще стал спонтанно становиться мистером Хайдом. Лекарство больше не действовало, и он не нашел другого выхода, кроме как покончить с собой, убив таким образом и мистера Хайда – воплощенное зло.
На написание новеллы Стивенсона вдохновило «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского. Однако если Родион Раскольников согрешает из идейных соображений, а впоследствии переживает истинное покаяние, принимает наказание и через это перерождается, то доктор Джекил грешит просто потому, что ему это нравится. Он вообще считает зло частью своей натуры, и потому – досадной неизбежностью.
Христиане, наоборот, никогда не учили, что зло присуще природе человека. Все наши нехорошие наклонности – это последствия первородного греха, поломки человеческой природы. Мы делаем что-то плохое не потому, что это естественно и необходимо, а потому, что система настроек сбилась, и программа выдает ошибку. Неисправность можно и нужно чинить, а не принимать как данность.
Доктор Джекил постоянно взывает к Богу и даже почитывает на досуге богословские трактаты. При этом он полностью порабощен своими похотями, довольно быстро скатывается до самых низменных человеческих страстей и заканчивает непоправимым грехом самоубийства. А все потому, что он считал допустимым эти «маленькие» шалости. Мы не можем держать грех под контролем, он нас рано или поздно поработит и затянет туда, куда мы считаем невозможным. Только безоговорочный и бескомпромиссный отказ совершать грех и может называться покаянием.
Понятия раскаяния и покаяния, как обычно, в произведении смешаны. Доктор Джекил только однажды испытал настоящий ужас от содеянного – когда узнал, что зверски убил человека. Но было ли это покаянием? Вряд ли, иначе бы он больше никогда не стал мистером Хайдом. Это было Иудино раскаяние, просто шок от того, что он натворил. В этом есть некая зацикленность на себе и своих переживаниях. Примечательно, что ни слова не сказано о том, чтобы он как-то волновался об обиженных им людях, их родных и близких. Все вертится вокруг его «я». Он смакует сам грех и ужас от него.
Бог в этот процесс для участия не приглашен. Я уверена, если бы доктор обратился к священнику и принес искреннее покаяние, то его душа обрела бы желанный покой. Но нет, до последнего он получал удовольствие от похождений своего дублера. И заканчивает он тоже как Иуда – самоубийством. Джекила могли поймать и судить в его безобразной личине, он мог привселюдно во всем признаться и понести справедливое наказание, но ученый не захотел пережить публичный позор. Он ото всех все держал в секрете, о его злоключениях узнали из посмертной записки. Это очередная иллюстрация на тему разрушительности гордости.
Не исключено, что Стивенсон сознательно показывает несостоятельность мировоззрения доктора Джекила. А может, просто делится с читателем определенной закономерностью, которую он, как человек, безусловно, талантливый, сумел заметить и лаконично описать. В принципе, классики так и поступают: не раскладывают все по полочкам, а дают пищу для размышлений.
Из произведения можно вынести несколько важных выводов. Если считать зло частью своей натуры, это фактически дает зеленый свет многим неприглядным вещам, которые гнездятся внутри. Не стоит пытаться с ним поладить, только безоговорочная и беспощадная борьба. Заигрывание со злом никогда добром не заканчивается. Но если все же вляпался, то следует обратиться за помощью, а не пытаться во что бы то ни стало сохранить свою ненаглядную репутацию, наплевав при этом на свою бессмертную душу.
Впрочем, всего этого можно избежать, если не делить жизнь на ту, которую видят, и ту, которую не видит никто. Это ведь неправда: в каждый момент нас видит Бог и наш Ангел Хранитель. Почему перед людьми стыдно, а перед ними – нет? Вот где странная история и загадочный сюжет с непредсказуемым финалом!
Екатерина Выхованец
МАТЕРИАЛ ПО ТЕМЕ:
Каким должен быть идеал и зачем он нужен?
