Художник: Michael Silver
– Люсь, прости меня, а? Прости за вчерашнее… – муж переминается с ноги на ногу в дверях кухни.
Жена, орудуя сковородками, не отвечает: «вчерашнее» слишком сильно досадило.
– Ну Люсь…
– Отстань от меня!!! – жена взрывается и начинает высказывать свои обиды.
Как быть человеку, который искренне просит прощения за свою провинность, а его не прощают?
Для начала надо бы понять: а искренне ли мы просим прощения? а раскаянием ли наши просьбы вдохновляемы? Потому что мы нередко принимаем за раскаяние свое сожаление об испорченных отношениях.
Чем они отличаются?
Сожаление подобного рода – чувство довольно шкурное. Оно продиктовано неприятными ощущениями, потерей комфорта и выгоды. А раскаяние самоотверженно, оно переживает не за себя, а за другого – за того, кого мы расстроили. И думает не о себе, а о том, как загладить последствия своих поступков для другого.
Могут ли они сочетаться? Парадоксальным образом – вполне. В любой пропорции. Как в любом человеке есть и образ Божий с его способностью на святое самоотвержение, но есть и греховное повреждение, увлекающее нас к самолюбию. Редко кто восходит к высоте преподобия, вовсе уже не способного на грех, и редко кто приходит в состояние бесоподобного эгоизма.
Как определить в самом себе, чем по преимуществу мы движимы и что, соответственно, нам говорить на исповеди?
Раскаяние выражается в готовности смирно терпеть неприязнь и претензии обиженных нами
Покаяние отличается готовностью потерпеть за свой грех. Раскаяние в причиненной другим людям неприятности выражается в готовности смирно терпеть их неприязнь, их претензии и недостатки (см. статью «Как отличить самоедство от покаяния»). Говорят же, что самая полезная вещь в хозяйстве – это виноватый муж. И жена, побив машину, на редкость снисходительно начинает смотреть на слабости супруга.
А как быть, если мы понимаем, что движимы по преимуществу эгоизмом, но скорбим об этом и желаем исправления?
Есть святоотеческое понятие любомудрия. Оно означает, что в человеке хоть и нет еще добродетели любви, но он понуждает себя поступать так, как она диктует. Собственно, это относится и к любой другой добродетели, и к покаянию тоже.
Поэтому в приведенном выше примере супругу надо с сокрушенным видом выслушать все неудовольствия жены, а потом начать делать что-то полезное для семьи и просто терпеть то, что жена долго еще будет фырчать и дуться. Это своего рода епитимья за провинность. Если он не захочет ее понести, значит, в нем вообще нет раскаяния за содеянное.
Конечно, провинность провинности рознь, и виновный виновному рознь, оттого и епитимьи бывают разными. Иному человеку они вовсе не нужны. Но именно ситуация, когда человек вовсе ничего не хочет потерпеть за грех, сигнализируют о том, что тут без епитимьи – никуда.
Наказание нужно в том числе там, где быстрое прощение не идет на пользу. Где человек уже не в первый раз закатил скандал, наговорил гадостей, подвел, испортил, навредил… а потом требует себе прощения. Раньше просил, а теперь требует! Привык.
– Ну прости меня, зая/котик. Прости. Ну что ты дуешься, дорогая/дорогой? Прости… Мне, что, теперь неделю перед тобой на коленях ползать?!!
Поползай. Раз урок прежде не усваивался за час, то, может быть, на усвоение нужна именно неделя? Или месяц? Может быть, твои колени связаны с головой гораздо теснее, чем тебе казалось? Связана же с ней та часть тела, по которой вразумляют детей…
***
– Что мне делать? Настоятель на меня рассердился – даже не здоровается…
Он не здоровается, а ты здоровайся. И наиболее тщательно выполняй свои обязанности. Царь Соломон сказал: «Если гнев начальника вспыхнет на тебя, не оставляй места твоего, потому что кротость покрывает и большие проступки» (Еккл. 10: 4). Что удивительного в том, что человек рассердился, когда его рассердили. И если ты – причина, то надо просто кротко потерпеть последствия.
Покаяние не говорит: «Я болею, потому что доктора наделали ошибок; я нуждаюсь, потому что власти плохо управляют страной; мой ребенок плохо учится, потому что учителя не стараются…» Покаяние мужественно терпит неприятности, ибо рассуждает: «С моим грехолюбием мне неполезно благополучие… но помяни мя, Господи, во Царствии Твоем!» Авва Дорофей сказал: «Если кто поистине достоин покоя, то и сарацинскому сердцу Бог возвестит сотворить с ним милость, смотря по его надобности. Если же кто недостоин успокоения или оно неполезно ему, то хотя бы он и новое небо, и новую землю сотворил, не найдет покоя».
Благоразумный разбойник на кресте не требовал преференций – не рассуждал о том, что могло его оправдать. Он не говорил, что стал бандитом, потому что вырос в неблагополучной семье, или что его избаловала мама, или что у него в отрочестве развилось гебоидное расстройство… хотя всё это могло иметь место! Но он сказал, что терпит поделом, что люди, которые предали его мучительной казни, поступили справедливо. И это рассуждение открыло ему Боговедение, и он исповедал, что Бог Свят. Оттого он получил и силы терпеть мучительную казнь, и дерзновение просить у Господа милости. И был услышан.
