Часть 1. Мы христиане в теории
Величайшее чудо в жизни – научиться любить. Научиться всему тому, о чем ты слышишь в Евангелии, – научиться опытно пережить это и сделать своим достоянием.
Величайшее чудо! Величайшее чудо в жизни – научиться
любить.
Научиться всему тому, о чем ты слышишь в Евангелии, всему
тому, что нам преподал Господь, всему тому, что мы видим в
жизни святых, – научиться опытно пережить и сделать
своим достоянием. Не только теоретически (в том смысле,
что просто услышать об этом), но и в действительности хоть
немногое я желаю тебе применить на деле, по-настоящему, а
не умозрительно, не в фантазии и мечтаниях. Вот это есть
великое чудо!
Люди часто считают, что чудо – это когда икона
обретает способность двигаться, плакать, кровоточить. Да,
и это, разумеется, чудо. Но еще более поражает (и этому
веселятся небеса, и радуется Бог, взирая на Свое
творение!) согласованность нашей жизни с жизнью Бога.
Когда Его жизнь становится нашей жизнью, когда то, что мы
говорим, не просто слова – слова и теории, –
но дела. Тогда мы получаем подлинную радость. Тогда мы
можем сказать, что помаленьку становимся христианами.
Тогда мы можем сказать, что мы и в самом деле люди Божии,
что Бог вошел в наши сердца.
На меня произвел впечатление один случай. Как-то я
проводил беседу и в ней говорил на разные темы. В конце
один из слушателей у меня спросил:
– Всё, что ты сказал, это ведь теория?
Я ответил:
– Нет! Это, конечно же, слова, но именно этому нас
учит Церковь и это то, чем мы живем!
– Погоди, – остановил он меня, – ты
сказал, что «этому учит» и «этим
живем». То, что Церковь «этому учит», я
знаю. То, что «этим живем», я не знаю. Я не
видел этого. Ты мне можешь показать то, о чем ты говоришь,
чтобы и я увидел, кто так живет? Я имею в виду обычную
жизнь: личный опыт, поступки, конкретные ситуации здесь и
сейчас…
Иногда люди впадают в другую крайность: «Ну что ты!
То, о чем мы говорим, вовсе не теория! На Святой Горе есть
люди, которые живут так». Но кто эти люди на Святой
Горе и сколько их? Пять человек? «Я на Святой Горе
познакомился со старцем
Паисием!» «Хорошо, но, простите, разве
опыт жизни по Евангелию – это один старец
Паисий?» – спросил меня кто-то из вас, написал
мне письмо. То есть когда я называю тебе пять имен, это и
есть учение Церкви на практике? Пять человек? И еще
несколько?
Мне стало стыдно. И я сказал:
– А почему ты спрашиваешь?
– Потому что хочу понять: то, чему ты учишь, это
теория или реальность? Может, это всего лишь слова, пускай
и красивые. Но красивые слова мы слышим отовсюду. И мне
важно увидеть то, о чем ты говоришь, где-нибудь в
действии.
Мне не хотелось продолжать этот разговор. Мне стало
стыдно. Да и веских аргументов в свою защиту, чтобы
привести их собеседнику, у меня не было. Я с ним согласен.
Мы христиане в теории. Мы не следуем на деле тому, о чем
говорим, – говорим одно, делаем другое. Много слов и
мало дела.
К примеру, заканчиваю я проповедь и собираюсь уходить из
церкви. Ко мне подходит нищий и просит у меня милостыню. А
я говорю ему:
– Вы знаете, у меня нет с собой мелочи!
Один нищий повернулся ко мне:
– Отче, мне нужна не только мелочь. Ничего
страшного. Давайте крупные, если у вас есть. (То есть 5
евро – «крупная» купюра, ее не часто ему
подают.)
Это малое ему необходимо, потому что он беден. Ты дашь ему
5 евро, и они его выручат. А мы всё твердим: «Нету
мелочи, нету мелочи!»
И я тоже – как и ты (а перед этим я, наверное,
говорил на проповеди о любви и сейчас говорю прекрасные
слова). И, быть может, меня слышит тот, кто испытывает
нужду. Представь: он звонит мне по телефону и просит о
помощи. Я поступлю точно так же, к сожалению. Представь:
звонишь ты мне по телефону и говоришь: «Отче, ты
молодец, как ты хорошо всё сказал! Я звоню тебе, чтобы ты
исправился! Дай мне денег. Мне нужна большая сумма
денег». И я снова промолчу в ответ… А где же заповеди
Христа? Вот что было бы величайшим чудом: чтобы мы
жили по конкретным заповедям Христа и не тратили свое
время на брюзжание, ссоры, ненависть, злобу и что бы то ни
было подобное, на всё то, что отягощает нашу душу вещами,
для жизни неважными, второстепенными…
Кто-то, вероятно, спросит сейчас: «А какие вещи
неважные?» Разве я знаю? Я не знаю, какие из них
неважные. Но одно я знаю точно: часто мы ссоримся из-за
вещей – и в церковном пространстве – одних,
хотя главные другие. И именно те, другие, должны бы иметь
первостепенное значение в нашей жизни. Но всё происходит
иначе.
Один человек попросил меня: «Приведи мне
пример!» Евангелие ясно говорит, что тот, кто имеет
два хитона, один пускай отдаст. Так сказал Господь. Мы это
делаем? Нет. Есть люди, которые это делают. Но если ты
попросишь меня показать их, я назову тебе двоих-троих,
которых знаю. Понимаешь? А христиан ведь не два и не три!
Мы говорим, что нас тысячи, мы говорим, что нас миллионы.
И Христос обращался ко всем нам. Он же не сказал, что
«то, что Я говорю, это в виде исключения».
Господь сказал: «Если тебе дадут пощечину, подставь
и другую свою щеку». Кто так поступает? Никто, никто
так не поступает. И потом оправдываются: «Да, но эти
слова имели символическое значение. Господь имел в виду
нечто иное. Это аллегория». А я говорю: «Да
неужели?! Какой такой более глубокий смысл Он вложил в
Свои слова? Ты действительно имеешь в виду, что под
“двумя хитонами” Он подразумевал нечто более
глубинное? Некий иной смысл?» Подставить другую щеку
– здесь тоже заложена другая идея?! Та, которая
нравится тебе, та, которую ты находишь сам, когда идешь
туда, куда хочешь. И тебе кажется, что ты понял тот смысл,
который вкладывал в Свои слова Христос. Не надо ничего
добавлять к совершенно ясным словам Христа! Мы так
непоследовательны! И это страшно. То, что я говорю, это,
прежде всего, касается меня самого…
Что я скажу Христу? Что, знаешь, Господи, я всех
призывал к Тебе и учил их правильно жить, а нищему
ответил, что у меня нету мелочи?
Существуют достойные люди, которые поступают по Евангелию.
Я же сам еще не научился делать «альфа». И что
я скажу Христу? Что, знаешь, Господи, я всех призывал к
Тебе и учил их правильно жить, а нищему ответил, что у
меня нету мелочи? А Христос сказал: «Отдай
всё». Разве не это Он сказал мне? Еще Он говорит:
«Ты священник. Зачем тебе деньги? Зачем тебе машина?
Зачем тебе облачения? Зачем тебе множество крестов? Зачем
тебе всё это?» И что я Ему отвечу?
«Господи, сейчас я Тебе объясню, зачем мне всё это.
Ты знаешь, Господи, Божественная Литургия изображает
Царство Божие, всесветлое и величественное. И поэтому я
себе заказал очень красивое облачение, оно так дорого
стоит потому, что я же должен изображать Тебя. Ведь в час
Божественной Литургии это не я, а Ты. И я ношу это
облачение, чтобы изображать эсхатологическое предвидение,
и Свет, и Рай». И Христос ответит мне: «Это
всё хорошо, дитя Мое. Ну а как же тот нищий, которому ты
сказал, что не имеешь денег подать ему? Почему тогда ты не
вспомнил Мои слова, что в образе нищего ты видишь Меня?
Что в каждом нищем – Я стою перед тобою? То, что вы
сотворили меньшему брату, Мне сотворили».
Получается: Евангелие мы мерим своими мерками, ты –
своими, я – своими.
Я повторяю: я не осуждаю тебя и не занимаюсь твоей жизнью.
Сегодня это не входит в мою компетенцию –
критиковать и обличать тебя. Сегодня я говорю о себе. Вот
величайшее чудо: чудо претворения в нашу жизнь воли
Христовой. А не слова-слова. Разумеется, легче беспрерывно
проповедовать и вести радиопередачи. Это вопрос призвания
– умения говорить. Но что потом, после проповеди?..
Есть люди, которые творят дела любви и жертвенности через
боль, личное участие, труд. Они жертвуют временем,
деньгами, едут туда и сюда, чтобы что-то оторвать от
своего «я» и отдать ближнему. И Бог принимает
их благоуханную жертву – «в воню благоухания
духовного». А я не иду дальше слов. Мы говорим, что
хотим увидеть великое чудо! Но разве есть чудо, большее,
чем это?
Зачем нам внешние чудеса? Они приходят и уходят, и ты
забываешь о них очень быстро. Забываешь спустя совсем
небольшое время. Ты едешь в паломничество и после, если
оно не запало тебе очень глубоко в душу, это паломничество
забывается. Привозят чудотворную икону. К ней
выстраивается многотысячная очередь! Но куда же все эти
люди уходят потом – после дней чудес и торжественных
церемоний? Куда они все уходят? Неужели они вернутся
только тогда, когда снова привезут что-то чудотворное и
впечатляющее?
Как протекают наши будни? Ведь повседневность невозможна
без помощи, без живой церковной жизни, без каждодневной
подлинной связи с Христом. А что же тогда всё это?
Вспышки, как во время салюта? Фейерверк, который на миг
зажегся и погас? Поэтому, ты видишь, Господь не настаивал
на внешних чудесах. Он хочет изменить тебя изнутри,
изменить твою жизнь!
Петр ходил по водам. Господь попустил ему, и тот шел.
Чудо! Впечатляющее! А апостолу Павлу не попустил. Тот
тонул: кораблекрушение, бедствие. Почему апостолу Павлу
Господь не показал такое чудо? А Господь говорит:
«Кто сказал, что Я ему не сотворил чудес? Великие
чудеса Я сотворил апостолу Павлу. Но не хождение по
водам».
И апостол Петр, ходивший по водам, отрекся от Господа. Он
пережил чудо и отрекся от Господа. И апостол Павел,
который отрекся от Господа, пережил другое чудо. Он познал
Господа. Потом он тонул на корабле, на котором выходил в
море вот уже столько раз. Кораблекрушение, страдания,
многодневная борьба с волнами в открытом море. Но после,
когда он беседовал с народом, его слова доходили до самой
души, касались ее. Почему они касались души? Потому что он
пережил то, о чем говорил людям. Он говорил от опыта. Он
говорил с болью. Он говорил с любовью. Он говорил, имея в
себе запечатленного Христа. И из него говорил Сам Христос.
Из его уст. Вот это чудо! Он говорил, и изменялись души
тех, кто его слушал.
После одной беседы все вокруг него изменились. Разве это
не чудо?! Да, оно незаметное. Это не то, что у кого-то не
было волос на голове и неожиданно они выросли. И ты
удивляешься: «Ого! Посмотри на него, что
произошло!» Или если кто-то находился на смертном
одре и внезапно вернулся к жизни, а ты говоришь:
«Это чудо!» Да, но великое чудо есть и
воплощение в жизнь всего того, чему нас учит Христос.
Потому что иначе мы однажды услышим из Его уст страшные
слова. И не знаю, что мы ответим тогда, каждый из нас,
когда Господь нам скажет: «Я не знаю вас, “не
вем вас”». Ты скажешь Ему: «Но, Господи,
меня же знали столькие люди, и я говорил им о Тебе».
И скажет Господь: «Да, но Я тебя не знаю. Потому что
подлинной связи у тебя со Мной нет. Ты говорил обо Мне,
потому что это тебе было приятно и легко. Ну что такого ты
претерпел из-за того, что говорил обо Мне? Лишь одно: тебя
слушали, ты становился известным и почивал на лаврах. И
люди думали, что ты что-то из себя представляешь. Но Я,
Который тебя знаю, Я вижу, что ты не исполняешь ничего из
того, чему Я учу».
А требуется лишь это одно: что из того, чему ты учишь, ты
делаешь сам? Своим детям ты говоришь разные вещи, своему
мужу, своей жене, даешь советы… один-другой. А это
«чудо» ты пережил внутри себя? Ты сам это
исполнил?
И вот мы подходим, к сожалению, к тому, о чем я сказал в
самом начале. Нам нужно отыскать такого христианина, о
котором можно сказать: «Он – настоящий добрый
христианин». А ведь надо было бы сказать иначе:
«Открой дверь свою и смотри. Все эти люди снаружи
– они добрые христиане. Все мы, сколько нас тут
есть, люди Божии. Все мы любим Христа, все мы живой
пример, живое Евангелие». Другой тотчас перебьет
тебя: «Какое живое Евангелие? О чем ты: разве ты не
видишь, что вокруг тебя происходит?» Он знаком с
одним «христианином» и разочарован им:
«Ну что за люди?! Разве христиане такие? Да гораздо
лучше находиться с любым другим человеком, чем с
ним!»
Он включает телевизор и слушает новости обо
«мне». Там передают: «Один священник
обчистил свечной ящик». Скажешь: «И что же это
творится такое? И где же Евангелие? Евангелие в
жизни?»…
Один человек попросил меня, чтобы я нашел ему
друзей-христиан, но таких, чтобы они его не разочаровали.
– Я не имею в виду, – он добавил, –
чтобы они были безгрешные, но, как сказать, чтобы из их
души изливались радость и блаженство, чтобы они были
последовательны в своей жизни. А не так, что спустя
какое-то время я узнаю, что человек этот лукав,
корыстолюбив, лжив и лицемерен, что он говорит одно, а
другое есть на самом деле. Иначе чем христианин отличается
от всех остальных?
Чем ты отличаешься? Тем, что у тебя есть документ, в
котором сказано, что ты христианин? Тем, что постишься
напоказ? Тем, что воскуряешь ладан? В чем разница? В
качестве твоей души, в тебе самом. А не в твоем
профессиональном «профиле» (показателе
профессионального и карьерного роста человека на Западе.
– А.Н.). «Профиль», я согласен,
у тебя невероятный, он впечатляет! И я, клирик, имею
отличный «профиль» для священнослужителя. А
человек узнаёт меня в жизни и разочаровывается и говорит
мне: «Если я разочаровался в тебе, батюшке, то где я
найду тот духовный опыт, о котором ты говоришь? Кто тогда
вообще живет по-христиански?»
Некоторые спрашивают: «Христианство в жизни
– где оно, на какой планете?»
Некоторые спрашивают: «Христианство в жизни –
где оно, на какой планете? На земле вокруг себя я не вижу
его. Так где же оно?»
Ты понимаешь, как нам нужно раскаяться в этом? Ведь если я
захочу рассказать вам о христианстве, мне придется
подбирать истории из разных книг, случаи, которые я прочел
в Патерике, припоминать, что сказал тот-то 500 лет тому
назад, или же отыщу лишь пять наших современников. Хорошо,
я ничего не говорю: они действительно есть, но нас должно
было бы быть больше. Мы все должны жить по-христиански! По
крайней мере, ведь это сказал Господь: «Я оставляю
вас, и люди будут смотреть на вас и понимать, что Я в вас.
Я оставляю вас, и все поймут, что вы Мои ученики, если
имеете любовь между собою». Абсолютно
недвусмысленные слова. Или это тоже, по-вашему, сказано
метафорически? Нет, Господь ясно говорит: «Чтобы
понять, что вы Мои ученики, люди будут смотреть, имеете ли
вы между собою любовь».
А где она? Где эта любовь? Повторяю: я не сужу тебя. Я
сужу себя, любви не имеющего. Я не имею любви. Я не
прощаю. Я не открыт для людей. Я не могу смириться с тем,
что другой так же, как и я, серьезный, искренний,
замечательный и значимый человек. Я не могу принять того,
что другой может сказать что-то, более верное и
справедливое, чем я. Мне трудно высоко оценить другого,
другую инициативу, другое сообщество, другое движение,
другое братство, другой монастырь.
Погляди, какие мы христиане в общении друг с другом! Ты
спрашиваешь: «А ты кто? К какой компании ты
принадлежишь? Ты с кем?» Это значит, что любви между
нами нет. Так что же нас тогда объединяет? И кто нас
объединяет? Христос или другое? Люди со стороны видят это
и говорят нам об этом. А Господь сказал: «Поймете,
что это Мои ученики, если имеют любовь». Где эта
любовь между нами?
Ты помнишь, что сказал Ганди: «Мне очень нравится
Христос, Его учение, но меня разочаровали
христиане». Не потому, что христиане – люди со
своими слабостями. Мы все имеем слабости. Но подожди, по
крайней мере нехристианин никогда не причащался, не держал
в своих руках четок, не посещал Святую Гору, не жил в
благодати Божией. А ты говоришь: «Все мы
люди». Так в чем же разница? Ведь мы, христиане,
должны были бы вырваться вперед. А мы все позади. Мы как
стоячая вода в то время, как люди ожидают от нас многого.
И Бог, думаю, ждет многого от нас. Мы же ничего не делаем
из того, что могли бы.
Агафон (видишь, мы переходим к историям из Патерика, и
я расскажу вам о святом Агафоне, о том – другом
святом, потому что мне трудно подыскать пример из
современной жизни или я наберу их от силы пять-шесть)
отправился на базар. Что он там продавал? Корзинки,
которые плел. Когда он шел, то на дороге он увидел
прокаженного (ты это знаешь). И прокаженный говорит ему:
«Возьми меня туда, куда ты идешь продавать свои
корзинки. Подними и возьми меня с собой!» Агафон
посадил его на плечи, принес на базар, посадил возле себя
и начал торговать. Когда он продал первую корзинку,
прокаженный говорит:
– Ты продал ее?
– Продал.
– За сколько ты ее продал?
Святой Агафон назвал ему сумму. Прокаженный говорит:
– Послушай-ка, принеси мне лепешку!
Святой Агафон отвечает ему:
– Хорошо, сейчас принесу.
И принес ему лепешку.
– Давай, – говорит прокаженный, – торгуй
дальше.
И святой Агафон торговал. Затем прокаженный говорит:
– А вторую корзинку ты за сколько отдал?
Святой Агафон говорит:
– Вторую я продал за столько-то.
Прокаженный спрашивает:
– Слушай, а еще кое-что ты можешь мне принести?
И так после продажи каждой корзинки прокаженный просил
купить святого Агафона ему что-нибудь и не дал положить в
карман ни гроша и собрать что-то для своих нужд. Он
просил: «Принеси мне то, принеси мне это». То
есть как мы сейчас говорим: «Принеси мне кока-колу и
еще купи мне сэндвич и свежую газету. А потом и мороженое,
мне хочется холодненького». Ничего не выручил святой
Агафон от продажи. Все заработанные деньги он отдал
прокаженному. И в конце концов прокаженный говорит:
– Что-то еще у тебя осталось для продажи?
Святой Агафон ответил:
– Нет. Всё, что у меня было, я продал. А всё, что я
выручил от продажи, отдал тебе до копейки. Теперь мне пора
уходить. Пойду к себе в келейку.
Прокаженный тогда говорит ему:
– Куда же ты пойдешь? Возьми меня и отнеси туда,
откуда ты меня принес. Я прошу тебя. Можешь?
Откровенно говоря, прокаженный немного уже утомил святого
Агафона, но он отнес прокаженного обратно, посадил на то
самое место и собрался уходить. Но тут услышал голос,
обращенный к нему:
– Благословен ты, Агафон, и на небе, и на земле,
потому что ты – человек Божий. Ты – истинный
человек Божий. И это не слова. С утра и до вечера я
выжимал из тебя все соки, а ты принимал всё это и не
испугался, потому что имел любовь.
Агафон непрерывно являл свою любовь, и опять любовь, и
снова любовь, и в ней не был лицемерным, лживым, внешне
благообразным, а внутренне поверхностным христианином. Он
был настоящим и это продемонстрировал на деле. Поэтому и
услышал: «Будь благословен ты, Агафон, от
Бога». Агафон обернулся, чтобы посмотреть на
прокаженного, но тот исчез. Прокаженного не было. А на его
месте был ангел Божий, через которого Бог хотел испытать
Агафона и показать всем нам настоящего Божия человека.
Я бы не смог поступить так. Как святой Агафон. Я говорю
это не ради похвальбы (хотя и мое покаяние, оно ради нее).
Но мне действительно стыдно из-за этого. Я бы так не смог.
Например, вот я послужил соборование, мне дали деньги, я
выхожу на улицу, и кто-то обращается ко мне:
– Сколько тебе дали?
– Столько-то.
– Столько тебе дали? Дай мне всё.
Я бы сказал тогда:
– Всё? Да ты знаешь, что мне дали 30 евро, 50 евро!
Ты что, хочешь все 50 евро?
– Но почему бы тебе не отдать их мне? Дай мне всё!
Теперь ты понимаешь? Мы дошли до крайнего отступничества.
Мы считаем, что некоторые, да, они так поступали, но мы
подобных поступков совершать уже не можем. А почему не
можем? Я не знаю почему. Я сам так не поступаю, я тебе
говорю. Поэтому не думай, что я тебя упрекаю. Я тебя не
упрекаю, потому что сам не воплощаю всего этого в своей
жизни. Но сегодня я просто хочу задать тебе вопрос. Задать
этот вопрос и себе самому. Почему?!
Другой монах (это еще одна история, из
«Эвергетиноса»), когда бы его о чем бы то ни
было ни попросили, шел на помощь. Ты говорил ему:
– Я хочу, чтобы ты помог мне передвинуть кровать в
моей комнате, а то мне одному это трудно сделать.
– Сейчас иду!
Другой говорил ему:
– Я хочу, чтобы ты мне помог выполнить такую-то
работу!
– Да, иду. Я помогу тебе!
Еще один:
– Пойдем ненадолго в сад! Я открою воду, чтобы полить его
– Иду, – говорил он им.
Без устали. Всё, о чем его просили, он исполнял. Служение,
жертва, любовь – в этом и заключается христианство.
Когда я приезжаю в тот или иной монастырь, и там собрано
много людей – потому что приехал важный гость,
– меня трогают и те, кто находится с этим
официальным лицом и его сопровождают, разговаривают с ним
и т.п. Но более всего, знаешь, кто меня умиляет? Те
невидимые монахи, которые уходят раньше других (а ведь они
тоже люди, и им хочется посмотреть, кто приехал, что он
сказал, что сделал, – это естественное человеческое
стремление увидеть официальную часть, церемонию, во время
которой важные гости сидят и беседуют). А они уходят! И
идут на кухню, варят кофе, готовят угощение, кушанья. И
никто их не видит. Затем поднос берет и предлагает
угощенье важному гостю другой монах. А вовсе не тот, кто
первым начал совершать жертву служения, самопожертвования,
невидимости. Невидимости Христовой!
Христос невидим! Его не видно. Его не слышно. Но тот
истинный ученик Христов, кто смиренен, кто на деле живет
Евангелием. Когда я еду на Святую Гору, то, поскольку я
священник (а к священникам там отношение особое), мне,
например, разрешают сослужить в храме, приглашают в
трапезную и сажают рядом с игуменом, где сидят важные
персоны. Это всё замечательно, конечно, но а другой?
Другой – он смиренный. Другой – он
безызвестный. Ты не увидишь его в час, когда ты в церкви
кадишь и тебе кадят, когда ты разбухаешь от собственного
эгоизма и честолюбия, – он на кухне готовит еду, и
жарит, и режет, и чистит, и изнуряет себя работой. Это
христианство. На деле! То самое христианство, которым мы
не живем. Где оно – наше ревностное, горячее желание
служить людям?!
(Окончание следует.)
Архимандрит Андрей (Конанос)
Перевела с новогреческого Александра Никифорова
Православие.Ru
