Прот. Андрей Ткачев
О страхе
Братья и сестры, сегодня мы прочтем несколько слов из Евангелия о том, как Господь открывает себя ученикам, и успокаивает их, ибо они весьма перепуганы.
Ибо все видели Его и испугались. И тотчас заговорил с ними, и сказал им: «Ободритесь. Это Я, не бойтесь»
Запомним, какие правильные слова: «Это Я, не бойтесь». Мало ли, что еще случится со мной, и с вами. Мало ли, где нам еще придется испугаться, встревожиться, напрячься, покрыться мурашками, вспотеть среди холодной зимы. Хорошо бы, чтобы слова эти были в ушах наших, и в сердце нашем: «Это Я, не бойтесь».
Не надо бояться, Господь здесь: «вы собраны во имя Моё, Я ваш, вы Мои - это Я, не бойтесь».
Подобных слов в Евангелии много, но нужно иметь в виду, что вспоминает Евангелие в нужный момент только тот, кто упражняется в чтении Евангелия, и в работе над ним и над собою в течение спокойных времен. Придет беда, а она приходит в каждый дом – скажем, смерть: смерть, она же демократичная, она заходит в дома президентов, царей, королей, увенчанных разными наградами, и к простым людям - она придет, и мы перепугаемся. И вдруг - слово Божие: «Это Я, не бойтесь».
«Не бойся, я с тобой» - был такой интересный фильм, там где пел Полад Бюльбюль оглы в советское время, такой советский боевик – мне он был очень интересен во времена моего отрочества. Так вот, «Не бойся, Я с тобой» - говорит Господь.
Чтобы это жило в человеке, нужно потрудиться до беды. Беда будет завтра, послезавтра, или через неделю, или через три года – непонятно, что будет, и как будет там – непонятно. Чтобы беда не пришла внезапно, нужно сегодня потрудиться в изучении и внедрении Божьего слова в сознание свое и в сердце свое.
Есть дотошные специалисты, которые изучали Писание «по косточкам», по буквочкам, и они сказали, что слово «не бойся» или «не бойтесь» - в разных вариантах: одному или всем - упоминается в Писании 365 раз. Я не проверял, но если суммировать Ветхий Завет и Новый - говорят эти дотошные изучатели, - то на каждый день года в Писании есть слова «не бойся» или «не бойтесь».
Не бойся… А почему? А потому, что в страхе есть мучение. Иоанн Богослов говорит, что в страхе есть мучение, и боящийся несовершенен в любви. Кто боится, тот не может любить. Любящий бесстрашен, а боящийся не может любить - важная вещь.
Любишь - не боишься, а раз боишься – значит, плохо любишь. Значит, ты не готов жертвовать собой ради того, кого любишь. Ты колеблешься – значит, самосохранение удерживает тебя от дерзновения.
В страхе есть мучение - это стопроцентная правда: кто боится, тот мучается. Его еще не коснулось железо, его еще не схватили за горло, еще не взяли его за шиворот, еще ничего у него не отняли - а он уже боится и уже мучается.
Как не бояться, как быть бесстрашным? Нужно любить - любящий бесстрашен. Не накачанный бесстрашен, не тренированный бесстрашен - будет время и все они испугаются, бесстрашным будет только любящий. Любишь - и не боишься. Поэтому, Господь нам сегодня говорит: «Не бойтесь, это Я». Мало ли что происходит кругом - за фасадом видимых вещей незримо стоит Господь и говорит: «Это Я, не бойся».
Важные слова, требующие серьезного внутреннего анализа, и глубокого принятия в сердце. Хочешь быть бесстрашным - научись любить, иначе, сколько ни качайся, сколько ни тренируйся - все равно будет момент «Ч», и испугаешься. Там, где женщины будут смелы, там сильные мужики будут слабы, потому что у тех есть любовь, а у этих есть только самолюбие.
Одни теряют там, где другие находят
«Если Освенцим – это реальность, значит Бог – это выдумка». Так сказали очень многие евреи в ХХ веке. Варлам Шаламов тоже так говорил в «Колымских рассказах», хотя в Бога он не верил и до этого: «Если лагерь – это реальность, значит Бога нет».
А другие, наоборот, нашли Бога именно в лагере. Иоанн Крестьянкин, после опыта тюрьмы и ссылок, говорил, что из лагеря он вынес твердое основание того, что миром правит Бог и только Бог. В одних и тех же условиях один теряет веру, другой в ней закаляется.
Это личный рост отдельного человека внутри целого народа. Это твой личный выбор, твоя личная ответственность. И не хвались: «Тут Храм Господень, я этого знаю, я сюда хожу, я на Соловки ездил, я книжку читал, я 40 лет в церкви прожил». Ерунда это всё. Иоанн Предтеча говорит: «не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам, ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (от Луки 3:8).
«Всё передается: и болезни, и таланты, и святость»
– Отражаются ли грехи родителей на детях? К сожалению, мы не рождаемся из воздуха и с чистого листа.
Мы рождаемся от конкретного отца и конкретной матери. А наш отец имел конкретного отца и конкретную мать, наши дедушки и бабушки это конкретные люди, со своими конкретными характерами, с конкретными грехами, со всем вполне конкретным.
И за нашей спиной, туда, в глубокую тьму истории, расходящимися волнами уходят две большие полосы.
Представьте себе за спиной молодого мужчину и молодую женщину, это папа и мама. За спинами этих людей представьте еще одного мужчину и одну женщину, это дед с бабкой с одной стороны и с другой стороны тоже дедушка с бабушкой. Потом за спину каждого деда с бабушкой поставьте еще по два человека, их отца и мать.
И этот расширяющийся косяк людей уходит в жуткую тьму веков, туда, к Адаму и Еве, куда-то в глубину. И это – конкретные люди, у них были таланты, способности, раскрытые таланты, задушенные таланты, конкретные грехи, может быть, злодейства и преступления.
Это каким-то образом вошло в меня и во мне живет. И я не могу сказать, что я от них свободен, я от них никак не свободен, всё как-то связано с нами. Допустим, я могу реализовать самые скрытые таланты, заложенные еще где-то очень глубоко, или самые скрытые пороки, тоже там же заложенные.
Почему говорят “Когда на земле монах появился, в Аду грешники улыбнулись”?
Потому что я настолько связан с ними, с этими всеми, которых я не знаю, которых очень много, что если кто-нибудь из них в Аду (а мы же связаны), и если я вдруг приду к Богу по-настоящему и Дух Святой будет со мной, и я начну молиться за весь мир, то эта связь зажжется как лампочка в этих темных глубинах.
И эти люди, которые через восемь поколений являются моими пра-родственниками, они вдруг там возвеселятся. Кто-то там, на земле, из дальнего моего родства близок к Господу – и мне тут становится лучше, потому что моя душа тоже начинает очищаться.
Конечно, мы связаны, конечно, мы всё это наваливаем друг на друга, что называется, “умножаем пороки”. Почему люди и становятся все более чахлые и болезненные.
У нас во всей философии нет никого равного Платону или Аристотелю, хотя у нас масса философских институтов. Все философы современного мира и сто лет назад, и пятьсот лет назад разбираются в Платоне и Аристотеле, потому что нет ничего выше ни в первом веке, ни в пятнадцатом, ни в двадцать первом.
Мы не стали гениальнее. Здания, построенные семь веков до Рождества Христова, стоят до сих пор, а построенные тридцать лет назад уже рассыпалось. Мы и в архитектуре не стали гениальнее. Мы нигде не стали гениальнее, мы стали более чахлые и более дурные.
У нас появился телефон, вот, пожалуй, и все. Или выход в интернет. Но в этом интернете мы тоже делимся дуростью. То есть, мы деградируем.
Когда вам говорят о прогрессе, горько усмехнитесь и тайно сплюньте, потому что прогресса нет, есть глубокая деградация во всех областях жизни, в первую очередь, в нравственной. Нет прогресса, есть глубочайший регресс.
Так что, конечно, мы связаны. Родишься в семье безбожников – и ты уже наполовину запрограммирован быть безбожником, ты никогда не видел маму молящейся.
Представьте себе, было время, когда не было ни одного ребенка, на подкорке, на сетчатке которого не сохранился образ горящей в углу лампадки и мамы на коленях.
Дети ложились спать, мамка становилась на колени и молилась еще может быть полночи Господу, и они только слышали шепот: “Вразуми, сохрани, помилуй этого, помилуй этого”.
У миллионов детей с ранних лет отобразился образ молящейся матери. А где сегодня это? У детей есть сейчас такое? Нет. Мать, катающаяся на лыжах, мать, стоящая у плиты, мать, красящая ногти, какая хочешь мать, но только не молящаяся.
Молящейся матери в сознании детей нет. А что вы хотите, как вы будете верующим человеком в безбожной семье, если Имя Господне не овевало вас, когда вы были маленьким.
Конечно, всё передается. И болезни мы передаем, и таланты передаем, и святость передаем. Но святости мы как-то не очень много передаем, потому что ее мало.
Аскетизм неизбежен, когда речь идет о великой идее
– Многих людей поражает образ жизни тех, кого Церковь считает святыми. Вы недавно рассказывали о преподобном Гаврииле (Ургебадзе). Он спал на кладбищенских плитах.
– Великие идеи требуют великих людей. Не стеснялись же коммунисты, которые ставили своей целью проповедь будущего комфорта для всего человечества, своих приемов. Они хотели построить коммунизм. Но не стеснялись же они ради достижения своих идеалов ставить в пример Рахметова из романа «Что делать?». Он спал на гвоздях. Ленин прочитал с карандашом эту книгу двенадцать раз. Рахметов не просто так спал на гвоздях, он закалял себя для будущих страданий. Аскетизм неизбежен и неумолим, когда речь идет о великой идее. Посмотрите на известных спортсменов, которыми восхищаются ваши перепуганные светские люди. Возьмите интервью у любого из них. Вы узнаете для себя много тяжелых и неожиданных подробностей из их жизни. Вот, например, Александр Карелин. Он рассказывал о себе, что он не спал, не пил, не ел. С него семь потов сходило во время тренировок. Он же сказал мальчишкам, которые пришли на тренировку: «Вы можете быть лучше меня, но только тренируйтесь больше, чем я. А я тренировался всю жизнь».
Если вы восхищаетесь кем-нибудь, тогда посмотрите, пожалуйста, как жил этот человек. Сколько ученый провел безвылазно в своих лабораториях, библиотеках. Поймите, что за любым великим делом стоит великий труд. Это очень элементарно. Даже если человек влюблен в образ современного европейского бизнесмена. Прочитайте трилогию Драйзера, состоящую из трех романов: «Финансист», «Титан», «Стоик». В последней книге хорошо раскрыт образ мужественного, терпеливого, упорного человека, который шел вперед как паровоз. Так что страхи светского человека перед моральными и аскетическими требованиями неуместны. Спросите у хорошего пианиста, сколько часов в день он сидит за инструментом. У скрипача спросите, сколько он проводит времени со своим инструментом. У любой фигуристки спросите, сколько лет она отдала льду, чтобы виртуозно исполнять свою программу.
А если мы говорим о Царствии Небесном, то здесь должна быть своя нагрузка: свои книги, свои спортзалы, свой пот, свои библиотеки. Если кто-нибудь боится этого, то мы должны констатировать, что в нашем обществе распространился слишком «хомячный» образ жизни. Человек грызет в своем углу морковку в тепле, комфорте. Смысл жизни хомяка – это «пожрал, поспал и сдох». Видимо, такой образ жизни завоевал мозги слишком большого количества людей. Поэтому, когда они встречаются в своей жизни с аскетизмом, с подвижничеством, они пугаются. Они не только в Церковь не идут, они и в армию не идут, спортом не занимаются, в горы не идут, в библиотеку не записываются. Они только в бар идут, в солярий и на маникюр. Это просто внутреннее фиаско.
Бог и человек
"Если вы хоть раз гуляли в лесу, то, быть может, заметили: идущий по лесу человек сильно шумит и слышит только себя. Лес не отдаёт свою музыку идущему. Нужно остановиться и отдышаться, чтобы заметить снопы лучей, бьющих сквозь листву, мерное покачивание веток, пугливое бегство зверушек… Прислушиваясь, человек начинает различать всё больше красок в звуковой палитре. А стоит опять двинуться — зазвучат лишь хрустящие под ногами ветки и собственное, участившееся от ходьбы, дыхание.
Если красота природы требует от наблюдателя внимательной неподвижности, то тем более Бог. Его голос, звучащий в совести и в Писании, чтобы быть расслышанным, требует, чтобы мы остано-вились.
Их двое — человек и Господь. Они — главные во Вселенной. Они говорят друг другу «ты». Из этого диалога рождается мудрость, праведность, чистота. Там, где этот диалог есть, не
должно быть ни гордости, ни уныния".
***
Человек — это канатоходец. Справа и слева — одинаково опасные пропасти. Между чувством собственной значимости и скрытого величия с одной стороны и чувством полного ничтожества с другой, балансируя, медленно идёт человек. Небо над головой и пропасть под ногами нужно чувствовать, но ни туда, ни туда всматриваться нельзя. Рухнешь. Любой порыв ветра опасен. Любая муха, севшая на нос, грозит смертью. Идти можно только вперёд.
Быстрее бы добраться до твёрдой почвы, до противоположного берега. Скорее бы выбросить шест из вспотевших рук, торжествующе обернуться и сесть в изнеможении, почувствовав, как вне-запно ослабели и стали ватными ноги.
Поэзия ближе к вере, чем наука. Наука распыляет человека между биологией и социологией, физикой и археологией. Наука дразнит человека ответами, но не даёт их, потому что ничего до конца не знает. Для неё любой червяк остаётся вместилищем тайн и неразрешимых загадок.
Зато для поэзии человек цел. Он изранен, но жив, испорчен, но не расчленён. Поэзия интуитивно, как женщина, в секунду схватывает то, что ускользает от логики и не укладывается в готовые схемы.
Вера в науку и нелюбовь к поэзии, несомненно, один из подвидов ненависти к Богу. Поэзия — это не только арабские бейты и греческий гекзаметр. Поэзия — это ещё и Октоих, ещё и Триодь, ещё даже и Требник.
Если бы не Иоанн из Дамаска, Державин не сказал бы о человеке:
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил Ты существ телесных,
Где начал духов Ты небесных,
А цепь существ связал всех мной.
(Ода «Бог»)
Человек — это серединное звено; это пупок, в который завязаны все проблемы и вопросы; это фокус, в который стремятся собраться все лучи. Всё для него, всё ради него, а он сам — для Бога.
Со времён грехопадения Бог зовёт человека, говоря: «Адам, где ты?» Мы помним, где он (то есть — мы). Он стыдится и прячется в кустах. Стыдится!
Наука родилась из любопытства. Поэзия — из боли неразделённой любви и из благоговения. Стыд родился из ощущения того, что ты грешишь, а Он смотрит. Жгучей печатью стыда, как беглый и пойманный раб, заклеймён всякий потомок Адама.
Из стыда рождается покаяние. Но не из стыда только, а из стыда и веры. Из одного только стыда рождается или отчаяние, или напускная, осознанная наглость.
Нужно чувствовать Бога, каяться перед Богом и говорить: «Тебе единому согреших». Если гордый человек мучим совестью, но не верует и не молится, то ему нет пощады. Нет пощады от самого себя, поскольку он видит себя виноватым перед самим собой и сам себя не прощает. Это сумасшедший дом, замкнутый круг, и, возможно, один из кругов ада.
Если ты грызёшь себя и бичуешь, но не стоишь перед Богом и не просишь у Него благодати, то это не покаяние. Как-то забывается часто, что для покаяния недостаточно личных сил и угрызений совести. Нужна благодать.
«Слезы ми даруй, Господи, якоже иногда жене грешнице…»
И слезу, и сокрушённый вздох, и перемену жизни с худшего на лучшее дарит Он, и только Он.
Унывать не надо потому, что мы созданы не для червя и деревянной домовины. Человек — не то, что помещается в гроб, но существо, ради которого мир создан и которое никем и ничем, кроме Бога, насытиться не может.
Из великого и ничтожного слеплен человек, чтобы в печали не унывать и во славе не гордиться. Равно велики и достойны уважения смиренный царь и бодрый духом нищий.
Когда захочешь погордиться и задрать нос так, как это делают люди, принимающие на пляжах солнечные ванны, вспомни, что кубометр земли скроет тебя от солнечного света и тесная дощатая келья приютит твои кости до дня Великого Суда.
Но если захочешь раскиснуть, вспомни, что Господь говорил через Серафима Вырицкого одному из уставших и измученных: «Ты драгоценен в очах Моих».
Таков человек. Затерянный в одном из уголков огромного мира, испуганный, он смотрит в Небеса с надеждой, и на него в это время внимательно смотрит Бог.
Поэты знают об этом.
«Ты держишь меня, как изделье, и прячешь, как перстень в футляр», — писал Пастернак. И Тарковский подхватывал эстафету Паскаля и Державина:
Я человек, я посредине мира,
За мною — мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я между ними лёг во весь свой рост —
Два берега связующее море,
Два космоса соединивший мост.
Если вы хоть раз гуляли в лесу, то, быть может, заметили: идущий по лесу человек сильно шумит и слышит только себя. Лес не отдаёт свою музыку идущему. Нужно остановиться и отдышаться, чтобы заметить снопы лучей, бьющих сквозь листву, мерное покачивание веток, пугливое бегство зверушек… Прислушиваясь, человек начинает различать всё больше красок в звуковой палитре. А стоит опять двинуться — зазвучат лишь хрустящие под ногами ветки и собственное, участившееся от ходьбы, дыхание.
Если красота природы требует от наблюдателя внимательной неподвижности, то тем более Бог. Его голос, звучащий в совести и в Писании, чтобы быть расслышанным, требует, чтобы мы остано-вились.
Их двое — человек и Господь. Они — главные во Вселенной. Они говорят друг другу «ты». Из этого диалога рождается мудрость, праведность, чистота. Там, где этот диалог есть, не должно быть ни гордости, ни уныния.
— Адам, где ты?
— Прости меня.
— Ты драгоценен в очах Моих.
- Слава Тебе, показавшему нам свет…
Православная женщина
Образ православной женщины – единственная серьезная угроза гламуру западного мира. Все другие женские образы рано или поздно обязательно исчезают, а православному вот уже две тысячи лет, потому, что сама Божия Матерь стоит за этим образом.
Место женщины — семья. Это ее алтарь, ее святыня, точка приложения всех ее творческих усилий. С одной стороны, это рутинная, незаметная работа, которой все пользуются и никто не ценит, с другой стороны — это некая ось мира, вокруг которой вращается все. Женщина-мать, женщина-хозяйка, женщина-любящая супруга — это существо, держащее весь мир в своих ладонях.
У женщины не должно быть грубых черт, а должны присутствовать "правильная" слабость, мягкость, но особенно - нежность. Без нежности не бывает женственности. Творец вложил в женщину особый бриллиант и особую красоту - нежность.
Нежность, мягкость, теплота - это все то, в чем так нуждается каждый мужчина. Нежность более всего воспитывает и преображает мужчин в их отношениях с противоположным полом. Нежность жены преобразует и возвышает мужа, делает его более сильным и снисходительным. Только нежная женщина может быть великой женой.
Нежность жены должна проявляться во всем: в мягких словах, в теплых взглядах, в добрых улыбках, в ласковых объятиях, в сочувствии, в сопереживаниях, в доброжелательности.
Нежные прикосновения жены, нежные взгляды жены - это тепло и радость, которые Господь ниспосылает с небес через Свое чудное и слабое создание, женщину, сильному мужчине, чтобы он не стал грубым и безразличным ко всему истинно прекрасному и совершенному, что есть от Бога на земле.
Прот. Андрей Ткачев
vk.com/prot.andreytkachev
Игумен Нектарий (Морозов)
Жизнь - не игра и Бог - не игрок
Люди часто ропщут на Бога за то, что Он не устраивает их обстоятельства так, как бы они этого хотели. Не посылает им тех людей, которые им нужны, на которых можно было бы опереться, которые были бы способны им помочь, их поддержать.
Не буду пространно говорить о том, что роптать на Бога это грех.
Не буду подробно раскрывать мысль о том, насколько не готов жить ответственно и самостоятельно человек, высказывающий своему Создателю такие претензии.
И о том, какую степень инфантилизма демонстрирует подобная «жертвенная» позиция.
Обращу внимание на другое.
Очевидно, что многие искренне убеждены, что жизнь – это какое-то подобие игры, поля, на котором Господь передвигает по клеточкам фигурки, фишки – то в одном, то в другом направлении. И им обидно, что передвигает Он их не так, как было бы желательно для них.
Но жизнь не игра, иначе она не была бы жизнью. И слишком многое в ней происходит в ней именно по воле человеческой, а не по Божественной. И если бы Господь отнял у нас эту способность – действовать по своей, а не по Его воле, то мы бы перестали быть людьми, а стали кем-то еще. Кем, правда, непонятно…
И еще – о том, что Господь «не посылает людей».
Помните: «Жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9:36)? 2000 лет тому назад слова эти прозвучали, а разве изменилось что-то в лучшую сторону, стало делателей больше? Нет…
А как Господь призывает пророков на служение – это помните? Как они противятся и как каждый ссылается на какое-то препятствие – на молодость, косноязычие или даже бесполезность предлагаемой ему миссии.
И как зовет в притче (совершенно соответствующей реальности) гостей на праздничную трапезу, и приглашенные отказываются один за другим. И это ведь, наверное, помните?
То есть даже тогда, когда Господь Сам выражает желание НАЙТИ, ИЗБРАТЬ, ПОСЛАТЬ кого-то, обнаруживается тотальный дефицит тех, кто может найтись, согласиться с избранничеством и пойти.
Почему? Да опять же по той же самой причине: жизнь – это жизнь, а люди – это люди. Все всерьез, все по-настоящему, все не так, как хотелось бы, а так, как есть.
И если Господь – страшно сказать! – смиряется с этим, то мы (в данном контексте еще страшнее сказать) как можем роптать?..
Игумен Нектарий (Морозов)
t.me/igumennektariy
