Если кто-то из вас бывал на хиротонии, тот знает, как благодать наполняет храм в минуты рукоположения… Радость переполняет сердца молящихся, даже если не знаешь лично посвящаемого в священный чин. С какой торжественностью и радостью поются в алтаре тропари «Святые мученицы», «Слава Тебе, Христе Боже», «Исаия, ликуй». Словно на Голгофу восходит посвящаемый в священство, но и его переполняет радость – как переполняла некоторых мучеников, идущих на собственную казнь. Господь словно носит на руках посвященного, благодать изобилует, как бы давая новопоставленному авансом вкусить то, ради чего потом придется трудиться с потом и кровью…
Рукоположение во священника. Фото: А. Поспелов / Православие.Ru
Неописуемо таинство Священства. Страшно и трепетно носить его бремя, зная собственное недостоинство. Страшно читать о нем. Протопресвитер Александр Шмеман говорит дерзновенные слова: руки священника во время Евхаристии – это руки Самого Христа. Святитель Иоанн Златоуст избегал священства; святитель Николай Мирликийский, святитель Амвросий Медиоланский, святитель Епифаний Кипрский и многие другие были поставлены на свещник церковный вопреки собственной воле, через особенное чудо Божие.
Сколько людей святой жизни так тщательно избегало священства, что даже некоторые из них доходили до членовредительства! Преподобного Аммония люди пожелали иметь епископом в одном городе. Горожане пришли к епископу Тимофею и просили его рукоположить Аммония. Тимофей был не против. Тогда люди пошли за Аммонием. Однако преподобный побежал от них. Горожане бежали быстрее, и, видя, что его догоняют, Аммоний остановился и стал со слезами отказываться. Но народ особо не слушал его. Тогда святой поклялся им, что не примет сана и не оставит пустыню. Когда и это не подействовало, он при всех достал ножницы и отрезал себе левое ухо со словами: «Теперь вы должны понять, что мне нельзя принять сана, к которому вы меня принуждаете» (по церковным канонам, нельзя рукоположить увечного человека). После этого люди пошли к епископу и всё ему рассказали. На что тот ответил: «Закон этот пусть соблюдают иудеи, а если ко мне приведете хоть и безносого, но достойного по жизни, я рукоположу его». Граждане пошли опять упрашивать Аммония. Когда святой стал отказываться, они хотели было вести его насильно. Но он поклялся отрезать себе и язык, если станут принуждать его. После этого его оставили в покое.
Старец Паисий Святогорец, человек, без сомнения, святой жизни, также избегал посвящения. Однажды, зайдя в алтарь во время проскомидии, он увидел, как священник приготовлял святой агнец, и заметил, что агнец трепетал в руках иерея. После этого старец не дерзал подходить к священнодействующему иерею во время литургии. Как-то игумен пожелал сделать старца священником, но старец отказывался. «У меня есть препятствие, – говорил он. – Во время войны я был радистом и сообщал нашим самолетам, где находится враг. Поэтому я виновен в убийстве людей, а потому не могу быть священником». «Но тогда, – возразил игумен, – и у повара есть препятствие, потому что он кормил солдат, которые убивали людей». «Не знаю, – отвечал старец, – есть ли препятствие у повара, знаю только, что не буду священником».
Многие люди, принявшие по смирению и послушанию священный сан, потом всё-таки старались проводить жизнь вне обязанностей этого сана.
Есть в Патерике такая история. Авва Матой отправился с братом по нужде из Раифы. В Гевале епископ удержал их и посвятил в пресвитеров. Оба они достигли конца жизни, ни разу не приступив к жертвеннику для совершения Евхаристии. Преподобный Матой по этому поводу говорил: «Верую в Бога, что я не подвергнусь великому осуждению за то, что по рукоположении не совершил литургии, ибо рукоположение должны принимать люди беспорочные». Так же поступал и преподобный Филимон, о котором упоминает Добротолюбие. Крайне редко соглашался он священнодействовать по своему великому смирению.
Тяжело бремя священства, и особенно настоятельства, потому что с тех пор, как на человека одета епитрахиль, он уже не может думать только о своем спасении. А кроме печали о спасении своем и духовных детей прибавляются еще заботы века сего. Как отремонтировать храм? Где взять деньги на зарплату рабочим и служащим? Сатана искусно ставит священника в такие ситуации, чтобы он реализовался не как молитвенник, а как строитель или подрядчик, не как духовник, а как предприниматель и фермер!.. Удивительно, но это болезнь не только нашего времени. Так было почти всегда. Стоит только почитать письма святителя Игнатия (Брянчанинова) к графу Шереметеву. В то время завершались ремонтные работы в Сергиевой пустыни под Петербургом, где тогда настоятельствовал святой Игнатий. Святитель назанимал много денег, чтобы расплатиться с рабочими, использовал также и все собственные сбережения. Поэтому в смиренном, почти униженном тоне святитель просит о помощи графа. Невозможно равнодушно читать это письмо, как и письмо, в котором он так же благодарит графа за содействие…
Но и служение священника и настоятеля – что по сравнению со служением епископа, которому предстоит ежедневное умирание за всю Церковь? Зная о невозможности совмещать сугубый подвиг личного спасения (в Великой схиме) и обязанности управления Церковью, святые отцы законоположили, что епископ не может быть схимником. Жизнь схимника и жизнь епископа совершенно разные. И если епископ пожелал принять схиму – значит, он пожелал и сложить с себя обязанности епископа.
«Если кто епископства желает, доброго дела желает» (1 Тим. 3: 1), – говорит апостол Павел. Однако на практике мы видим, что мало кто желает этого самого епископства. Мало кто – из людей святых. Преподобный Сергий Радонежский категорически отказал святителю Алексию Московскому быть преемником после него. Отказал, и после кончины святителя Алексия началась смута «межсвятительства». Все помнят историю «самосвятства» Митяя, скорби и обстояния святых Киприана и Дионисия. А ведь стоило преподобному Сергию согласиться на предложение святителя Алексия – и не было бы всего этого. Но преподобный почел пользу для души более важным делом, чем сомнительную пользу епископства. Преподобный Феодор Сикеот все-таки в подобном случае уступил просьбам, но пробыл в сане епископа всего пару лет – и удалился в безмолвие. На покой удалялись и святитель Игнатий (Брянчанинов), святитель Феофан Затворник и многие другие святые.
Епископство и личное спасение порой вступают в такой конфликт, что некоторые святители сбегали с кафедры, как из горящего дома. Святой Иоанн (память 3 декабря по ст.ст.) был епископом Колонийским (в Армении) около 10 лет. По необходимости епископской должности он вынужден был вникать в политические вопросы. И, как сказано в житии, «видя суету и мятеж мира», решил оставить епископию. Как-то после литургии он отпустил клириков, тайно от всех отправился на берег и отплыл в Иерусалим. Бог указал ему место спасения в Лавре преподобного Саввы Освященного. Иоанн пришел в Лавру простым послушником. В то время настоятелем Лавры был сам богоносный Савва, под его началом подвизалось около 140 братьев. Савва был уже прославленным отцом, имел дар прозорливости, но, что примечательно, Господь утаил от него сан Иоанна.
Несколько лет преподобный Иоанн подвизался в Лавре на разных послушаниях. Он служил рабочим, носил им еду на плечах, потом трудился в странноприимном доме, потом Савва поставил его экономом обители. Видя, что Иоанн – совершенный монах и что Бог благословляет его в делах, Савва задумал посвятить его в пресвитера. Он взял Иоанна, отправился с ним к Иерусалимскому патриарху Илии и просил рукоположить Иоанна. Патриарх был не против, но тут «послушник» отозвал патриарха в сторону со словами: «Пречестный отче, я хотел бы открыть тебе одну тайну. Разреши мне наедине переговорить с тобой, и если признаешь меня достойным священного сана, то отказываться не буду».
Когда патриарх отошел с ним в сторону, преподобный Иоанн пал к ногам патриарха, заклиная никому не открывать его тайну. Когда патриарх пообещал это, Иоанн сказал: «Отче! я был епископом Колонийским. По множеству грехов я оставил епископию, бежал и осудил себя на служение братиям».
Патриарх ужаснулся от этих слов, призвал преподобного Савву и сказал ему, что Иоанн никак не может быть священником. После этого патриарх отпустил их обоих.
Всю дорогу назад Савву терзали сомнения. Он удалился от Лавры на приличное расстояние, нашел какую-то пещеру и всю ночь молился в ней со слезами.
«За что, Господи, – говорил он, – презрел Ты меня, утаив от меня жизнь Иоанна? Обманулся я, считая его достойным сана священника! Открой мне о нем хоть теперь! Неужели сосуд, который считал я избранным, святым и достойным, – перед Твоим величием и непотребен, и недостоин?»
Бог ответил на его молитву. Савве явился Ангел и сказал: «Иоанн – не непотребный, а избранный сосуд, но он – епископ и не может быть поставлен в пресвитера».
Так сказал Ангел и стал невидим. А преподобный Савва радостно поспешил к Иоанну в келью, обнял его и сказал: «Отче Иоанн! Ты утаил предо мною, какой в тебе дар Божий, но Бог открыл мне его». «Очень жаль, – отвечал Иоанн. – Я желал, чтобы никто не знал моей тайны, и теперь мне придется уйти». Савва поклялся Иоанну, что никто не узнает о нем. Так преподобный Иоанн и прожил до самой смерти, занимаясь делами монаха, а не епископа.
Память еще одного святителя, бросившего епископию, Церковь празднует 29 февраля (по ст.ст.). Его также звали Иоанном, он был архиепископом (!) в Дамаске. Недолго пробыв на кафедре, святой тайно удалился в Александрию, переименовал себя Варсонофием и пришел на Нитрийскую гору. Там он исполнял всевозможные послушания в чине простого монаха.
Один из монахов, человек скудного ума, сильно досаждал преподобному. Он то обзывал его, то обливал помоями. Наконец он просверлил дырку в стенке его кельи и стал совершать «малую нужду» на постель преподобного архиепископа. Постель стала вонять, монахи сообразили, в чем дело, и донесли игумену. Когда виновного хотели наказать, преподобный пал в ноги игумену и с плачем говорил, что сам виноват во всем. «Я сам, – говорил святой, – раздражаю брата и возбуждаю его гнев; прости ему Господа ради».
И так избавил брата от наказания. Со временем преподобный был узнан и бежал и отсюда, на этот раз в Египет…
Неописуемо таинство Священства… Страшно и трепетно носить его бремя, зная собственное недостоинство.
Священник – это ослик, на котором Христос въезжает в Иерусалим. Все кланяются, постилают ковры и одежды, машут пальмовыми ветвями, и ослик думает: «Вот в каком я почете». И не знает, дурачок, что это не его приветствуют, а Христа Спасителя. Так и священник иной раз покупается на то, что ему целуют руку и называют «отец», видит даже иногда благой результат своей молитвы и начинает забывать, что это Его благословляющую десницу целуют и что Он чудеса совершает…
Сражение за Малоярославец 12 (25) октября 1812 г. Автор: Александр Аверьянов. Фрагмент. В рядах воинов священник Василий Васильковский с крестом в руках
Священник – это офицер на передовой, который первый встает из окопа с пистолетом и поднимает за собой роту на неприятеля. Дело священника походит на дело учителя – он должен вдохновить паству на подвиг духовной борьбы. Но чтобы вдохновлять и зажигать, нужно иметь в самом себе огонь (см.: Лк. 12: 49), нужно самому этот огонь возделывать и хранить.
Желающий священства вступает на стезю противоречий. С одной стороны, желание священства – первый признак гордости и того, что человека рукополагать нельзя. Но с другой стороны, «если кто епископства желает, доброго дела желает». Ведь и человек, поступающий в семинарию, тоже желает священства. Наверное, греховная склонность здесь заключается в том, когда желаешь быть священником во что бы то ни стало, не смотря на волю Божию, как окаянный Митяй во времена Сергия Радонежского отчаянно желал митрополичьей кафедры – и потонул в море. Если это желание – спокойное, отдающееся на волю Божию, – в нем не будет греха. Если оно – от любви к храму, богослужению и Богу, то это – «доброе дело».
Всё сказанное имеет отношение не только к священству, но и к любому послушанию в Церкви. Можно отчаянно стремиться в хор, на место регента, пономаря, преподавателя воскресной школы, даже свечницы. Завидовать тем, кто исполняет это послушание, и мечтать о себе, что исполнял бы порученное намного лучше.
Поэтому все, братья и сестры, будем учиться божественному смирению у наших святых отцов. У Иоанна Молчальника – епископа Колонийского. У Иоанна-Варсонофия – архиепископа Дамасского. У Афанасия Афонского – который, будучи образованнейшим богословом своего времени, отдал себя в послушание старцу и притворялся неграмотным для смирения. У Иоанна Дамаскина – величайшего песнописца и богослова Православной Церкви, которого старец в наказание за преслушание, за то, что он составил надгробные песнопения, заставил чистить отхожие места по всему монастырю, – и сладкоглаголивый Иоанн исполнял с радостью эту епитимью…
Будем учиться смирению – и смиряться: перед сотрудниками и друзьями, перед начальниками и подчиненными, и конечно же, перед родными. Мужья – перед женами, жены – перед мужьями. Не сочтем для себя унижением попросить прощения и у своих детей, если мы не правы. И тогда каждый из нас будет истинным священником (см.: 1 Пет. 2: 9), заколающим свою волю и приносящим Богу истинную жертву сокрушенного и смиренного сердца. Аминь.
Священник Сергий Бегиян
pravoslavie.ru
