«Главное не в том, что ты не веришь,
а в том, что Бог продолжает верить в тебя»
Габриель Гарсиа Маркес

Однажды после службы подходит ко мне знакомый парень. Когда-то мы учились в одной школе и занимались в одном спортивном клубе. Нужно поговорить.

— Ты вроде как в Церковь ходишь, верующий. А у меня тут история получилась... В общем, попал я в милицию. Взяли меня на одной нехорошей квартире с нехорошими людьми и всяким-таким нехорошим, за что у нас в стране дают хороший срок. Наркотики, одним словом. Привезли в отделение и закрыли в камере. И светит мне... Много светит. А у меня только жизнь налаживаться стала — и с девушкой и с работой. А теперь все. Сушите сухари. Я стою посреди камеры, гляжу вокруг, а волосы на голове от ужаса шевелятся. Господи, куда же меня занесло! И неожиданно для себя начинаю Богу молиться. Спаси, Господи, ради всего святого спаси! Все молитвы, которые когда-то учил, вспомнил. Храм, где крестился, вспомнил. И то, что мы с девушкой повенчаться хотели, чтобы все серьезно, по-настоящему было, вспомнил. Вспоминаю и молюсь. Плачу кровавыми слезами. Только не дай мне в тюрьму попасть! Спаси, Господи! Буду жить хорошо, только вытащи меня отсюда!

Всю ночь я стоял и молился. А на утро дверь открывается... и меня вдруг отпускают

Ночь у меня была длинная, и всю ночь я стоял и молился. А на утро дверь открывается... и меня вдруг отпускают. Прямо вот так — безо всяких разговоров. Я сначала не поверил: знаю умом, что так не бывает, а когда дошло, прямо в глазах потемнело. Неужели все это правда, и Он меня слышит? И что мне теперь делать? Я, конечно, православный, но без фанатизма. По праздникам в храме бываю, свечки ставлю. Но понимаю, что этого мало. Может, мне нужно деньги в Церковь пожертвовать или еще чего?

— Зачем Богу твои деньги? — отвечаю. — Богу нужно, чтобы ты человеком был. Ты лучше все, что в камере обещал, пойди и выполни. Хотя бы из благодарности.

Месяца через три я снова его встретил. Он, как меня увидел, сразу загрустил:

— Понимаешь, я хотел в Церковь сходить, но не дошел. А потом закрутилось... А недавно машину разбил. Новую, только из салона. Машина вдребезги, на мне ни царапины. Гаишники потом долго удивлялись, как я вообще жив остался. Странно как-то это все. Может, это Бог?

Машина вдребезги, на мне ни царапины. Может, это Бог?

— Может быть! Машина — железо, а ты — человек. Железо — тьфу, а за нас с тобой Христос Свою жизнь отдал. И теперь снова тебя спас. Не хочет Он, чтобы нам в аду оказаться. Тянет от пропасти, а мы упираемся.

Мы встретились через год, когда он мне позвонил. До храма он снова не дошел, зато потерял глаз. Молодой симпатичный парень, спортсмен с красивым блестящим протезом вместо правого глаза. Обычная драка в ресторане. Травма головы. Одна операция, вторая. Затем осложнение и ампутация.

Смотрит на меня здоровым глазом: «Давай прокатимся!» Едем на природу подальше от чужих глаз. Смотрим на воду и молчим. Собравшись с духом, он говорит:

— Неспроста все это, надо что-то в жизни менять! Глаз потерял, с лучшим другом поссорился.

— А кому понравится, что его друг наркотики продает?

— Я что, детям их продаю? Мои клиенты — люди взрослые, обеспеченные. Я ведь их не заставляю наркотики покупать. Ну, не хотят люди водку пить, хотят по-другому расслабиться — и что?

— Как что? Если бы ты наркотики сам употреблял — твое дело: губи себя, сколько хочешь. Хочешь сдохнуть как собака — твое право. Но ведь ты людей губишь! Может, они и взрослые, но больные. Им надо лечиться, а ты их соблазняешь. И это считаешь нормальным? Разве не слышал, что Господь говорил о соблазнителях, которым лучше бы повесить мельничный жернов на шею и утопиться, чем навредить чьей-то душе? А «малые» — это ведь не только дети, это и малые умом, неразумные. За них отвечать придется. В народе так говорят: на чужой беде счастья не построишь. Ты же институт закончил — иди, работай как все.

— Я пробовал как все. Не получилось. Мастером на заводе работал. Не поверишь — так носился, за два месяца от беготни по этажам ботинки в хлам стирались. А нам на заводе тогда по полгода зарплату не платили. Я терпел, терпел. А потом надоело. Есть надо, одеваться надо, за квартиру платить надо! А еще девушка дома, с которой мы хотим ребенка завести...

— Девушка — это прекрасно! А семья и ребенок — так просто замечательно! Только будет ли он счастлив, когда узнает, что его папа — не летчик или пожарник, а наркоторговец? Кому сейчас легко? Здесь не платят — иди на другую работу! Люди же как-то справляются. Ради любимых можно хоть улицы мести, лишь бы им хорошо было. А ты сам говоришь, что тебе Бог помогает. Вот и проси у Него помощи с нормальной работой! Закрывай свою лавочку и исправляйся. Прямо сейчас закрывай! И Бог не оставит! Все у тебя будет хорошо!

Посмотрел он на меня и только головой покачал. Больше мы не встречались.

Спустя полгода после нашего разговора его посадили на одиннадцать лет за распространение наркотиков в особо крупных размерах.

Говорят, на суде он взял последнее слово и выступил с обвинительной речью в адрес лицемерного прогнившего общества, которое его теперь судит. Мол, сами у него покупали — и те покупали, и эти. Покупали и радовались. А теперь судят. Говорят, красиво сказал, только его не поняли. И он поехал валить лес. Когда выйдет на свободу, будет ему около шестидесяти.

Его друг рассказывал, что в зоне он бросил курить, каждый день ходит в спортзал, штангой занимается. Главное, чтобы штанга на него не упала, а то опять помощь понадобится. И что потом делать?