Но не будем забегать вперед.

В выселке Ильинском, в медвежьем глухом углу огромной Пермской губернии, в версте от Белой горы, толковали не о земном – рассуждали о небесном. В распахнутое окно просторной избы заглядывал теплый солнечный луч, гулял по чистым половицам, покрытым домоткаными половиками, перебегал с темных ликов древних икон в красном углу на старинные книги – Псалтирь, Часослов, Минея.

В избе на больших, основательных лавках устроилось много народу: степенные мужики с окладистыми бородами разного возраста внимательно слушали чтеца. В руках – кожаные четки-лестовки, по келейному правилу каждый из них аж по десять лестовок за день обычно исполнял, иные – и больше, по усердию. Да с поклонами – земными и поясными. По лестовке и за неисправленные души молились – по три поклона земных за каждую.

Наконец чтение на рассуд поучительного повествования из рукописного сборника старых лет закончилось, и мужики дружно, не перебивая, принялись обсуждать услышанное и поочередно наставлять друг друга в духовной жизни. Прерогатива в наставлениях принадлежала, однако, начетчику – главе старообрядцев беспоповского толка Василию Коноплёву.

Василий был человеком незаурядным. На десятом году он выучился грамоте, молился с беспоповцами, со стариками и простолюдинами. Когда стал приходить в возраст, полюбил читать Божественное Писание. Всё свободное время отдавал чтению книг, покупал их или просил у других для прочтения.

И постепенно стала разгораться в нем ревность подвига. Ночами часто вставал на молитву перед иконами Господа Вседержителя и Пречистой Богородицы и молился усердно, горячо, со слезами. Просил Господа: «Господи, открой мои очи, дай разуметь путь спасения! Скажи мне путь, каким мне идти, научи творить волю Твою!» И в такой заботе он пребывал долгое время. Потому и не женился – чтобы не было препятствий к рассмотрению истинного пути.

Этим жарким, грозящим засухой летом 1893 года Василию Коноплёву исполнилось только 35 лет. В темных прядях его волос, как и в аккуратной бороде, не видно было ни одного седого волоска. Правильные черты лица, выразительные большие темные глаза, внимательный умный взгляд притягивали к себе внимание. Когда же Василий начинал говорить, речь его была так толкова и рассудительна, что всем становилось понятно: Сам Господь даровал ему дар убеждения, дар вести за собой.

И потому, несмотря на молодость, старообрядцы Осинского уезда, чьи многочисленные скиты и кельи раскинулись рядом с Белой горой, видели в нем главу и наставника. Если б попов здесь признавали – Коноплёв бы точно попом стал. Но не признавали.

После чтения на рассуд старообрядцы не расходились. Всех ожидала общинная, соборная трапеза – щедрая, достаточная. Хозяйства у старообрядцев были справные – как говорится, тугие. Если трудиться с душой да вино не пить – Господь всё посылает. Славились пчеловодством. У самого Василия пасека изрядная и знатный мед…

Спор о вере. Художник: Д.Е. Жуков (1841–1903). 1867 г.

Сели за стол. Достали каждый свою «соборную» чашку, полотенце. После трапезы чашку в полотенце каждый завернет и с собой унесет. Василию нравился строгий, давно заведенный ритм, нравились чин и порядок. Душа любила. Во всём порядок должен быть – это хорошо и Господу приятно. У Него ведь тоже – стройные чины ангелов и архангелов… И все стройно поют, а не вразнобой…

Как-то Василий съездил на богомолье в Черемшанский монастырь Саратовской губернии – лавру раскольников, и ему там так понравилось, что давняя мечта стать иноком опять всколыхнула душу. На всенощном бдении множество чинных монахов, впереди седые схимники; сотни возженных свечей и горящих лампад перед богатым иконостасом, чтецы читают неспешно, внятно и благоговейно, все крестятся и поклоны кладут один в один – порядок и благолепие… Остаться пока не решился. Вернулся домой.

Вообще в Осинском уезде, безопасно далеком от приходских церквей Пермской епархии и пастырского попечительства, прижилось множество раскольничьих начетчиков самых разных согласий: поморского, часовенного, беловодского, австрийского – кто во что горазд. И каждое согласие считало свои учения самыми верными, самыми истинными.

Василий был ярым раскольником и своими речами приводил в сомнение даже православных

Василий был ярым раскольником и своими речами приводил в сомнение даже православных. Он знал твердо, что многое в Православной Церкви несогласно с книгами, которые были до патриарха Никона. Называл православных еретиками, что нагло извращали святое учение Христа и апостолов, но вот доказать это у него никак не получалось. А он искал истину. С детства такой был.

Поехал в Москву, всё обошел: Хлудовскую библиотеку, Синодальную библиотеку, Николаевский монастырь… Съездил в Сергиеву Лавру. С настоятелем Николаевского единоверческого, то бишь православного, монастыря отцом Павлом поговорил себе на горе. А тот – бывший старообрядец. В Православие перешел. Да такой умный старец! С великой любовью принял. Забыв свою старость, подолгу с Василием беседовал. И через его слова о полноте даров Православной Церкви, что имеет преемство от святых апостолов, обуяла Василия буря сомнений в своей правоте. Сон потерял. Пришел, можно сказать, в отчаяние. Как правду узнать?!

А в Сергиевой обители увидел книгу, писанную рукой преподобного Кирилла Белозерского. Оказалось: в чем они, старообрядцы, Православную Церковь обвиняют – неправильно. И древнейшие книги то подтверждают… Привел Господь Василия видеть своими глазами слова, о которых они, старообрядцы, спорили и называли их нововведением и ересью: имя Иисус, символ веры без прилога «Истиннаго», аллилуйя трижды, в четвертый «слава Тебе, Боже» и прочее.

А когда ехал домой – узнал, что на Белой горе православные служат молебны о ниспослании благовременных дождей. И как не отслужат – дождь идет. Что за притча? Грешников же Бог не слушает…

И Василий решил для себя: как Фома неверующий, он уверует только тогда, когда увидит всё ясно сам, собственными глазами или когда несомненно докажут, какая Церковь имеет полноту благодатных даров. Братии пока о своих сомнениях не рассказывал – сам сначала должен всё понять.

“Завтра на Белую гору идем. Там мы силу молитв православного архиерея спытаем”

Пока думал да вспоминал – соборная трапеза закончилась. Встали чинно, помолились. Василий сказал веско:

– Завтра на Белую гору идем. Едет к нам преосвященный Петр с духовенством. Освящать место и закладывать храм свой собираются. Так мы – силу молитв православного архиерея спытаем.

Вид с Белой горы (Пермский край)

Степан, старец седой, уважаемый, возразил:

– Тут и пытать нечего. Они всегда перед дождем свой молебен послужат – конечно, дождь и идет. А сейчас засуха стоит – и никакого дождя не предвидится. Не получится у них народ обмануть!

Сын его, Федор, тоже седой уже, поддакнул:

– Не выйдет на этот раз! Пауков множество сети плетут в лесу. Кукушка кукует долго-долго. А еще – прислушайтесь!

Прислушались. С недоумением глянули на Федора. Он пояснил застенчиво:

– Разве не слышите? Отсюда слышно, как лягушки у Ирени поют… Значит, дождя не будет!

Степан сына осадил:

– Погодь со своими пауками да лягушками!

Отцы сдержанно усмехнулись в бороды. Степан добавил со знанием дела:

– В окно гляньте!

Посмотрели в окно.

– Закат какой чистый! К ведру… И никаких лягушек!

Заулыбались в предвкушении поражения и позора еретиков. Василий спросил:

– А что, если по молитвам преосвященного Петра при молебне Бог даст благодатный для плодородия дождь?

Заулыбались шире:

– Да что ты, Василий Евфимович… Не бывать такому, чтобы Бог отступников слушал!

С тем и разошлись.

Ночью Василий спал плохо. Вставал много раз. Молился. Момент истины приближался.

Да, по всем приметам – не бывать сегодня дождю!

Проснувшись рано утром, сотворил «начал» – помолился. Вышел на двор. Огляделся. Он по своим пчелкам-труженицам мог погоду узнавать лучше, чем кто бы то ни было. Пчелы с раннего утра за взятком отправились – к хорошему дню. Возвращаются нескоро – далеко в поле летают. Да, по всем приметам – не бывать сегодня дождю!

И тогда Василий, твердо уверившись, что естественным образом дождя быть не может, дал в молитве зарок: «Господи, покажи мне чудо, разреши мои сомнения и недоумения! Если Церковь Российская за перемену в обрядах не лишилась благодатных даров, если через сих пастырей действует благодать Святого Духа – то во время их молебна пошли, Господи, дождь обильный на землю! Если это сбудется – обращусь в Православную Российскую Церковь!»

Белогорский монастырь

Отцы собрались вовремя. Молча, степенным шагом, с молитвой двинули на гору. Утренняя тишина нарушалась только пением птиц. Федор не утерпел, нарушил общее молчание:

– Зря ты, батя, вчера про пауков и лягушек с недоверием… Они – твари Божии. Я и с утра осмотрелся как следует: ласточки в небе высоко летают, кузнечики громко стрекочут! Полнолуние настало к тому ж… Небо ночью ясное было, звездное – ни облачка! Никакого дождя не будет!

Насупленный Степан только хмыкнул сурово – сын отскочил, за лестовку схватился, пошел дальше с молитвой, молча. Хоть и самому под пятьдесят – а перед отцом смиряется. Чтит. Так у них заведено искони.   

Покрытая зеленью лесов Белая гора, как могучий великан, возвышалась над окрестными далями. У подножия росли огромные мачтовые пихты и ели. Изредка нежной зеленью встречали липы и клены. Дороги почти не было, и поднимались тропой, минуя болотца, чистые ручьи и множество родников. Поляны полыхали красными пионами, которые по-местному назывались «Марьин корень». Его змеи не любят, и потому на Белой горе не было, слава Богу, ни одной гадюки.

Иной раз гора стояла в облаках, а порой облака плыли ниже ее вершины. Но сегодня небо было безоблачным.   

Чем выше поднимались на гору – тем прекрасней вид открывался. Панорама необъятного горизонта поражала величием своим, неизмеримым воздушным пространством. Заря освещала такую даль – дух захватывало: синие горы, желтые поля, изумрудные долины с нескончаемой палитрой оттенков зелени. Постепенно с высоты показались гребни далеких гор, которые днем, залитые лучами солнечного света, становились уже невидимыми простому глазу.

С темени горы открывался вид на все стороны света, и душу охватывал неизъяснимый восторг – хотелось молиться, плакать и петь хвалу Богу: «Дивна дела Твоя, Господи, вся премудростию сотворил еси!»

На большой чистой поляне собралась масса богомольцев с причтами из окрестных сел и деревень. В руках – иконы. Множество духовенства: с владыкой Петром приехали священники, диаконы, псаломщики – человек семьдесят.

Василий чувствовал в душе полное смятение. Чего он хотел? Чтобы не было дождя – и посрамились отступники? Или чтобы Господь сотворил чудо в ответ на их молитву? Сильно билось сердце, перехватывало дыхание…

– Благословен Бог наш!

Молебен начался. Безоблачное небо и яркое солнце не оставляли надежды на благополучный исход молитвы.

– Услыши ны, Боже, Спасителю наш, упование всех концей земли, и сущих в мори далече, уготовляяй горы крепостию Своею, препоясан силою, смущаяй глубину морскую, шуму волн его кто постоит?

Ни ветерка, ни облачка. Листья не колышутся. Василий опустил голову.

– Миром Господу помолимся!

– О еже благорастворенные воздухи и дожди благовременные к плодоношению милостивно послати земли и людем Своим, Господу помолимся!

– О еже во гневе Своем не погубити людей Своих, и скотов, но повелети облакам свыше одождити и к плодоношению оросити землю, Господу помолимся!

Легкое движение воздуха коснулось лица Василия. Он поднял голову: листья деревьев трепетали от ветра.

– Воздуха растворение повелением Твоим изменяяй, Господи, вольный дождь с теплотою солнечною даруй земли, да приносит людем Твоим плоды изобильныя, и насытити все живущее Твоим благоволением, молитвами Богородицы и всех святых Твоих.

В воздухе что-то неуловимо изменилось. Богомольцы подняли головы: по темнеющему небу стремительно бежали огромные тучи.

– Предстательство христиан непостыдное, ходатайство ко Творцу непреложное, не презри грешных молений гласы, но предвари яко Благая на помощь нас, верно зовущих Ти: ускори на молитву, и потщися на умоление, предстательствующи присно Богородице, чтуших Тя.

Блеснула молния. Громыхнул дальний отзвук грома. Василий встал на колени. По телу шла дрожь. За ним стали опускаться на колени другие богомольцы.

– Даждь дождь земле жаждущей, Спасе!

Василий почувствовал, как на лоб упала большая капля воды.

– Мир всем. От Матфея святаго Евангелия чтение.

Крупные редкие капли дождя закапали на жаждущую влаги землю.

К концу молебна проливной дождь лил потоком. Василий плакал, не стыдясь своих слез: никто не смог бы отличить их от дождевых капель.

Архимандрит Варлаам (Коноплев), строитель и первый настоятель Белогорского монастыря

Из свидетельств очевидцев:

После проливного дождя, изменившего весь ход лета и предотвратившего грозившую засуху, начетчик старообрядцев Василий Коноплёв, живший в версте от Белой горы, принес из дома хлеб и соты и публично при присутствовавших здесь старообрядцах поднес их в дар православному архиерею – епископу Пермскому и Соликамскому преосвященному владыке Петру (Лосеву). Владыка принял дар и приветливо сказал Василию: «Такой разумный муж надолго старообрядцем не останется, но скоро из тьмы выйдет на свет и будет с нами сыном Православной Церкви».

Из дневника преподобномученика настоятеля Белогорского монастыря архимандрита Варлаама (в миру Василия Евфимовича Коноплёва):

«Присоединение мое к Православной Церкви состоялось 17 октября 1893 года в кафедральном соборе перед Литургией и совершено было самим преосвященным через таинство миропомазания… 6 ноября владыка Петр облек меня в рясофор, и я поселился на Белой горе. Постепенно стали собираться ко мне все желающие монашеского жития, и к 1 февраля 1894 года собралось двенадцать человек. В этот день я принял постриг в монашество с именем Варлаам в крестовой церкви у владыки. На следующий день епископ Петр рукоположил меня во иеродиакона. 22 февраля было освящение престола на Белой горе в малом храме во имя святителя Николая. Освящал сам владыка, и по освящении престола за Литургией рукоположил меня во иеромонаха».

Из записей инока-паломника несколько лет спустя:   

«Уставная служба в храмах монастыря отличалась торжественностью и глубокой умилительностью. Схимники с детскими незлобивыми лицами имели в храме свои формы, молодые иноки стояли на хорах, а частью внизу. После вечернего правила в храме свечи гасились, и вся иноческая рать, человек в пятьсот, едва шелестя мантиями, двигалась по направлению к раке с частицами мощей. Затем раздавалось мощное пение молитвы “Достойно есть” афонским распевом. При звуках молитвенного ублажения Божией Матери хотелось плакать. Какие-то светлые чувства широкой волной втеснялись в душу и думалось: “Как, вероятно, в эти минуты трепещет сатана и ненавидит поющих монахов”».

Из исторической справки:

В августе 1918 обитель захватили большевики. В главном алтаре собора разворотили и осквернили престол, в келье архимандрита Варлаама устроили отхожее место. Многие монахи после зверских пыток были убиты. 12 августа красноармейцы арестовали настоятеля монастыря архимандрита Варлаама, по дороге в уездный город Осу расстреляли и бросили тело в реку Каму.   

Основанный отцом Варлаамом Белогорский Никольский монастырь, Пермский край. Фото: Петр Захаров