Протоиерей Алексий Уминский – о вере, неверии и сомнении
Монолог Наталии Холмогоровой – это монолог о том, что «Слушайте, какое ваше дело, как я живу? Что вам до того, что творится в моем сердце? Оставьте, я живу так, как считаю нужным. У меня такая же таинственная жизнь, как и ваша, может быть, даже более». Она дискутирует с каким-то виртуальным собеседником, с какими-то комментаторами, которые обсуждают не внутренний мир человека, а свое представление о нем.
Протоиерей Алексий Уминский
Ее слова говорят о том, что мир человека верующего – одного, другого, третьего – это разные миры. Нельзя сказать, что внутренний мир атеиста одинаков для всех атеистов. Так же внутренний мир православных христиан – это не одинаковый мир каждого православного христианина.
Бывают православные христиане. Бывают просто православные. Бывают люди верующие, которые смыслом своей веры считают какие-то странные поступки и акции, которые другим верующим совершенно не свойственны.
Этот текст Наталии может начать серьезный разговор о том, что такое внутренний мир человека.
Как воспринимает, например, весну верующий человек, а как весну воспринимает человек неверующий. Может быть, они воспринимают весну одинаково.
Как любит верующий человек и как любит человек неверующий. Одинаково или по-разному?
Мне кажется, что здесь надо исходить из таких важных вещей, которые свойственны всем. Скажем, весна наступает после зимы, восходит солнце. И выходит верующий человек на улицу, щурясь под апрельским солнышком. А выходит неверующий человек на улицу, отводя от этого солнышка свои глаза и бурча: «Вот, опять весна! Была бы зима…» Но ведь это же не так!
Или идет на свидание верующий человек – и идет на свидание человек неверующий. Они ощущают что-то общее или что-то совсем разное в своем сердце? Получает верующий человек отказ от девушки, которую он любит, и получает неверующий человек отказ от девушки, которую он любит, – они ведут себя одинаково или не одинаково? Верующий человек пойдет в храм и закажет молебен, а неверующий человек пойдет и напьется в кабаке? Часто они оказываются в одном и том же кабаке – пьяный верующий и пьяный неверующий, растирающие сопли.
Нам всем есть о чём поговорить. О нашем внутреннем мире. О том, как мы воспринимаем мир вообще, как мы воспринимаем жизнь, как мы воспринимаем солнце, боль, смерть, рождение. И мне кажется, что здесь у нас найдется очень много общего. Так много общего, что оно вообще может стать основным полем для взаимопонимания, да и для того, чтобы оставить друг друга в покое. В покое тайны человеческого сердца, о котором Наташа Холмогорова говорит. Той тайны, которую хранит человеческий разум.
Многие люди могут быть сначала верующими – а потом очень неверующими. И этот период может наступить в жизни людей совершенно неожиданно. Мы всё время испытываемся на свою внутреннюю верность, на свою внутреннюю честность. И не всегда это испытание проходим достойно.
Говорят, что сейчас стало модно быть верующим. Душевным таким, со свечечкой в руках… Но не сказал бы, что атеизм не моден. Агностицизм и атеизм становятся новой интеллектуальной модой. Эту моду на Западе в свое время задал Умберто Эко, и потом она пришла в Россию. Думаю, что скоро быть верующим в интеллектуальной среде станет не модно. В студенческой среде это уже не модно и вызывает недоумение очень многих.
Мода вообще быстро проходит. Не думаю, что атеисты в данном случае как-то ущемлены в интеллектуальных правах или возможностях. Наташа Холмогорова верно поднимает вопрос о том, что сегодня нас искусственно сталкивают в поле вражды и противоречий. Выставляют неадекватных спикеров типа Невзорова и Никонова со стороны атеизма, а Цорионова и Фролова – со стороны верующих. Стараются внушить нам, что верующие и атеисты могут разговаривать между собой только вот так странно, и никаким образом по-другому смотреть друг на друга не могут. Но это очевидная обманка, не надо на нее вестись.
Вообще, не надо «вестись». Настоящая экзистенциальная вера и безверие тоже – это всегда большой труд и большая мука для человека. Мы видим в разговорах Ивана Карамазова и Алеши классический пример такой муки веры и муки неверия, такого пронзительного атеизма и такой ищущей, но очень чистой и очень ранимой веры.
«Удобный» атеизм, не задающий вопросов, как и «удобная» вера, не задающая вопросов, в этом смысле одинаковы и совершенно бессмысленны. А может быть, атеизм как борьба и вера как борьба – это тоже бессмысленно.
Может быть вера борьбой?
А можно ли сказать, что смысл и цель веры – борьба со злом?
Конечно, нет!
Потому что если смысл веры – бороться со злом, то всегда будет не хватать зла для этой веры. И тебе придется всё время искать это зло у другого человека или в чём-то другом: в произведениях искусства, в книгах и так далее.
То же самое с атеизмом. Если атеизм находит для себя цель в борьбе с чем-то – с мракобесием, с антинаучным подходом, с мерседесами попов и так далее, – то он всё время будет только это и искать, понимаете? И никогда не увидит ни «Троицы» Рублева, ни преподобного Сергия, ни мать Терезу – как людей и явлений, которые жили верой, которые дышат верой, и поэтому так прекрасны.
Так что есть такой атеизм, есть другой атеизм, и есть третий атеизм. Ровно так же и с верой. Все эти позиции – образ человеческого осмысления мира и самого себя. А это путь очень серьезный, глубокий, мучительный, тревожный – и для верующего человека, и для неверующего. Если человек всё время ставит перед собой вопрос: как я живу, зачем я живу, для чего я живу – он всё время ищет вот такие основания для жизни.
Ведь только сказать легко, что у верующего человека есть четкая цель в жизни, – молись и кайся, и всё. А у неверующего – посадить дерево, вырастить сына и построить дом. На самом деле всё значительно серьезнее. И мне кажется, разговор об этой серьезности начинается с того, как выходит человек из дома в апреле, смотрит на солнышко и улыбается. И верующий, и неверующий. Помните, как у Пригова?
Выходит слесарь в зимний двор.
Глядит – а двор уже весенний.
Вот так же как и он теперь –
Был школьник, а теперь он слесарь.
Александр Архангельский – о свободе выбора и человеческой свободе
Александр Архангельский
Мы как общество не очень-то, на самом деле, изменились с 1980-х годов, просто воспроизводим одни и те же практики с разными начинками. То, что делали оперотряды по отношению к верующим, шедшим на Пасху, сегодня иной раз делают верующие по отношению к тем, кто что-то видит иначе, чем они. Мы просто поменялись ролями.
Раньше оперотрядом были они, а мы были теми, кому портили праздники выкриками из толпы и попытками застукать, потом написать в деканат. А теперь мы стали теми, кто портит праздник. Это говорит о том, что поменялась ролевая позиция, а самосознание осталось прежним.
То, что творили коммунистические структуры по отношению к нам, сегодня мы перенаправили на атеистов. Мы, такие добрые, просим государство призвать их к ответу.
Раньше гонители тоже были добрые – в 80-е, в основном, с работы увольняли, а чтобы тебя посадили, надо было уж как-то совсем явно действовать, подобно Александру Огородникову или Сандро Риге. А так сиди себе тихонько, не рыпайся, глядишь, и не тронут.
А сегодня религия для многих превратилась в систему правильных взглядов, а не в живую открытую веру. Что я могу сказать? Это печально. Люди, которые верующих гнобили в 80-е, теперь объясняют, как правильно верить и как платочек завязывать. Они же лет через 15–20, когда элиты с Церковью опять будут бороться, хотя и гораздо мягче, «вежливей», чем прежде, – будут нас опять бить по башке. Потому что это люди, которые хотят быть не с Церковью, а с большинством.
И вот что с этим можно сделать? Смириться. Да, над нами будут смеяться. Мы не можем сказать, что мы этого не заслужили. Если в прошлом мы, верующие, были в белых одеждах, все такие прекрасные, все нас ни за что обижали, сейчас мы не можем такого сказать. Что касается атеистов, это уже будет их выбор, чем они нам отплатят за то, что мы сегодня устраиваем с ними.
Господь нас не создал ни атеистами, ни верующими, Господь нас создал людьми, которые либо находят веру, либо находят неверие, как веру. Это же тоже форма веры. И Он не будет, как мне кажется, никого палкой загонять ни в истину Церкви, ни в истину общества. Он не благословлял только равнодушие к поиску истины. Самое ужасное – это равнодушие.
Мы поймали бумеранг, который когда-то запустили коммунисты, схватили его, подержали – и в ответ запустили на тех, кто думает по-другому. Наверное, рано или поздно они поймают опять этот бумеранг. Запустят или не запустят – это уже от нас не зависит. Поэтому, мне кажется, свобода заключается в том, чтобы каждый ответственно выбирал, во что он верит, как он верит, и отвечал своей жизнью за этот выбор…
Я надеюсь, что когда-то мы остановимся. Я надеюсь, что когда-то кому-то хватит ума схватить бумеранг и следующим кругом его не запускать.
