28 января в рамках Рождественских чтений прошел круглый стол «Герои нашей истории». Кого считать настоящими героями истории сегодня, кого считал наш народ образцами для подражания в прошлом? На эти вопросы постарались ответить участники круглого стола, о главных выводах которого рассказывает его модератор, доктор исторических наук Дмитрий Володихин.
В эпоху языческую образцом героя для нашего народа служил великий боец и бесстрашный завоеватель. Таким героем являлся, например, князь Святослав.
Летопись сберегла его «портрет», каким он сохранился в народной памяти: «Был… он храбр, и ходил легко как пардус, и много воевал. Не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, — такими же были и все остальные его воины. И посылал в иные земли со словами: “Хочу на вы идти”». А вот его же облик глазами врагов, византийцев: «Среднего росту, ни слишком высок, ни слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом, с бритою бородою и с густыми длинными висящими на верхней губе волосами. Голова у него была совсем голая, но только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знатность рода; шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким. В одном ухе висела у него золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами, с рубином, между ними вставленным. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты, от других не отличная». Вот так: любил не богатство, а сами походы, сам процесс завоевания. Не требовал себе больше, чем могли иметь его же дружинники. Бывало, садился на весла и греб вместе с ними. Легко шел на войну, без страха вступал в рукопашную…
С приходом христианства многое изменилось. Понятия «герой» и «христианский подвижник» во многом совпали. Не напрасно великим почтением пользовался у русских князь Михаил Всеволодович Черниговский, в Орде отдавший жизнь за веру.
Судьба этого человека схожа с историей благочестивого разбойника, уверовавшего на кресте, видя рядом с собою Сына человеческого. Иной раз на протяжении многих лет человек грешит – больше ли, меньше ли других людей, но, во всяком случае, не видно в нем признаков праведности. А в последний день, час, да хотя бы в последнюю минуту он может повести себя так, что все грехи ему простятся и удостоится он Царствия Небесного. Михаил Черниговский коротал век, ведя войны и отыскивая чести, славы, богатства своему роду. Крупный политик, но, в общем, дюжинный – удачи в его судьбе перемежались с неудачами, последние же годы прошли в унижении. А достался ему от Бога шанс выйти за пределы обычного круга княжеских забот, и он воссиял, и вся жизнь его перевернулась, наполняясь новым смыслом.
Вот лаконичный рассказ летописи о гибели Михаила Черниговского в Орде. «Того же лета Михайло, князь черниговскый, со внуком своим Борисом поехаша в татары, и бывши им в станех, послал Батый к Михаилу-князю, веля ему поклониться огню и болваном их. Михайло же князь не повиновался велению… но укорил его и глухих его кумиров. И тако без милости от нечистых заколот бысть».
Иными словами, от князя потребовали поклониться языческим идолам и пройти меж двух зажженных костров – поступить так, как поступало большинство русских князей, являвшихся в Орду. Он счел подобное поклонение несовместимым с христианской верой, а «кумиры» объявил «глухими», т.е. простым деревом, не несущем в себе ничего божественного. За верность Христу князь поплатился жизнью. Народ его не забыл: именем его освящали потом храмы, а самого князя чтили за мужество и непоколебимую веру.
Во времена Сергия Радонежского, да и через сто лет, и через двести русский человек склонял голову перед иноком, когда тот шел в далекие северные дебри ради уединенной молитвы. Когда тот брал в руки топор, валил деревья, корчевал пни, ставил рубленую малую церковку, а рядом с нею – скромную келейку, да и жил в местах суровых, положившись на Бога, и не боясь ни голода, ни дикого зверя, ни разбойника.
За чистоту жития, за молитвенный подвиг, совершаемый с мозолями от плотницкого топора или рыбацкого невода на руках, с восторгом смотрели люди Древней Руси на того же Сергия или, например, на соловецких святых.
А когда поднялась единая русская держава, с не меньшим восторгом стали смотреть на людей, не щадя жизни оборонявших ее от сильного и беспощадного неприятеля. На князя Пожарского, например. А позднее – на героев Бородина, на героев Сталинградской битвы. Такой подвиг всегда был в чести.
Как на героев смотрели на тех, кто рисковал жизнью, желая двинуть вперед науку, технику. Вот уже полстолетия непререкаемый русский народный герой – Юрий Гагарин. Его не просто почитают, его любят. Он мог не вернуться - не вернулись же многие другие космонавты! Но он полетел и добыл своему народу и славу, и пользу. За то и преклоняются перед ним.
У русских всегда - со времен, когда ушло в прошлое язычество, - героические деяния, которые почитал народ, обладали двумя неотменными чертами. Во-первых, такое деяние должно было совершаться бескорыстно: интересы личности, его совершающей, ее семьи, друзей, ближайшего окружения отходили на второй план или вовсе исчезали. Во-вторых, оно совершалось ради истины – как ее в тот момент понимал народ, иными словами, ради торжества высшей справедливости на свете.
Так что такое «герой» по-русски? К нашему времени это понятие выросло до очень широких пределов: христианское тут накладывается на не-христианское. Героизм и святость или, во всяком случае, героизм и подвижничество в умах людей смешались, произошла своего рода диффузия.
На нынешних Рождественских чтениях теме героев в исторических судьбах России был посвящен самостоятельный круглый стол. Участники дали образцы героики, почерпнутые из очень, очень разных слоев русской истории.
Историк Алексей Лаушкин отнес к понятию героизм подвижническую деятельность основателей Соловецкого монастыря, в первую очередь -- святого Савватия.
Питатель и публицист Наталья Иртенина привела примеры «русских апостолов», т.е. церковных просветителей – Стефана Пермского, Феодорита Кольского и других.
Историк Дмитрий Володихин назвал князя Пожарского и патриарха Гермогена, которые до конца выполнили свой долг в тяжкие годы Смутного времени, хотя первому из них пришлось претерпеть за это ранения, поношение и клевету, а второму – лишиться самой жизни.
Наконец, историк и религиовед Глеб Елисеев назвал подлинно героической личностью последнего государя – Николая II. И он же усомнился в том, можно ли ставить в один ряд героизм и святость? При советской власти понятию героизм вернули слишком много языческого… До того на протяжении многих столетий наш народ различал героизм и святость, ставя последнюю неизмеримо выше.
Но, наверное, спор этот – чисто терминологический. Наверное, сейчас святость опять вошла в понятие героики как высшая ее часть. Ведь можно преподобного Сергия Радонежского или, скажем, того же патриарха Гермогена назвать героями нашей истории, и при этом русский язык не сфальшивит, не зазвучит, будто надтреснутый колокол; но если князя Святослава, Петра I или, скажем, Юрия Гагарина назвать святыми, то… выйдет какая-то пафосная глупость.
ВОЛОДИХИН Дмитрий
foma.ru
