Отец Лаврентий (Лоуренс) Фарли (Православная Церковь в Америке), бывший англиканский священник, закончил Уиклиф-колледж в Торонто (Канада) в 1979-м году. В 1985-м году перешел в Православие и закончил Свято-Тихоновскую семинарию в Южном Ханаане, штат Пенсильвания (США). После рукоположения отправился с новой миссией в город Суррей (канадская провинция Британская Колумбия) под омофором ПЦА, где основал приход в честь преподобного Германа Аляскинского. Приход, первоначально из 12 человек, вырос в большую общину и сегодня имеет собственный храм в городе Лэнгли (Британская Колумбия). Благодаря трудам прихода св. Германа появились и другие православные общины, например, в городах Виктория, Комокс и Ванкувер. Отец Лаврентий – автор многих книг, например, «Справочник для изучающих Библию» и «Календарь святых на каждый день». Его перу принадлежат многочисленные статьи; он составитель ряда акафистов, опубликованных издательством «Alexander Press»; регулярно выступает на православном радио «Ancient Faith Radio»; ведет свой православный блог «Straight from the Heart» («Прямо от сердца»). Проживает с матушкой Донной Фарли – известной канадской писательницей – в городе Суррей. У них две взрослые дочери и два внука.
Фото: Василий Нестеренко
На пике революции трудно понять революционность перемен, так же как трудно оценить размер горы, стоя на самой горе. Сейчас мы находимся «в середине великой революции», когда происходит существенное изменение нашего понимания человеческой природы. Западная цивилизация начинает совсем по-иному понимать пол.
Это изменение всеохватывающее. Оно выражается в таких крупных движениях, как феминизм, борьба за права геев, а теперь уже – борьба за права транссексуалов.
И дело тут не в усовершенствовании старых подходов. Прежние подходы не просто подверглись слабым изменениям – они были вовсе низвергнуты. Гендерная революция радикальна и криклива, а ее сторонники, как и все «пламенные революционеры», совершенно бескомпромиссны – этим объясняются стилистика и жестокость перебранок, царящих в американских «культурных войнах» сегодня. Если Господь еще замедлит со Вторым пришествием, то через сотни лет историки будут рассматривать конец XX и начало XXI века как время, когда Запад объявил войну тому, как с незапамятных времен их предки понимали различия полов. Читающие социологию будут говорить о фундаментальном изменении парадигмы. Те, кто будут читать литературу, зададутся вопросом, не является ли эта революция воплощением далеко идущих замыслов «нашего отца внизу»[1].
Согласно исконному пониманию, пол является даром Божиим. В Библейских текстах говорится о том, что при сотворении человека Бог сотворил нас мужчиной и женщиной, откуда вытекают наши разные гендерные роли:
«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1, 27).
Даже язычники понимали мужское и женское начало как базовые и неизменные категории
Ислам унаследовал это понимание пола, и даже язычники, не читавшие Священного Писания, понимали мужское и женское начало как базовые и неизменные категории. Вот почему они предпочитали законный брак, а не беспорядочные половые связи. Правда, некоторые язычники, например, эллины (римляне неохотно следовали за ними), не имели проблем с признанием мужеложства, но при этом считали только гетеросексуальный брак основой стабильного общества.
До середины или конца XX века считалось, что абсолютно каждый человек рождался мужчиной или женщиной, что (за исключением отдельных анатомических и других медицинских аномалий) предполагало определенный жизненный путь и наделяло индивидов каждого пола специфическими ролями и обязанностями. И от мужчин, и от женщин требовалось определенное поведение. Конечно, несмотря на предписанные нормы, разрешалась и некая свобода: вполне могли быть «девчонки-сорванцы», да и мужчины могли вязать, если им этого хотелось, – но общий путь, несмотря на его широту, был вполне ясен. Это не ограничивалось лишь иудео-христианской и исламской традициями. В своей книге «Человек отменяется» писатель Клайв Льюис показывает, что эти нормы можно найти во всех культурах. Он обозначил их термином «дао»[2] и признал универсальной практикой всего человечества.
Революция на Западе началась в 1960-е годы с «движения за равноправие женщин
Революция на Западе началась в 1960-е годы с «движения за равноправие женщин». Оно получило широкое признание, потому что большая часть его требований, казалось, подчинялась простому здравому смыслу, и потому, что движение суфражисток, требовавшее предоставления женщинам избирательных прав, частично подготовило для него почву. Хотя «движение за равноправие женщин» не вводило радикальных и пагубных изменений в понимание гендерных ролей, оно подготовило людей к тому, чтобы считать их чем-то необходимым, хорошим и желанным, и эта открытость к переменам в дальнейшем стала определять позицию людей, когда предлагались далеко идущие изменения. «Движение за равноправие женщин» также широко использовало язык движения за гражданские права расовых меньшинств и предлагало считать их борьбу подобной своей. Здесь ставится ударение на слове «борьба», ибо движение использовало тактику протеста (в виде символического сожжения бюстгальтеров, маршей и т.д.) и клеймило своих оппонентов как «врагов просвещения и прогресса». Семена будущей культурной войны, таким образом, были посеяны в этот ранний период склонности к протесту.
Несмотря на злобное осуждение своего «угнетения» и использование подстрекательской риторики неоднородным по своему составу феминистским движением, радикальные изменения наступили лишь с появлением движения за права геев. Здесь мы тоже видим радикализацию требований. То, что началось как борьба с дискриминацией, продолжилось требованием признания обществом альтернативного стиля жизни наравне с традиционным браком. То есть сначала было требование общественного признания и прекращения дискриминации, затем – требование узаконить «гражданские партнерства» между представителями гомосексуальной ориентации, и, наконец, – требование легализовать полноценные «однополые браки». В этих требованиях содержалось утверждение, будто понятия «мужчина» и «женщина» вовсе не носят всеохватывающего характера, а сводятся лишь к анатомическим деталям, не связанным с какими бы то ни было социальными ролями или нормами. То есть человек может родиться биологически мужчиной, но при этом испытывать половое влечение (общественно признанное через легализацию однополых союзов) к другим мужчинам или к мужчинам и женщинам одновременно. Так анатомия была окончательно и бесповоротно оторвана от гендерных ролей и сопутствующего «сексуального предпочтения». Даже используемая лексика (например, «сексуальное предпочтение») предполагает, что каждый человек может легко «предпочесть» любой из полов.
Раньше мужчины не просто «предпочитали» женщин: этот выбор был предопределен если не внутренним сексуальным влечением к женщинам (а не к мужчинам), то законом Божиим. Сегодня любой может с такой же легкостью и законно «предпочесть» мужчин женщинам, с какой он предпочитает ванили шоколад.
Следующим шагом был отрыв анатомии не только от гендерной роли, но и от гендерной идентичности
Следующим шагом был отрыв анатомии не только от гендерной роли, но и от гендерной идентичности. В этом движении по узакониванию транссексуальности провозглашалось, что человек может биологически родиться мужчиной, но при этом «быть» женщиной. Уже не стало никакого объективного признака, по которому можно определить, является ли индивид мужчиной или женщиной. Теперь все стало зависеть от субъективных чувств человека и от того, с каким «гендером» он себя «отождествляет». И на протяжении этого долгого процесса трансформации его сторонники продолжали использовать стилистику борьбы за гражданские права, возмущенно обвиняя своих оппонентов в «фанатизме» и «культурном неандертальстве». Культурные войны стали вестись громко. В этом шуме голос исторической христианской веры, изобилующей как нерушимыми моральными нормами, так и тонкими различиями, обычно заглушался.
Таким образом, те, кто называют себя «геями» и «транссексуалами», сейчас занимают позицию благородных «жертв», которым грозит постоянная опасность, в то время как противящиеся новой революции называются опасными «преступниками», чье «фанатичное неприятие» этой революции якобы угрожает жизням членов LGBT-сообщества. Эти последние часто движимы чувством собственной «праведности», хотя они бескомпромиссны в преследовании своих целей и оправдывают ненависть, злобу и запугивания.
Революция будет продолжаться, движимая своей собственной внутренней логикой. Если физическая анатомия не имеет никакого значения, то она не имеет никакого значения. Если воля (или предпочтение) имеет первостепенное значение, значит, это так. Это касается не только половой принадлежности сексуального «партнера», но и количества «партнеров». И их возраста. Педофилия (называющая себя «влечением к несовершеннолетним») пока находится за пределами общедозволенного, но сфера и границы дискуссии сегодня быстро меняются. Никто из живших в 1950-м году людей не мог предугадать нынешней ситуации. Поэтому не исключено, что кажущиеся сегодня радикальными призывы легализовать «влечение к несовершеннолетним» однажды окажутся господствующей тенденцией. Никто не знает, чем закончится эта революция. Лично я считаю, что конца пока не видно.
Остается вопрос: что не так с этой революцией? Кого она обижает? Допустим, гендерная революция (или «неопределенность пола» – в зависимости от мнения говорящего) перевернула представление человечества о себе, господствовавшее с начала времен, но что в этом плохого? Сказать можно многое, но достаточно будет одного ответа. В предложенной нам новой парадигме то, что раньше считалось «подлинной мужественностью», сегодня клеймится как «токсичная маскулинность» и с большой скоростью угасает.
То, что раньше считалось «подлинной мужественностью», сегодня клеймится как «токсичная маскулинность» и с большой скоростью угасает
Что значит быть «настоящим» мужчиной? Подлинная мужественность есть нечто большее, чем просто «сексуальное предпочтение» или ответ на вопрос, кто в семье должен выносить мусор. Оно (понятие мужественности) включает в себя ряд древнейших символов и чувств, исходящих из глубоко скрытых уровней сознания. Быть настоящим мужчиной – значит проявлять благородство, защищать и жертвовать собой ради более слабых – в первую очередь женщин и детей (христиане заметят, как Христос, будучи настоящим Мужчиной, относится к Своей Невесте – Церкви). Мы можем увидеть это в тысячах ситуаций: именно мужчина делает женщине предложение руки и сердца, стоя на коленях (а не наоборот); мужчина в случае опасности защищает женщину, пусть даже ценой собственной жизни. Последняя ситуация относится не только к его жене, но и к любой женщине, потому что она – женщина. Женское начало само по себе считалось священным. Еще одно свидетельство можно увидеть из расследования гибели «Титаника»: свидетели уверяли, что на некоторых спасательных шлюпках находились только женщины и дети – мужчины пожертвовали своей жизнью ради их спасения. Если бы они тоже занимали места в шлюпках, это умаляло бы их мужественность. Мужественность и «маскулинность», которые сегодня по определению насмешливо окрестили «токсичными», предполагали символы и героические поступки. Настоящий мужчина был рыцарем.
На некоторых спасательных шлюпках находились только женщины и дети – мужчины пожертвовали жизнью ради их спасения
Конечно, акты мужества и самопожертвования могут совершаться (и совершаются) и женщинами, и детьми; античность знает примеры героических поступков, совершенных гомосексуалистами. Любой может стать храбрым. В том-то и штука! Поскольку храбрость и самопожертвование больше не являются обязательными свойствами мужчины, героические поступки теперь совершают только герои. Но героизм не такое уж и частое явление (вот почему героев так хвалят). Человек может чувствовать или не чувствовать себя призванным к героическим поступкам и отваге. Но, согласно старой парадигме, мужчина жертвовал собой не потому, что чувствовал призвание быть особенным героем, а просто потому, что он – мужчина. Гендерная роль, которую он унаследовал благодаря своей анатомии, включала в себя и нравственный императив, требующий жертвовать собой ради женщин и детей в случае необходимости.
В наши дни так не хватает того покровительства, которое некогда оказывали настоящие мужчины. Сегодня мы доверяем «государственному просвещению», то есть пропаганде, согласно которой позор ложится на тех, кто неполиткорректно призывает к благородству, самопожертвованию и мужеству. Мы видим, сколь успешны (или не успешны) эти усилия, из того, как по-прежнему опасно ходить ночами по улице и женщинам, и вообще людям, не могущим за себя постоять. Клич тех, кто сегодня пытается воспитывать общество, – «вернем себе безопасную ночь!» Более полезным, возможно, будет призыв хорошенько подумать над тем, каким же образом мы эту ночь вначале потеряли.
