Протоиерей Алексей Батаногов, настоятель храма святого князя Владимира в Новогирееве, Москва
На протяжении пятнадцати лет я служил в храме при городской клинической больнице № 70 в Новогирееве. Треб очень много, и ни времени, ни сил мне не хватало. Однажды я, очень уставший, прихожу домой — сразу раздается телефонный звонок. Женщина в трубке начинает быстро рассказывать, плакать и уговаривать меня прийти, чтобы причастить ее родственницу. Она в коме, при смерти — цирроз печени. «Придите, причастите или пособоруйте, пожалуйста!» — так искренне, со слезами просила она.
— Хорошо, хорошо. Она ведь верующая?
— Нет, она не верующая.
— Как же мы ее причащать будем? Нельзя против воли…
— Так она ничего не понимает: в коме! — с невероятной простотой произносит она.
Женщина абсолютно искренне, не стыдясь и не утаивая, начинает рассказывать о злоключениях своей родственницы: «Она безбожница и пила всю жизнь, поэтому у нее и цирроз печени. Попов и Церковь материла, и вообще, если бы узнала, что я Вас зову, она бы… В общем, пользуемся случаем, батюшка, скорее, пока в сознание не пришла!»
Понимаю, что совершать таинство в данном случае нельзя, но ее умоляющие слова и горячая вера не дают мне покоя. Я соглашаюсь прийти, но плохо понимаю, что буду делать с такой болящей.
Я застал ее совсем одну, всеми оставленную. Врачи усердно занимались другими больными, но на нее никто не обращал внимания. Меня знали в реанимации, я служил там много лет, поэтому медсестра сразу поинтересовалась: «Батюшка, Вы к кому?» Когда я назвал имя, мне указали на ту самую кровать, добавив как-то равнодушно, что ей уже не помочь. У меня с собой был пузырек масла от лампадки со святого места. Соборовать я ее не могу: это все-таки таинство, а она неверующая, хоть в детстве и была крещена. Ну, помажу маслицем. Прочитал в требнике молитву за болящего, перекрестил, помазал и ушел.
На следующий день мне снова звонит эта женщина. Благодарит меня, и я слышу по голосу, что она очень спокойна. Думаю: «Умерла, наверное. Сейчас, скорее всего, попросит отпеть». Но разговор повернулся самым неожиданным для меня образом.
— Вы не могли бы прийти, чтобы причастить ее? Она в сознание пришла и попросила, чтобы к ней привели священника: хочет покаяться.
Я был в полном изумлении.
— Она в реанимации сейчас?
— Нет, ее в общую палату перевели.
Я пришел. Можно представить, как сильно я был потрясен, когда увидел ее, вчерашнюю больную без шанса на выздоровление, стоящей передо мной в коридоре. Она дружелюбно поздоровалась и сказала, что именно меня и ждет. Потом начала рассказывать, что, когда пришла в себя, то узнала от врачей о моем недавнем визите. Тогда же попросила позвать меня, чтобы поговорить и, если можно, причаститься. Я исповедовал ее, и это было удивительно искреннее раскаяние запутавшегося в жизни человека.
Через неделю я вернулся к ней снова. Она еще раз причастилась, а потом ее выписали. Женщина, позвонившая мне с просьбой помочь, потом рассказывала: ее родственница год ходила в храм, читала Евангелие, болела, конечно, но часто причащалась и неустанно молилась. Цирроз печени никуда не делся, но Господь дал ей годовую отсрочку — время на покаяние. Они жили в другом районе, далеко, поэтому после трех встреч в больнице я больше не получал о ней никаких известий… до дня, когда меня попросили ее отпеть.
Такие истории — большое утешение для тех, кто отчаялся привести к Богу близкого человека. Признаюсь, во мне было не так много веры в исцеление болящей, когда я пришел к ней с маслицем. Но, возможно, именно вера ее родственницы — простой, искренней, по-детски наивной женщины — дала ей шанс на спасение. Вера без тысяч «но», которыми мы подчас только преграждаем путь к Господу.
