Познакомились мы через Интернет. Когда я узнал необыкновенную историю этой необыкновенной инокини, то был растроган и ошеломлен. В своем, казалось бы, безвыходном положении она не печалится, всегда воодушевлена, пишет рассказы, печатая одним пальцем, потому что другие не работают, молится и живет Церковной жизнью. Видимо, Господь своим промыслом посылает нам таких людей, с огромной волей и жаждой не просто жить, а делать что-то полезное, для того чтобы мы не стонали, и не впадали в депрессии и уныние от наших мелких неприятностей и скорбей.
Диакон Олег Рыжков
Я родилась в Иркутске 16 июля 1967 года. Родилась преждевременно. В семье было двое здоровых детей: мальчик 13-и лет и девочка 9-и лет. Я была третьим ребенком. Видимо, так Господу было угодно, кто знает, только родилась-то я мертвой, и меня отходили, но на всю жизнь я лишилась возможности ходить и нормально говорить.
Приезжал из Санаксарского мужского монастыря келейник схиигумен Иеронима иеродиакон Амвросий. Привезли его добрые люди. Эту встречу я никогда не забуду... Мы долго беседовали с отцом Амвросием. (Я изобрела свой способ общения: когда меня не могут никак понять, оттого что я волнуюсь, или мне очень тяжело говорить, со мной общаются через небольшой алфавит).
«Батюшка, скажите, - задала я о. Амвросию давно наболевший вопрос, - как вы думаете, почему я такая родилась ?»
«Рождение человека - тайна под седьмою печатями. Этого никто не знает, только один Господь знает, для чего Он тебя такую создал! Быть может, для того чтобы твои родные через тебя пришли к Нему», - задумчиво произнес батюшка Амвросий.
Мои родители были неверующие, но добрые и порядочные люди. Мой папа был парторг. Работал на заводе радиоприемников начальником цеха. Он был сын коммуниста, его отец был секретарем обкома партии в Абакане. Потом мой дедушка на пенсии преподавая в педагогическом институте... В последние годы жизни мой папа, Константин Иванович, вспоминал, что у них в огромной домашней библиотеке была православная Библия, которую он порывался почитать, да отец ему не давал. Но самое главное то, что дедушка с бабушкой были крещенные в православной церкви, были венчанные, бабушка крестила моего папу. Она была сельской учительницей, потом домохозяйкой и хорошей рассказчицей. Я ее застала в живых и хорошо помню.
Мама моя не была крещенной, так как когда она родилась, в селе закрыли храм. Покрестилась она в 1991 году.
Мама работала монтажницей на заводе. Ходила во вторую смену из-за меня. Уходила
в 16 часов вечера, а приходила, можно сказать, ночью. Час я сидела дома одна, потом прибегал папа, если у него было собрание, он задерживался, иногда до темноты.
У отца и мамы была нелегкая жизнь. Мама моя Мария Петровна была из
обычной деревенской многодетной семьи. Ее родители были верующие, особенно бабушка. Мама часто вспоминает, что у них было очень много святых икон, которые ее мама перед каждым православным праздником заставляла детей, открывая киоты, украшать цветами.
Матерь Божья помогала бабушке растить своих детей в одиночку - дедушку забрали на фронт, а она осталась с 9-ю детьми. Был голод, но бабушка Елена Александровна все пережила с Божьей помощью. Много было несчастных случаев - погибали дети, но от голода никто не умер. Бабушку наградили медалью «Мать-героиня» второй и третьей степени, эта медаль была у нас дома. Умерла бабушка рано, в 42 года. Дедушка вернулся с фронта без ноги. После смерти жены он женился во второй раз. Детей, в том числе и мою маму, отдали в чужие люди. С 16-и лет мама стала работать на заводе.
Моего папу после школы забрали в армию, восемь лет он прослужил в Черноморском военно-морском флоте. Он был участником ВОВ. Моим воспитанием занимался больше он.
В юности я очень любила читать, папа вступил в общество книголюбов на заводе и с каждой зарплаты покупал мне книгу, он был моим другом. Я ему больше доверяла, особенно в последние годы его жизни, чем маме. Он всегда мне всё объяснял и поддерживал. У него были золотые руки, и я была его первой советчицей. Несколько икон, на которые папа делал рамочки, находятся в разных храмах.
Толчком к вере у меня послужили три случая.
Когда я была маленькой, я играла на полу под открытым окном. Погода была ясная, но вдруг подул ветер, и от сквозняка окно с силой захлопнулось, от толчка стекло разбилось и полетело на меня, на резкий звук я подняла голову вверх, но увидела лишь красный свет. Стекло падало на меня, не касаясь меня. На шум прибежала сестра и в испуге закричала: «Мама, а на Вику (так назвал меня мой старший брат) упало разбитое окно». Прибежала мама и увидела меня под окном, а вокруг меня разбитое на кусочки стекляшки - ни один кусочек стекла не поранил меня.
Однажды сидела я в своей комнате, играла в куклы. Вдруг я почувствовала на себе чей-то взгляд, повернулась и вижу какого-то дедушку в странном платьице с фартучком зеленого цвета (я тогда не знала, что так одеваются священники). «Как он сюда попал?.. Ведь дома никого, кроме меня, нет. Кто же открыл ему дверь?» - промелькнуло у меня в голове. Никакого страха я не чувствовала. А дедушка, ласково глядя на меня, благословил меня и погладил по голове (про то, что он благословил, я поняла потом, когда узнала, как священник благословляет). Потом я опустила глаза и, сама не зная чему, улыбнулась. Когда же я посмотрела опять, то дедушки никакого не было. Я слазала в коридор, заглянула во все комнаты. Никого... Потом рассказала об этом маме, но она сочла это за простую детскую фантазию. Только спустя немного времени верующая соседка дала маме почитать журнал «Православная беседа», на обложке которого я увидела икону Сергия Радонежского. «Мама, - говорю,- так вот тот дедушка, про которого я тебе рассказывала».
У меня сильные головные боли и боль в позвоночнике. Раз, когда я была маленькой, я не могла уснуть от сильной головной боли. Маму жаль было будить, от боли я ворочалась с боку на бок, наконец я легла на живот. Вдруг, подняв голову, я увидела красивую женщину в длинном голубом платье, от неё исходил мягкий свет. Она нежно прикоснулась к моей больной голове и тихо сказала: «Спи!» Боль сразу ушла, и я моментально уснула... Голова потом была ясная и долго не болела.
Утром рассказываю маме, она сделала вид, что поверила мне.
Потом, когда я сидела долго одна, эта женщина пришла снова, но уже в красном длинном платье с золотой каймой. Я рассказала маме и папе. Мама потом сказала: «Что же это за женщина ходит к нашей дочке? Про длинные наряды она не могла выдумать». Папа, выслушав меня, ничего не сказал, для него до определенного времени это осталось загадкой.
Через некоторое время та же верующая соседка принесла почитать журнал московской патриархии, там был фотоснимок с иконы Божьей Матери, точно не помню какой, но я узнала в ней свою таинственную гостью.
Журналы мы с мамой от папы долгое время прятали. За стенкой моей комнаты жила еще одна соседка, которая тоже была верующей и ходила в храм. У нее была внучка одних лет со мной, и мы с ней дружили. Они посоветовали меня окрестить, но мама боялась это сделать без согласия отца, ведь он был ещё неверующим и к тому же партийным работником. Но потом я уговорила маму позвать батюшку, и она стала ходить изредка в храм и окрестилась сама. Сестру мою уже окрестили бабушка с дедушкой её мужа, а чтобы окрестить меня, всё были какие-то препятствия.
В то время я уже сама выучилась читать и печатать на машинке. У меня было много друзей по переписке, я вступила в клуб переписки «Корчагинец». Год заочно работала секретарем-машинисткой в ВОИ. Поступала в московский заочный институт на музыкальный факультет - там было отделение музыкальной литературы. И тут после первой контрольной, которую сдала на "четыре", я сильно заболела. Болела долго. Мама, хорошо владеющая приемами реанимации, своей моральной поддержкой помогла мне выкарабкаться с «того света».
После того, как я поправилась, папа стал понемногу приходить к Богу. И тут я сама написала письмо в храм и позвала к себе для крещения священника. Через неделю - стук в дверь: «Священника вызывали?.. Я по письму». Папа отвечает: «Вызывали». Я приняла святое крещение от молодого батюшки Андрея в 1995 году. Тогда же я стала готовить себя к монашеству. Меня постригли через 12 лет в моей комнате. Это произошло по воле Божьей.
Я была послушница-надомница. Мои послушанием было рукоделье. В монастырь не просилась. Отец Андрей долгое время ездил к нам, исповедовал и причащал нас, потом он благословил меня к другому батюшке, в Михаило-Архангельский храм, в который возят меня добрые люди. Этот небольшой деревянный храм я полюбила на всю жизнь, потому что многие важные события моей жизни происходили в нем. «Ушла» я от батюшки Андрея, потому что он был сильно загружен, а мне так хотелось получить от него душеспасительное наставление, хотя я вела переписку с архимандритами и монахинями. Последним моим духовником был архимандрит Фотий, ныне епископ Югорский и Няганьский. Добрый и тактичный человек и любвеобильный батюшка.
Папа умер верующим человеком, почти на моих руках от рака в 1999 году, за год до смерти они с мамой повенчались.
Конечно, папа пришел к вере в Бога долгим путем сомнений. Он жалел, что вступал в партию. «Сколько я в эту партию денег вложил, можно было машину купить, - говорил он. - Лучше быть в церкви, чем в партии». Когда он заболел, сильно сокрушался, что не успел сделать рамочку на «Нерукотворный образ Спаса». Говорил: «Прости меня, Господи, что я рамочку не смог сделать для Твоего образа».
На похоронах его знакомые говорили: «Как так!.. Всю жизнь был парторг, а тут его поп отпевает». Похоронили папу по-христиански.
Через два года после смерти отца, пошел на исповедь и мой родной брат. Потом обвенчался с женой - их венчание было в тот же месяц, в какой повенчались наши родители.
Половина родни, в том числе и моя тетя по отцу со своей семьей, окрестились. А стихи я стала писать в 16 лет. Баллада «Я люблю одного атамана» очень нравилась папе, он, когда читал ее, смеялся.
Когда совсем сломалась моя пишущая машинка, я сидела и горевала, что некому было наладить ее, ведь мне папа всё налаживал. Просила у Божьей Матери помощи, и вот добрые люди мне подарили старенький компьютер, другие наладили, а третьи поставили модем. Недавно сломался и последний компьютер, сложились все: и родня, и друзья - и купили новый. Таким же образом обновили мою инвалидную коляску. Слава Богу!
Вся жизнь моя в церкви, там у меня много друзей. Все меня носят на руках, так как сама я, как писала в начале, ходить не могу.
Есть у меня друг, которого мне послала Матерь Божья на утешение, я ведь после смерти папы света белого не видела. Так вот этот брат во Христе со своей родной сестрой возили меня в храм, носили меня, как дитя, на руках, и после службы возили меня по территории храма, зная, что на улице я не бываю, даже на балконе, давали прикладываться к иконам в храме. На Пасху мой друг сносил меня умыться на источник, а потом полез со мной на колокольную. Впоследствии я стала крестной его сына.
Мы с мамой раньше не пропускали ни одного Церковного праздника, и радость запоминалась надолго. Но случилась с мамой беда - она ослепла, и меня стали реже вывозит в храм. Ходила бы - бегала в храм сама.
Сейчас у меня новое послушание, пишу небольшие рассказы. Во славу Божию.
Батюшка Владыко, допусти меня (рассказ)
Я три года просила Господа, чтобы хоть раз приложиться к мощам Его угодника святителя Иннокентия (не через стекло, а по-настоящему). Просила и самого святителя Иннокентия: “Батюшка Владыко, допусти меня”. И вот…
Декабрь 2000 года, канун праздника Святителя Иннокетия (Кульчицкого) первого епиского Иркутского. Хотя мы приехали очень рано, Знаменский кафедральный собор был полон народа. Было много паломников, приезжих батюшек, матушек и гостей из других православных монастырей.
Мне очень понравилась торжественная служба с акафистом святителю Иннокентию. Его читали поочередно священнослужители, стоявшие в два ряда, по краю Архиерейской дорожки. Гремел бас протодиакона Иоанна (ныне покойного). Все священнослужители были в красивых облачениях.
Рядом с нами встал какой-то молоденький священник в черной рясе, в руках у него был акафист. Он стоял и подпевал по акафисту.
Потом рядом с моей коляской поставили еще коляску с мальчиком лет 16-ти. Потом, когда батюшки встали на коленопреклонную молитву, мне мама потихоньку подняла голову, и показала еще двух девочек в колясках. Я посмотрела и снова опустила голову, стараясь вслушиваться в слова молитвы.
Но вот священнослужители окончили акафист, и ушли в алтарь и в Преображенский предел, что рядом алтарем… Мальчика в инвалидном кресле быстро увезли поближе к раке Святителя Иннокетия.
И вот тут-то началась настоящая давка. Все увидели, что дорожку убрали и батюшки ушли, и… как ринулись занять опустевшее пространство. Хорошо, что рядом был молоденький батюшка, и народ, видя его рясу, постеснялся сильно лезть вперед, ведь не всем же видно, что где-то впереди стоит инвалидная коляска. Потом этот батюшка взял и откатил меня назад, где было немного свободней. Ира Бухарова все время стояла рядом и оберегала нас с мамой.
Потом, когда народу стало меньше, мама повезла меня к раке Святителя Иннокентия. Вдруг навстречу нам вышел батюшка Михаил, который служит в храме “Казанской Божьей Матери”, в с. Смолещине. Одна его улыбка подбодрила нас. Мы получили от о. Михаила благословение, и мама повезла меня дальше к мощам. Я все время молилась святителю Иннокентию, чтобы он нам помог приложиться к его честным мощам. Молилась и Матушке Нашей Пресвятой Богородице, прося о помощи. И вдруг батюшки взялись за руки, сдерживая очередь, тем временем два батюшки подняли меня. Я даже не успела и глазом моргнуть, как они поставили меня к раке и потом “окунули” меня головой в раку. Когда я приложилась к мощам (в то время я просила у святителя Иннокетия благословение и помощи), я почувствовала, как в сердце моем разлилась теплота, и сердце стало будто мягче и шире. Я Господа и всех и так с детства люблю, а тут почувствовала такую сильную любовь к Богу и ко всем, что даже заплакала от умиления. Я просила мысленно у святителя Иннокентия ходатайства перед Господом, чтобы меня постригли в инокини. Но, увы, пока не постригают. Очевидно, очень плохо молюсь и прошу пострига на дому. Пусть меня люди не судят строго, но я день и ночь горела желанием, чтобы меня постригли, и молилась об этом…
Инокиня Николая
