Рождение нового христианина — радость для всей Церкви. Да, за этим, конечно же, должно последовать его личное возрастание, но радость о начале всякой жизни, тем более жизни во Христе, естественна для всякого человеческого сердца. Поэтому Крещение становится событием не только для семьи и других близких родственников крещаемого, не только для него самого, но и для всех нас, живущих в Церкви единой жизнью.
Само событие Богоявления всегда поражало меня вот чем: Бог стал человеком, пришел к людям, чтобы быть к ним и с ними настолько близко, насколько этого никогда еще со времени отпадения человека от Создателя не было. Он стал человеком во всем, кроме греха. Что в этом? Милость, которая выше закона и справедливости, послушание, умаление, подвиг? Родиться в хлеву и лечь в яслях, с младенчества испытать горечь скитаний, не иметь своего дома, совершать чудо и не быть услышанным, а кроме того, прийти на реку вместе со всеми и принять Крещение от человека — такова ли участь великого Царя и Мессии? Как уместиться всему этому в человеческой логике? Ответом на эти и многие другие вопросы будет Любовь. Мир, отшедший в такую мглу, где, казалось, не осталось места ни одному праведнику, нуждался уже не в голосе свыше, не в знамениях и даже не в святых мужах, познавших Бога и слышащих Его. Мир нуждался в Проводнике — в Том, Кто поведет из темноты времени к вечному свету; мир нуждался в Правде, которая примет на себя удар и всю ярость лжи, но не оставит падшего и возродит его из праха.
Крещение — это надежда. Это возможность вложить свою руку в пробитую гвоздем руку Творца. А дальше… дальше надо сделать всё, чтобы за время нашего короткого земного пути эту руку уже не отпустить. А Тот, Кто поведет нас из времени в вечность, Сам уже никогда не оставит нас.
* * *
Я — священник. Затруднюсь точно сказать, сколько за семь лет служения в сане мной было совершено Крещений, в скольких из них я был сослужащим, сколько было проведено подготовительных бесед, но совершенно точно могу сказать, что ни одно из совершённых Крещений не было похоже на другое. И обстоятельства бывают разными, и время, и место.
В силу этих разных обстоятельств получается, что местом рождения человека во Христе бывает не только храм. Это и роддом, и больница, а иногда и квартира, когда у человека из-за болезни нет возможности самому прийти в церковь. На моей памяти было такое «домашнее» Крещение одной очень пожилой женщины, которая уже угасала и за некоторое время до смерти все-таки дала согласие на то, чтобы креститься. Она то приходила в сознание, то забывалась, но в итоге мы все-таки успели. А еще было Крещение совсем молодого человека, сильно пострадавшего при взрыве на производстве, в реанимации Центра термических поражений. Он согласился креститься по просьбе своей тоже на тот момент еще некрещеной матери и за какие-то считаные часы до ухода стал христианином. А еще было около сотни детей в реанимации Перинатального центра и нескольких других роддомов… Как же все эти Крещения не похожи на те, которые происходят в храме, где это Таинство — праздник, которого очень многие ждали! Но какое необыкновенное бывает чувство, когда в моменты совсем не радостные человек соприкасается с освященной Богом водой крещального Иордана, когда уходит всё прежнее, да и он сам становится иным… Здесь нет фотографий на память, красивых рубашек, подарков и многочисленных родственников, здесь всё пропитано болью и слезами, но как в эти секунды непостижимо близок Господь, какая надежда рождается вопреки смерти! Да, именно так — вопреки. Даже если эта смерть неизбежна.
* * *
Мы крестим детей по вере родителей? Так оно и есть. Но порой бывает, что само Крещение младенца в восприятии его родственников — лишь некая прелюдия для праздничного застолья. Иногда заметно, что люди торопятся, даже раздражаются, что им совершенно не ясно, отчего батюшка так долго служит, что-то там говорит на непонятном языке, да еще и к чему-то их призывает. Зачем? Иногда встречается совсем уж непробиваемый мотив: крестим, чтобы ребенок спал хорошо и не заикался. И в таком вроде бы торжественном событии торжества совсем нет.
И наоборот… Я видел неподдельную и живую веру в глазах матерей, которые стояли рядом со мной на Крещении возле пищащих боксов в реанимации, — состояние этих детей было таким, что надеяться можно было только на чудо. И порою оно происходило. Происходило несмотря на то, что у нас не было времени даже на пятиминутную предварительную беседу о смысле этого Таинства, не то что на полноценное оглашение. Но вера в воспаленных от бессонницы глазах, вера испрашивающего милости сердца обволакивала всё вокруг таким неземным теплом, что я и сам уходил с этих Крещений уже немного другим человеком. Это сродни вере, которую явил перед лицом Божиим Иаир, когда никакой человеческой надежды не оставалось.
Бывало и так, что чуда не происходило. И, казалось бы, тогда самое время навалиться тяжкому горю. Но что-то менялось в самих мамах с уходом их детишек. Да, приходило чувство потери, которое передать словами невозможно, но при этом оставалось место и надежде. С двумя такими мамами я продолжаю общаться до сих пор. Одна из них нашла в себе силы снова приехать рожать в тот же роддом, где она потеряла первого малыша. Теперь она родила девочку, и ее мы крестили уже в храме. И было всё очень хорошо.
* * *
Крещальные литургии… Традиция совершать эти особые богослужения в Саратовской епархии существует уже несколько лет. Совершает такие Литургии, как правило, правящий архиерей, а Крещение принимают взрослые люди. Накануне вечером я совершаю над ними чин оглашения, после чего проводится исповедальная беседа. Здесь не может быть какого-то шаблона, простой схемы, тем более тут не может быть ничего похожего на конвейер. Каждый человек — это встреча. Личная и единственная. И только осознавая это, можно подготовить человека к его собственной единственной и личной Встрече. Возраст оглашенных обычно разный — от подростков до глубоко пожилых. Да и люди самые различные — разных национальностей и культур. Грузины, армяне, казахи, татары, были даже француз и сириец… Это очень разные дороги к Богу — разные по времени и расстоянию. Кто-то еще в самом начале своего жизненного пути, а кто-то очень многие годы шел к этому самому главному в своей жизни дню. Но надеюсь, что всех их объединяет одна цель: воплотить в жизнь свое добровольное решение быть Христовыми и быть частью Его Церкви.
* * *
Может быть, Крещение — это еще и дерзновение. Войти в воду, источником которой является Сама Жизнь, быть рядом с Ним в водах Иордана — и не уйти, оставаясь рядом с Ним уже у Креста… Возможно ли это? В самом начале я уже сказал, что за самим человеком остается его самовоспитание, непрерывное восхождение вверх. И потому Крещение — это не случайно выигранное в лотерею гражданство в благополучной стране; это залог того, что дверь в настоящую, истинную жизнь не закрыта, что начало ее уже положено, а конца у нее не будет. Поэтому так важно, чтобы в каждом пришедшем к купели были и вера Иаира, и искание Никодима, в ночи пришедшего к Спасителю за ответом на самый главный свой вопрос, и решимость и ревность апостола Павла, и надежда апостола Петра, не отчаявшегося даже в самую мучительную для своей совести минуту. Мы должны верить и не отчаиваться, а падая — вставать. Ведь в Таинстве Крещения человек прямо называется воином Христовым. Воином, призванным, оставив прежнее, родиться вновь, чтобы уже никогда не умереть.
А для меня Крещение — еще и самое первое воспоминание в жизни. Нечеткое и почти неразличимое в деталях, но тем не менее. Это было советское время, нижний храм Троицкого собора, свечи, какие-то люди и… Спустя двадцать семь лет в этом же самом храме мне предстояло пройти в алтарь уже царскими вратами — во время диаконской хиротонии. Путь к этому дню был удивительным. Только теперь мне стало понятно, что как бы далеко за эти годы я ни был от Бога, Он все время находился совсем рядом.
Фото Александра Курочкина и из открытых интернет-источников
Газета «Православная вера» № 01 (573)