Владимир Киреев. Зеркало

– Отец Александр, прежде всего, предлагаю определить само вот это понятие, которое мы обозначили как «вдушебожие». Что за ним стоит? Лень, пассивность человека, страх покаяния, страх честно взглянуть на собственный кошмарчик? Короче, что это такое – «вдушебожие»?

– Прежде всего, «вдушебожие», как вы его назвали, – это самохарактеристика. Человек заявляет окружающим или самому себе, что он религиозен, ощущает свою причастность к Православной Церкви, знаком в общих чертах с нормами, скажем так,благочестия, однако не исполняет их и не стремится к этому. «Я в церковь не хожу, я верю в Бога в душе». Подразумевается, что главное в вере – ее внутренняя сторона, а не внешние проявления. Это, конечно же, правда, но не вся и однобоко поданная. Внешние проявления веры, конечно же, второстепенны по отношению к самой вере, но «второстепенны» – не значит «не нужны». Более того, именно эти внешние признаки веры и позволяют говорить о ее наличии. Так внешние признаки жизни свидетельствуют о том, что человек жив, и, наоборот, отсутствие пульса, дыхания и основных соматических рефлексов свидетельствуют о смерти человека. Так что прав апостол Иаков: «Вера без дел мертва».

“Вдушебожие” – это всегда попытка самооправдания, некоего компромисса с совестью, уступка духовной лени

По практике моего общения с людьми, «вдушебожие» – это всегда попытка самооправдания, некоего компромисса с совестью, уступка духовной лени. Человек знает (зачастую на уровне даже не формулируемых понятий), что если относиться к вере серьезно, то придется многое менять в себе и в своей жизни, придется идти (и не раз и не два) на исповедь, а это стыдно, придется разочароваться в себе – увидеть, что я далеко не такой белый и пушистый, как привык думать. В воскресенье нужно будет ходить в церковь, а не на шашлыки, нужно будет поститься и т.д. Вера – это всегда жертва, а стало быть, придется чего-то лишиться в жизни, к тому же чего-то существенного, ведь мы говорим о серьезном отношении к вере.

То, что я перечислил, вряд ли входит в понятие «комфорт», поэтому вполне понятно, почему человек склонен этого избегать. Однако, избегая некомфортного в вере, человек не в силах полностью от веры отказаться. Отчасти потому, что душа наша, по меткому слову церковного писателя Тертуллиана, по самой природе своей христианка, то есть неподвластно для нас тяготит к христианству. А отчасти – по неспособности к решительному действию. Ведь сознательный отказ от веры и Бога – это решительный и разрушительный поступок. Вот и мается человек: и от веры отказаться не может, и в веру ввергнуть себя боится. Впрочем, и это свое положение можно воспринимать весьма комфортно: ты и веруешь («в душе»), и мало в чем себе отказываешь (в жизни).

– Какова природа этого явления? Вообще печально ли оно или, быть может, нейтрально в смысле духовном? Или же опасно?

– «Вдушебожие» спекулирует на бесспорном и универсальном явлении – изначальной, заложенной Богом в душу каждого человека зачаточной религиозности. Человек рождается уже религиозным и в этом смысле, действительно, имеет Бога в душе. Это некое отображение Бога в душе каждого из нас – проявление того самого образа Божия, по которому создан человек. Однако нужно иметь в виду, что такое наличие Бога в душе есть дар, изначальная данность, а не заслуга человека. В этом смысле это, действительно, нейтральное явление, как и любая способность человека – интеллектуальная или физическая. Хорошую или плохую окраску способности человека приобретают в зависимости от того, как человек их использует и использует ли вообще. Вот это уже область суда Божия. Вспомним притчу о талантах: наказанию подвергся человек, который свой талант не растратил и не пропил, а всего лишь сохранил, не умножил. «Вдушебожие» опасно как раз тем, что ставит человека именно на этот путь: вера в душе есть – и хватит. Тогда как этой вере необходимо расти, проявляя себя во всех (личном, семейном, общественном, профессиональном…) аспектах жизни человека.

– Но не настаивает ли сама Церковь, не настаивает ли Сам Бог на том, чтобы Он был именно в душе человека? «Се, стою и стучу». Куда же Христос стучится, если не в сердце человека? Апостол Петр пишет вообще неожиданные для него – строгого, горячего – поэтические, возвышенные слова: «Мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день, и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших» (2 Пет. 1: 19). Вот эта «утренняя звезда» в сердце человека – разве это не свидетельство присутствия Божия?

– Конечно, настаивает. И это цель каждого христианина – сделать так, чтобы Бог был в душе. Только до сих пор мы говорили о кажущемся пребывании Бога в душе человека, а Церковь настаивает на том, чтобы оно было настоящим. Человека, склонного к «вдушебожию», я предпочитаю не изобличать, а предложить ему по-настоящему заглянуть в свою душу. Ну, хорошо, примем на веру, что Бог там есть, а что еще там можно увидеть? Бываем ли мы в душе завистливы? Тщеславны? Горды? Злобны? Мстительны? Склонны к осуждению? Пренебрежительны? Упрямы? Жадны? Раздражительны? Недовольны? Список можно продолжать. Наличие всего этого подтверждает или опровергает наличие Бога в душе? Если бы Он там был, не вытеснил ли бы Он оттуда всю гадость? А если всё же Он там есть, то не втоптан ли в грязь наших грехов? – Ответ очевиден. А значит, нужно стремиться к тому, чтобы душу свою очистить и дать в ней место для пребывания Бога. Такой труд и открывает двери нашей души стучащему в них Христу.

Се, стою у двери и стучу

– А можно ли достичь такого рассвета утренней евангельской звезды, пренебрегая храмом?

Если вместо храма человек идет в магазин или на шашлыки, это красноречиво свидетельствует о его приоритетах

– Пренебрегая – нет. Церковная история знает примеры достижения святости как бы вне земного храма – подвиг преподобной Марии Египетской, например, протекал в пустыне. Но нельзя сказать, что преподобная пренебрегала храмом или избегала церковных Таинств. Она, и находясь в пустыне, пребывала в Церкви. А вот тот, кто храмом и церковной службой пренебрегает, выводит себя за церковную ограду как раз в силу выбора. Ведь он вместо того, чтобы бывать в церкви еженедельно, как Бог завещал, идет не в пустыню на подвиг поста, молитвы и покаяния, а на дачу, по магазинам, к телевизору, на шашлыки – куда угодно, но только не в церковь. Можно сколько угодно говорить о вере в Бога, но такие поступки красноречиво говорят о том, что человек на самом деле считает более важным в своей жизни.

– Часто даже старые люди боятся – именно боятся – говорить о Боге и Церкви, отвечая что-то про «Бога в душе». Старость – время, когда человек не может не задумываться о вечности. Как так получается, что, приближаясь к ее порогу, человек всё равно отмахивается от нее?

– Такое, конечно, бывает, и не только с пожилыми людьми. Предчувствуя опасность, человек, подобно страусу, сующему голову в песок, пытается не смотреть вперед, пытается внушить себе, что опасности не существует. Смерть, безусловно, таит в себе опасность. Во-первых, умирать страшно, а во-вторых, мы знаем, что смерть не обрывает жизнь человека: каким-то особым образом мы продолжаем и дальше существовать. Душа наша бессмертна, и ей предстоит новая жизнь в новых реалиях: реалиях ада или рая. Душе после смерти предстоит дать ответ Богу за свою жизнь, а каждый из нас знает, что нести ответственность нелегко. Каждый (или почти каждый) может вспомнить случаи мучительного стыда от переживания совершённого греха, особенно если этот грех направлен против кого-то, кто дорог нам. И можно себе представить, каково будет душе человеческой, когда подобный стыд настигнет ее перед лицом Божиим, насколько мучителен будет он, когда не один и не два, а все грехи разом обрушатся на совесть. Нет ничего удивительного, что человек пытается не думать об этом. А думать надо, потому что подобные переживания, называемые в святоотеческой письменности «страхом смерти», заставляют человека по-настоящему молить Бога о прощении, помогают осознать, почему мы называем Христа Спасителем и от чего Он нас может спасти, помогают, в конечном итоге, этого спасения искать и к нему стремиться. Человек, не осознающий опасности, не позаботится о своем спасении. Страх смерти как раз помогает эту опасность осознать. А страх Божий – преодолеть.