Обычно человек представляет себе Церковь как совершенно особый мир, в котором живут добрые, умные, отзывчивые, честные и смелые люди. И где сам он станет совсем другим: таким же мудрым, добрым и любящим ближнего, как самого себя. И вот он входит в этот мир, будучи полон надежд и ожиданий… И даже уже слегка парит над землей. Но время идет, — а крылья не вырастают. Человек не сильно меняется, не становится добрее и проще и не начинает передвигаться по воздуху, не касаясь своими святыми ногами этой грешной земли. Да и люди вокруг оказываются такими же, как везде. Обыкновенными.
…Церковь — действительно особый мир. Среди всего, что дано нам в земном опыте — искусства, науки, разнообразия профессий и увлечений, — мир самый чудесный, удивительный и таинственный. Мир, в котором на самом деле мы можем увидеть себя по-настоящему и стать иными. Поэтому все наши ожидания вполне справедливы. Но при всем этом Церковь — мир людей. Не ангелов, не сверхчеловеков, не богов… Людей. И людей очень разных. Как и везде, в храме можно встретить кого угодно: и ворчливых старушек, и непоседливых, мешающих детей, и по какой-либо причине неприятных и непонятных тебе личностей, в том числе и среди священников. Как же так? Разве не должны мы меняться в Церкви, разве не к святости призваны Самим Богом? Да, христиане призваны к святости. Но значит ли это, что если в Церкви мы святых людей почему-то не встречаем, то она и не может называться Церковью? Нет. Потому что Церковь стоит Святостью Творца, а не праведностью человека. На Литургии после слов священника «Святая святым», возносящего в этот момент над престолом святой Агнец, т. е. Хлеб, Тело Господне, хор тут же поет «Един Свят, Един Господь…» Только Бог Свят, только Его Святостью мы святы… И приходим мы в храм именно к этому Единому источнику Святости, а не к хорошим людям.
И еще об изменениях.
Когда человек обретает благодать в Церкви, он меняется и… не меняется одновременно. Меняется его душа, устроение его сердца, но тип личности остается прежним. Разговорчивый не становится молчуном, веселый не становится грустным, малообразованный автоматически не становится высокоинтеллектуальным.
Когда Евангелие говорит, что во Христе нет ни эллина, ни иудея, это не значит, что христиане не признают национальностей или что они (национальности) исчезают после крещения. Их нетво Христе, потому что нет иного критерия, по которому ты можешь или не можешь принадлежать к христианству, помимо исповедания Христа Спасителем и вкушения Его Тела и Крови. И для этого нет ни интеллектуального, ни возрастного, ни национального, ни денежного, ни любого другого ценза. Не может быть. А если есть — то это уже мимо Церкви. (Если в храме люди с деньгами более примечаемы, чем другие, мы должны понимать, что это происходит не потому, что в Церкви «так положено», а потому что мы слабые.) Ценза нет, и в то же время это не значит, что все должны стать одинаковыми. Иначе это была бы не Церковь и даже не армия, а что-то намного более строгое, где все не просто ходят строем, но и испытывают одинаковые эмоции и чувства. Так не бывает.
Двенадцать ближайших Христу людей, составивших первую христианскую общину, в разных ситуациях вели себя по-разному. Каждый из них понимал, с Кем находится рядом, — это отражалось и в их словах, и в поступках. При этом никто не понимал, с Кем находится, не понимал до конца. В определенный момент все они так или иначе предали Бога — обретенный смысл. А один из них даже совершил такой поступок, которым, судя по всему, навсегда закрыл для себя возможность возвращения. Увы, так и мы сегодня — всё знаем, всё понимаем, даже что-то делаем, но предаем Его. Снова и снова…
Ты идешь в Церковь с ожиданием: здесь я найду что-то иное, я открою другой мир. Но вот ты переступаешь порог храма и с удивлением, а нередко с негодованием видишь здесь таких же людей, каких только что встречал на улице.
Неужели ожидание было напрасным, ошибочным? Наверное, да. Но лишь в том случае, если ты представлял другой мир таким же хаотичным и холодным, как и вне церковных стен, но позволяющим коротать век в более приятной компании. Церковь не предлагает встретить других людей. Церковь предлагает увидеть людей, и в первую очередь себя самого, другими. Церковь не предлагает уютный домик посреди поля, разрываемого ветром и градом. Церковь предлагает компас, начиная двигаться по которому, ты вдруг замечаешь: ветер и град становятся тебе не страшны. Ты не приходишь в другой мир — ты просто начинаешь двигаться, и с каждым твоим шагом мир становится другим. Но лишь в одном случае: если твой компас всегда указывает на Христа.
На заставке фрагмент фото Ale Marquez
