Я, по своей наивности, всё ищу ответ на вопрос о непомерном страдании мира. Везде, куда ни кинешь взор, видишь, если у тебя есть глаза, как страдает человечество, отягощенное, беременное небытием, крича в своей немой боли, беспредельной и неисцельной. Это невыразимая боль, от которой человечество через все поры души проливает пот, как геморрагию смысла и света.
Люди, раздавленные этой жизнью, ужасающе жалкие, миллиарды голодающих, детей, вопиющих к небу в малярийной лихорадке, лютых войнах, которые уносят людей миллионами, в лишениях, болезнях, грехе, скрежете душевном. На первый взгляд, немногие люди действительно счастливы: одни довольствуются конформистской тряпкой дешевых удовольствий, секонд-хэндом, а другие просто не обладают инструментами для восприятия страданий мира сего.
Вспоминаю в этой связи мучительный крик царя Давида, баловня судьбы, плачущего и вопрошающего перед запертыми воротами Бога: «Доколе, Господи, забудеши мя до конца? Доколе отвращаеши лице Твое от мене? Доколе положу советы в души моей, болезни в сердце моем день и нощь? Доколе вознесется враг мой на мя?» (Пс. 12: 1–3).
В этих словах гениально и промыслительно заключено всё страдание мира сего, ужасающий крик мира в смерти и смерти в мире. Ответ на эти фундаментальные вопросы падшего существа невозможно было дать от начала мира до пришествия Христа. Само человечество являло собой вопрос без ответа, надежду, убитую в зародыше, пустое обещание бессмертия, знак вопроса, поставленный на вселенной. И всё это – в молчании, раздавливающем человека.
Христос приносит избавление от смерти, исцеление, оживление. Он помазывает миром раны человечества, несет их на Своем Кресте, накладывает на них Свои руки, исполненные вечного света, дует благодатью на труп мира сего и возвращает его из небытия к жизни. Он научает человека рецептам счастья вечного, освящает Божественной Кровью наши клети, исполненные мрака, радует светом ослепшие глаза человека, забывшего свое предназначение на земле. Христос учреждает рай в душах благодеяниями и жертвой, напояет Духом Святым каменные борозды сердца, вкладывает благое семя Слова в ум и душу.
Всё это, однако, не отменяет зла, которое словно господствует во вселенной. Христос не искореняет боли, а преображает ее в Крест природы ради рода человеческого. Христос – не ядерная бомба, приводящая к небытию зла, хоть зло и есть небытие, истребляющее нас, когда мы Его покидаем. Болезни остаются в мире, однако становятся ступенями к здоровью непреходящему. Войны еще скашивают миллионы тел, но груды покойников истории молчаливо вверены милосердию Бога, умерщвленного злыми за грехи наши. Страдание от невосполненности еще уносит жизни, однако несет, того не ведая, следы ран, принятых Богом за нас. Враги упорствуют в своей злобе к нам, но каждый удар, получаемый нами, на самом деле ласкает нас пронзенными руками Божиими. Нас еще несправедливо ломают, но наше сокрушение с жаждой погружается в Крови Сокрушенного, пригвожденного за грехи наши, «Который раздробляется и не разделяется, всегда вкушается и никогда не заканчивается».
Христос не искореняет боли, а преображает ее в Крест, возвещающий о воскресении
На первый взгляд, зло еще хозяин мира сего. Насилие, грабеж, обман, нечистота, греховное удовольствие, убийство, самоуправство, мрак и боль. Однако вся боль мира сего взята в кольцо светом, она мечется, прежде чем кануть в небытие, доживает свои последние предсмертные мгновения перед бездной, ожидающей ее. Она лишь мера нашей свободы, наш фундамент зрелости как живых, самовластных существ, обладающих силой решать свою вечную участь. Страдание мира сего – лишь Крест, таинственно возвещающий о воскресении из мертвых существа человеческого. Лишь нежелающие не унаследуют жизни вечной.
Святой Иоанн РусскийОднажды я был погребен в боль, как во чрево смерти. Смотрел изможденными от слез глазами в пустоту потолка и думал об этом ожидании боли, которая, казалось, никогда уже не закончится. И лишь едва ощутимое дыхание напоминало мне, что я жив. В этом состоянии раздавленности сердца глаза мои скользнули к иконе святого Иоанна Русского, которую держу у своих глаз и души. И я спросил его риторически, не ожидая ответа: «Святой, сколько же ты вынес, сколько претерпел подлостей в жизни сей, сколько ран понес в сердце?» И ответ пришел. Святой Иоанн Русский всю жизнь был рабом у турок, издевательства и жестокость терпел всю жизнь, жил в хлеву, но вел жизнь человека и святого.
Святые вообще были людьми, сокрушаемыми злом всю жизнь. Одни были умерщвлены язычниками, став частичками Тела Христова в мученическом сиянии веков. Другие терпели лютый холод и голод в пещерах и норах земли. Одни плакали всю жизнь, другие, почти все, были постоянно искушаемы, ударяемы, уязвляемы, пронзаемы стрелами коварного диавола. Святые – это выкидыши мира, до оснований сотрясшие ад в нем. Ничтожные люди, над которыми мир смеялся и издевался. Доколе? Всю их здешнюю жизнь.
Святые – это люди, над которыми издевался, которых всю жизнь давил, умерщвлял нечистый. Но теперь, вот, они смеются над злом, борют и умерщвляют его целую вечность. За жизнь, проведенную в страдании, – вечность в радости и миллионы людей, исполняющихся благодати. За тело, разбитое в дорожной пыли, – бесконечный полк верующих, тысячи храмов, миллионы утешенных душ, миллиарды молитв, вознесенных ими к Богу. Так что здешняя боль и сокрушение – это обещание. Ведь никто никогда уже не может умертвить Христа, нескончаемую Жизнь мира.
