Священник Иоанн Валентин Истрати
Одной из непреложных богословских достоверностей в истории является тот факт, что младенцы могут видеть Бога. Их нежный, прозрачный и чистый мир не препятствует проблескам света проникать из духовного царства. Их внутренние глаза еще достаточно сильны, чтобы воспринимать вспышки райских молний, а способность познавать глубоко укоренена в Адамовом лексиконе, проходящем сквозь сердце и придающем смысл и имя всей вселенной.
Эти реалии, конечно, являются не какими-нибудь мистическими или оккультными спекуляциями или сборной солянкой верований и домыслов, но результатом опыта, накопленного человечеством на протяжении всей истории о том, что существует по ту сторону его. Христос Спаситель сказал: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18: 3). Этими словами Он, Бог, зафиксировал райский образец, принципы и требования рая в способе существования младенца.
Он сказал также: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5: 8). И яснее ясного, что сердечная чистота видит Бога и открывает дверь в великие ясли вечности, где всё человечество обучается невинной любви, обручающей души с Небесным Женихом навсегда.
Весь мир вмещается в сияющих глазах малыша. В поведении младенцев имеются сотни духовных оттенков, по которым мы узнаём, каков путь к лицезрению Владыки.
Младенцы плачут обо всем, чего им хочется. Плач – их молитва, прошение, исповедь, забвение зла, перенесение боли, сигнал тревоги, знак любви. «Младенец никогда не плачет просто так», – с великой мудростью говорила моя бабушка. У него всегда есть какое-нибудь желание, боль или потребность. Его плач – это Божественная естественность рая, признак зависимости от неба и родителей, вожделение пречистых персей любви, потаенное возвещение о перемене.
Взрослый человек тоже призван плакать, чтобы быть счастливым: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5: 4). Плач исповедью смывает грязь мира сего и души, обращает сердца к Отцу покаянием, раскрывает очи души, чтобы она видела образ Возлюбленного, оживляет мир нашей воспринимающей внутренности и доставляет мир мятущимся. Плач – это роса рая, ибо напоминает нам о потерянном рае и возвращает невидимый рай, сокровенный в сердце и ощущаемый на молитве.
Младенцы любят. Их любовь естественна и огромна, бесконечно скромна, не требует ничего взамен
Младенцы любят. Их любовь естественна и огромна, бесконечно скромна, не требует ничего, как родник, всегда текущий и дарящий чистую воду всем, даже отсутствующим. Младенцы любят всех людей независимо от расы, религии, цвета кожи, социального положения, здоровья, уровня образования и т.д. Младенцы любят животных, готовы засунуть свою ручку в пасть собаке, гладят кошку, воркуют с курами. Они одушевляют мертвую материю, наполняют смыслом все тварные существа, придают смысл кажущейся бессмыслице, наполняют радостью всякий дом и пространство, передразнивают умопомрачение взрослых, бессознательно высмеивают ожесточенность ненависти, упраздняют ссоры, делают очевидной никчемность борьбы за титулы и деньги. В присутствии младенца гордыня поникает, упреки умягчаются, гнев скоропостижно умирает.
Младенец – это слезящая улыбка мира, это сила Божия, вложенная в нежные сердца, радость в груди, болящей во все дни, стойкое присутствие рая в глубинах нашего греха.
Каждый человек нуждается в любви, как в воздухе, без нее он умирает прежде смерти, кончается и становится орудием собственного зла или автоматизма мертвой материи. Не бывает рая без любви, прощения и одушевления.
Младенцы зависимы. Они могут умереть в любой момент, если за ними не смотреть, не кормить их, не переодевать, не любить до бесконечности, не прощать, не утешать и не ставить на молитву. Они всегда и всего просят у всех дорогих им, нуждаются в нас каждое мгновение, и не для того, чтобы мы постоянно подавали им материальное, а скорее для того, чтобы ощущать нас рядом и созидать свой суррогат рая из нашей немощной любви. Младенцу трудно вырваться из рая, и он силится, превозмогая боль, воздвигнуть себе храм любви из дорогих ему людей, в которых нуждается и которые оберегают его от злобы мира.
Младенцы зависимы. Так и мы всегда нуждаемся в том, чтобы быть зависимыми от Бога
Так же и мы всегда нуждаемся в том, чтобы быть зависимыми от Бога. Без Бога исчезает разумное основание нашего существования, свет нашей природы вопиет в небытии, минута причиняет жуткую боль, каждое место указывает на смерть и неисцелимую боль. Мы нуждаемся в Творце, Который непрестанно наполнял бы нас дарами, вдыхал в нас каждый глоток воздуха, восхищал нас всегда, в каждую секунду молитвенного внимания.
Мы вечно умираем, если не нежны и не зависимы от Христа. Каждое наше своеволие не что иное, как отчуждение от рая и утрата Отца Небесного, с пустыми объятиями и слезами на глазах бросаемого нами, блудными сыновьями.
Младенцы смиренны. Они не нуждаются в деньгах, красивой одежде, высоких социальных и политических статусах, в стоптанном заднике обуви мира сего. Для них не существует условностей, абсурдных правил, ненужного политеса, деланной стыдливости, лжи, замазанной толстым слоем косметики, лицемерных манер, оскала, выдавливающего из себя улыбку, расчетов и уверток, гнилой и провоцирующей войны дипломатии.
Они сразу же прощают нам шлепок или выговор. Любят нас безусловно, безо всяких преград и мирской избирательности. Как часто мы не можем простить кого-нибудь, кто ударил нас, оскорбил или мучил, – одни годами, другие до самой смерти, – а младенцы прощают сразу по своему бескрайнему смирению, всегда возвращаются к оскорбившему, потому что их ничто не может оскорбить, кроме отсутствия любви.
А мы, не имеющие смирения, обречены на смерть. Смирение – матерь мудрости, первая и последняя добродетель, воздух внутреннего рая, фундамент славы Божией. Любое добро аннулируется гордыней, заворачивающей его в упаковку. Мы нуждаемся в смирении при всякой радости и добром деле, чтобы наполнить их вечным смыслом.
Младенцы невинны. Они смотрят на естество без стыда грехопадения, без извращенного желания получить удовольствие от тел и движений, без того, чтобы эксплуатировать материю втемную. Они смотрят на людей как на таких же чад Божиих, как и они, чисто радуясь свету, льющемуся с неба.
Младенцы чисты, потому что не научились извлекать удовольствие из других, смотрят на мир как на безмерное пространство для игр, где у каждого есть свое место, где нет эксклюзивных игрушек, а только щедро раздаваемые всем.
И мы нуждаемся в том, чтобы смотреть на всех людей как на чад Бога, Единственного озабоченного Своими детьми, а на любую материю, будь она и живая, смотреть с мыслью о ее конечной цели в сердце Божием. Чистый человек видит не тело, а силу в нем, порождающую жизнь, силу, изливающуюся с неба, и благодарность за дары, сделанные Богом.
Без чистоты сердца человек сам себя погребает в могиле удовольствий, вызывающих зависимость, и запечатывает себя печатью небытия и неисцелимой тоски. Потому что ни одно удовольствие мира сего не сравнится с сиянием глаз младенца, пронизывающего нас радостью и чистотой. Сон младенцев – это бесценнейший свет мира сего. Младенчество – смысл истории в вечности.
Моя дочурка, когда ей было 2 года, увидела ангела над иконой Матери Божией
Моя дочурка, когда ей было 2 года, в сильном жару увидела ангела над иконой Матери Божией, который робко ждал. У него не было ни рук, ни ног, а один лишь прекрасный лик – «ребенок из света», по ее словам. Я прошел через весь страх смертный, молясь, чтобы он не забирал ее. Также и дочурка одного священника, с которым я долгие годы сослужил, в 4 года увидела на Литургии в алтаре Свет превысший небес, Матерь Божию и ангела, в молитве стоявшего над священниками. И это – не галлюцинации или бурное воображение детей, а свидетельство их силы видеть потусторонний мир и причащаться его святости.
Итак, каждая младенческая добродетель изливает рай в сердце и в жизнь. И наоборот, всех людей, находящихся рядом, младенцы привлекают к небу. Все люди, рождающие детей, – ученики не умирающего Царства, походящие на Отца Небесного, Который прощает нас несметное количество раз и дарует нам Сына Своего, чтобы мы уже никогда не умирали. Человек рождающий учится ощущать как отец, он понимает, сколько боли и попечения сокрыто в сердце Божием о каждом из нас, он сотни раз за ночь проснется, чтобы успокоить плач, готовя себя к бодрствованию вечному.
Все монахи и монахини, распявшие удовольствие на Кресте любви Христовой, учатся послушничеству райскому, ведя молодых к киновии вечной. Воспитатели и учителя, каждый день проводящие в джунглях криков, вырывающихся из безмерной энергии детей, стяжают себе кроткий отдых и таинственную радость в Царстве литургии. Врачи, лечащие младенцев, уязвленных жалом смерти, – ученики Великого Врача человечества, апостолы воскресения и жизни.
Нынешняя война, ужасающая по своей тотальности, ведется более всего против младенцев
Напротив, все люди, отвергающие младенцев, убивающие или растлевающие их, – предвестники мук вечных. Нынешняя война, ужасающая по своей тотальности, ведется более всего против младенцев. Младенцев режут на куски во чреве матери посредством аборта, подвергают агрессии взрослые подлецы, избивают безбожные родители, уродуют ртутью (тиомерсалом), вводя ненужные вакцины, развращают порнографией и пороками. Наших малышей втихомолку умерщвляют всемирной эрогенной пандемией. Свет рая в их глазах начинает потухать, и они уже нуждаются в косметике, чтобы прикрыть свою боль и пустоту.
Младенчество – это рай мира и каждого из нас. Не дадим же ему умереть, покрывшись язвами мира сего. А когда наши младенцы начнут умирать сердцем, наступит время Богу сжечь огнем весь мир, чтобы осталась только младенческая чистота людей, любящих Христа.
Святые были такими разными, как мир, но одно общее было у всех них – это младенчество их существа, непорочность, даруемая слезами, и смиренная готовность благодарить и предлагать любовь до бесконечности, в Царствии Божием.
