Когда человек становится храмом
Помню, как-то раз мы с прихожанами нашего храма – тогда я еще служил в храме в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» – поехали в Оптину пустынь. Там была женщина-гид, она рассказывала об Оптинских старцах и, в частности, сказала такую вещь: «Известно, что Оптинские старцы достигали того, что могли предсказывать будущее; у них было свечение вокруг головы; и вообще они еще очень многое могли». Мне пришлось, дождавшись, когда она завершит свое повествование, вмешаться и скорректировать ее монолог, сказав о том, что, безусловно, целью христианского подвига не могут являться ни «образование нимба», ни предсказывание будущего, ни способность прозревать то, что находится в тайне человеческого сердца; всё это – совершенно ложные представления о святости. То, что Оптинские старцы могли сказать кому-то нечто о его будущем; то, что некоторые паломники действительно видели нетварный свет, который осиявал этих угодников Божиих, являлось следствием их подвига, но ни в коем случае не целью их жизни и трудов.
Когда мы говорим о святости, нужно прежде всего понимать, что же это все-таки такое. Святость – это не безгрешность, это не христианское совершенство как таковое, это не отсутствие у человека свойственных ему от природы недостатков. Тогда что это, как ее описать?
Наверное, самое точное сравнение здесь можно привести из области храмостроительства. Вот возводится храм: строятся стены из кирпича, происходит их отделка, занимают свое место подсвечники, иконы. Но это всё еще некое здание, которое должно стать храмом. А потом наступает момент, когда храм освящают и в нем начинают совершаться богослужения. То же самое можно сказать о человеке: вот строит он по кирпичику фундамент, стены своей христианской жизни, вот ведет какую-то внутреннюю отделку, работает над собой. Но святым он становится не тогда, когда достигает во всем этом определенного «уровня», а тогда, когда его сердце, готовое вместить благодать, благодать наполняет. Святитель Игнатий (Брянчанинов) называл это «помазанием Духом»; он писал о том, что в жизни людей, которые прославлены в лике святых, зачастую можно увидеть эти два периода: до какого-то времени они просто подвизались, а затем на их подвиге уже лежала печать Божественного помазания. О том же самом говорил и преподобный Варсонофий Великий: отвечая на вопрос, каким образом могли заблуждаться святые, он обращал внимание, что то или иное духовное творение могло быть написано, когда будущий святой еще только начинал свой подвиг; в определенные периоды жизни у него могли быть какие-то заблуждения, а впоследствии, достигнув святости, он не догадался помолиться о том, чтобы Господь ему открыл, насколько верны или же ложны были его прежние мнения. То есть, опять-таки, преподобный Варсонофий разделял время, когда человек был еще в обычном своем, скажем так, человеческом состоянии и существе и когда в его жизни уже очевидным образом проявлялось Божественное помазание Духом Святым.
Мы знаем, что в каждом из нас первоначально, с момента крещения и миропомазания, пребывает залог, дар благодати Святаго Духа. И все мы призваны к тому, чтобы дать этой благодати возможность действовать в максимальной для нас полноте. Собственно говоря, это и есть то, ради чего мы подвизаемся, ради чего трудимся. Преподобный Серафим Саровский говорил, что цель жизни христианина – стяжание Духа Святаго, но нужно понимать, что с терминологической точки зрения это выглядит немного иначе: стяжать можно то, чего пока еще не дано, а Дух Святый нам уже дан. То есть человек в Таинстве Миропомазания получает в духовном плане всё, что только может человек в своей жизни получить. К этому что-то приложить уже невозможно, потому что это вся полнота Божества. Но можно способствовать тому, чтобы в нас произошло раскрытие этого дара – этому и должна быть посвящена жизнь христианина.
Главное – не приобрести, а отказаться – от всего, что мешает дарам Святого Духа в нас проявиться
В Евангелии есть притча о человеке, который находит драгоценную жемчужину и всё продает для того, чтобы приобрести участок земли, где она сокрыта (см.: Мф. 13: 44). Эта жемчужина и есть благодать Святаго Духа, а этот образ отказа от всего ради приобретения одного, но самого ценного, есть образ той жизни, которая приводит человека к раскрытию дара благодати. Так что основным делом является не приобрести, а отказаться – от всего, что мешает дарам Святого Духа в нас проявиться.
Преподобный Григорий Синаит, говоря об этом, приводит другую аналогию: он уподобляет дар Святого Духа драгоценному камню, погребенному под кучей хлама. Драгоценный камень этот не повреждается, а во всей своей красоте пребывает внутри нас, но, чтобы он воссиял под солнцем, нужно денно и нощно на протяжении всей жизни разбирать этот хлам, которым завалена наша душа, хлам, состоящий из страстных желаний, греховных привычек, нераскаянных заблуждений. То есть можно сказать, что, когда человек вступает в борьбу со страстями, он становится на путь, ведущий к святости.
Цель жизни – стать святым?
Здесь нужно сразу сделать оговорку. Господь хочет, чтобы мы были святыми, но в то же время если человек в начале своей христианской жизни говорит себе, что цель его жизни – стать святым, то практически наверняка он святым никогда не станет. Такой вот парадокс: найти святого, который считал бы, что он святой, невозможно.
Почему так? Дело в том, что чем больше приближается человек к Богу – приближается действительно, а не в своем воображении, – тем в большей степени в Его свете он видит свое несовершенство, искаженность своей души и естества грехом. В глазах других он может быть великим праведником, но в своих собственных глазах он будет самым последним грешником. Когда святые говорили о том, что они не совершили ничего доброго, они никоим образом не «прибеднялись», не хотели показаться смиренными – они действительно ощущали и видели себя именно так. Даже есть определение одного из Соборов, где говорится, что анафема да будет тем, кто считает, что святые только лишь по смирению называли себя грешными. Это момент важный.
Есть и еще одно объяснение тому, почему цели такой – стать святым – полагать перед собой нельзя. Дело в том, что Царствие Божие внутри человека раскрывается не каким-то приметным для него образом; и более того, когда человек прислушивается к своим ощущениям и думает, что в нем «уже что-то есть», сама по себе такая мысль уже мешает этому быть. Как говорили святые отцы, мнимое мешает быть мнимому, то есть того, что человек о себе мнит, в нем уже быть не может. Это парадокс, но так устроил Господь, такова закономерность духовной жизни.
«Воля Божия есть освящение ваше»
Когда человек пытается исполнять Евангелие в своей жизни – а исполнение Евангелия и есть, опять-таки, путь к святости, – то он понимает, насколько это трудно. Человек читает творения святых отцов, читает патерики, и от его внимания не может сокрыться то, как подвизались древние святые: каков был их пост, каково было их бдение, какова была их мера самоотвержения. Для древних христиан зачастую обычным, повседневным подвигом было то, о чем современному человеку и помыслить сложно, не то что исполнить. И когда мы это видим, конечно, очень трудно бывает избавиться от мысли о том, что мы никоим образом не можем подражать жизни этих людей. Но что при этом не должно позволить нам отчаяться и впасть в уныние, так это совершенно истинная мысль о том, что в гораздо большей степени, нежели мы сами, нашей святости, нашей чистоты, нашего совершенства желает и ищет Господь. Апостол Павел говорит: воля Божия есть освящение ваше (1 Фес. 4: 3). Заметим, он не говорит: «Вашим желанием должна быть ваша святость», – то есть именно воля Божия, а не человеческая есть на то, чтобы мы были святыми.
Господь хочет, чтобы мы были святыми, а нам нужно трудиться над собой, чтобы эту волю Божию принять
Человек – чудное существо: зачастую кто-то хочет – или, по крайней мере, говорит, что хочет, – и ровным счетом ничего для этого не делает. Но нельзя, да и невозможно, с той же меркой подходить к тому, чего желает Господь. Если Господь чего-то хочет, если на что-то есть Его воля, то Он, безусловно, делает всё для того, чтобы эта воля реализовалась. И поэтому если Господь хочет, чтобы мы были святыми, от нас требуется только одно: трудиться над собой, чтобы эту волю Божию принять. Господь же, в Свою очередь, на протяжении всей нашей жизни, день за днем, мгновение за мгновением, создает для нас ситуации, в которых мы можем этот труд над собой совершать.
Как нам научиться воспринимать стремление к святости именно как волю Божию? Думаю, здесь обязательно нужно приводить себе на память то, что, как говорит Господь в Евангелии, человек не может сам, без Бога, творить ничего (см.: Ин. 15: 5). Спрашивают порой: «Батюшка, как же? Человек ведь может сам что-то смастерить, может создать художественное произведение, в том числе и направленное против Бога и христианства. Разве он делает это не сам?» Да, но любое человеческое действие носит относительный характер: человек может создавать, допустим, картину, не обращаясь к Богу и не думая о Боге, но при этом он будет пользоваться талантом художника, который дал ему Господь, способностью к воображению, которая, опять же, заложена Богом, теми материальными средствами, которые в сотворенном Богом мире ему доступны. Поэтому все равно без Бога ничего не совершается, и стать такими, какими нас хочет видеть Господь, мы без Его участия тоже не можем. Господь говорит, что всякую розгу, приносящую плод, Отец наш Небесный очищает, чтобы она приносила плод еще больший (см.: Ин. 15: 2). Именно это и происходит с нами на протяжении всей нашей жизни. И очень важно научиться видеть свою жизнь как непрестанный процесс этого очищения и изменения. Практически каждый наш шаг – это выбор, который либо приближает нас к исполнению воли Божией о нашей святости, либо наоборот.
Об опыте действия благодати
Фото: Александр Осокин
Нужно сказать, что в христианской жизни, если она совершается правильно, рано или поздно наступает момент, когда человек все-таки приобретает определенный опыт ощущения действия благодати в своем сердце. Эти периоды чаще всего кратковременные: мы вдруг в какие-то моменты ощущаем, как легко и с умилением удается молиться; мы ощущаем сокрушение сердечное и вместе с тем утешение от Бога, когда каемся; ощущаем радость и удивительную полноту бытия, когда причащаемся Святых Христовых Тайн. А потом это состояние пропадает. И совершенно естественно, что нам нужно, отталкиваясь от этого, на практике, в опыте нашей жизни понять, что дает нам возможность благодать как можно дольше сохранять, а что, наоборот, нас благодати Божией лишает. Именно это должно для нас, на самом деле, стать одним из главных критериев правильности или неправильности собственной жизни.
Благодать Божия на протяжении всей жизни человека учит его, она буквально подталкивает каждого из нас к должному и отводит от недолжного. И чтобы тогда, когда мы ее почувствовали, дать ей возможность действовать, нужно этому научению начать внимать. А в моменты соблазна нужно непременно возвращать себя мысленно к этому опыту благодатной жизни и полагать его на одну чашу весов, а грех с его кратковременной сладостью – на другую. И выбирать, не уходить от этого выбора. Если мы делаем это честно, то это очень действенно, потому что мысль о будущем ответе перед Богом человека, ввергаемого в искушение, может и не остановить. А вот перспектива лишиться переживания любви Божией, которое душе уже знакомо, перечеркнуть эту возможность грехом нередко отрезвляет очень сильно. И чем бережнее мы память о благодатных мгновениях храним, тем легче бывает противостоять врагу.
В жизни христианина бывает, что воспоминания о благодатном опыте, когда-то им полученном, в течение долгого времени остаются потом только воспоминаниями, благодать не посещает его сердце снова. Бывает ли это связано не с нашими грехами, не с какими-то непосредственными проявлениями гордыни? Бывает. Господь, лишая человека духовных утешений, испытывает его призвание быть христианином, оставаться в Церкви. Нужно остановиться и спросить себя: «Буду ли я продолжать свое движение к Богу даже в том случае, если прежней радости мне это приносить уже не будет?» А чтобы на этот вопрос ответить, нужно разобраться внутри себя, ради чего вообще мы христианской жизнью живем.
Однако никто не может нам обещать, что благодать непременно вернется через какое-то время. Были, к примеру, подвижники, которые, взыскуя и ожидая этого возвращения, прожили практически всю жизнь – таков был Промысл Божий о них. Здесь можно вспомнить жизнеописание схиархимандрита Серафима (Романцова): когда-то, еще будучи молодым монахом, он увидел сон, где некая прекрасная девица сказала ему, что оставляет его сейчас, но потом вернется. Впоследствии он понял, что это было извещение Божие: с того времени он не ощущал уже той необыкновенной духовной отрады, которую приносила ему прежде монашеская жизнь. И тем не менее он трудился, подвизался и для множества людей был человеком, на которого они могли духовно опереться и в те сложные годы ХХ века в вере устоять. А когда он лежал уже на смертном одре, на его лице просияла вдруг неземная радость, и стало понятно, что благодать вернулась. Она вернулась тогда, когда не находилось уже в душе места ни для гордости, ни для самолюбования, ни для тщеславия, и оставалось только в таком состоянии отойти к Богу.
Христианство – это искание Божественной красоты, которая в какие-то мгновения человеку открывается
Сегодня часто забывают, что христианство – это не только подвиг, это не только образ жизни. Это искание той удивительной Божественной красоты, которая в какие-то мгновения человеку открывается, и человек уязвляется любовью к ней. Она сокрывается снова, но мы можем плакать и искать ее точно так же, как плачет и ищет свою мать ребенок. И так всю нашу жизнь: когда теряем мы ощущение близости Господа, будем стремиться к Нему со слезами и усердием, пока не отойдем в жизнь вечную и не сподобимся нескончаемого бытия с Ним.
