На сайте журнала «Фома» уже долгое время существует постоянная рубрика «Вопрос священнику». Каждый читатель может задать свой вопрос, чтобы получить личный ответ священника. Но на некоторые из вопросов нельзя ответить одним письмом — они требуют обстоятельной беседы. Недавно в рубрику пришло письмо от девушки, считающей себя никудышной христианкой. Мы решили поговорить об этом подробнее.

Письмо в редакцию:

Мне уже 40 лет, я работаю в финансовой организации. Пять лет назад я, слава Богу, пришла в храм. Но проблема в том, что христианка из меня никудышная: в напряженных ситуациях, которые нередко случаются на работе, я совершенно не умею держать себя в руках. К тому же работа у нас специфическая — постоянный контакт с разными людьми. Я очень болезненно переношу, когда задевают мое самолюбие, раздражаюсь, делаюсь истеричной и по сравнению с другими коллегами выгляжу просто смешно и нелепо. А ведь они знают, что я верующая! И получается, что по моему несдержанному поведению они судят и о христианстве, о Церкви… Я понимаю, что в сложившейся ситуации виновата только я сама, что у меня не хватает ни ума, ни воли. Я каюсь, я исповедую свой грех, но ничего не могу изменить и снова и снова падаю лицом все в ту же грязь.

Может, мне стоит сменить работу? Может, я просто не заслуживаю ничего хорошего в жизни, ни достатка, ни покоя, ни добрых людей на пути — и мне лучше пойти работать дворником или уборщицей? Высшего образования у меня нет, поэтому выбор небольшой. По крайне мере, по Сеньке будет и шапка, и из двух зол надо выбирать меньшее: возможно, там я никого не задену, никому не подам плохого примера, никого не буду искушать, и сама не буду искушаться. Мне очень плохо и страшно… Что мне делать, чтобы не наломать еще больше дров?

Светлана

На вопрос читательницы отвечает психолог Александр Ткаченко:

Важное предисловие

Светлана, с моей стороны было бы и непрофессионально, и просто нечестно, прочитав Ваше письмо, давать Вам какие-либо советы. Внутренний страх, растерянность, отчаяние, о которых Вы пишете, требуют не заочной, а непосредственной и живой работы с психологом по их преодолению. Высказать же некоторые мысли по поводу Вашего письма я решился лишь потому, что вижу в нем несколько серьезных душевных и психологических проблем, с которыми любой верующий человек сталкивается так или иначе. Надеюсь, в статье получится хотя бы озвучить их, ведь такое проговаривание — один из первых шагов, которые нужно сделать для выхода из тупика. А Вас, Светлана, еще раз прошу не расценивать эту статью как руководство к каким-либо действиям. Единственный мой совет — постарайтесь найти хорошего специалиста-психолога, который в личном общении поможет Вам справиться с этими трудностями. И, безусловно, не забывайте об участии в церковных таинствах и по возможности —общении с духовником.

Тезис первый: Нельзя опозорить Церковь своим проступком

Боязнь «опозорить Церковь» выглядит на первый взгляд благочестиво и правильно. Но на практике часто оказывается простым непониманием важного вопроса — кем же на самом деле мы являемся в Церкви.
У меня есть друг Костя. По профессии он музыкант. Не то чтобы великий, но, безусловно, талантливый. Много лет пел в ресторанах. Пел хорошо, публика его любила и с удовольствием слушала, хозяева заведений сами приглашали поработать на особо торжественных юбилеях, свадьбах и других праздничных мероприятиях. Все вроде бы в его жизни складывалось как надо — востребован, занимается любимым делом, зарабатывает неплохо. Но была у него одна особенность. Время от времени Костя уходил в запой. Спьяну становился злым, агрессивным и совсем не похожим на того веселого и общительного парня, каким его все знали. Описывать здесь Костины пьяные выходки не хочу, невеселое это было зрелище.

В Церковь мы с ним пришли почти одно­временно. На восторженной неофитской волне вместе читали книги Феофана Затворника и игумена Никона (Воробьева), вместе ездили в Оптину пустынь, молились, постились, ходили к исповеди и причастию, учились смотреть на мир другими глазами. Было такое ощущение, будто мы долго пробыли под водой без воздуха, а теперь вынырнули и никак не можем надышаться. Костю батюшка благословил петь на клиросе. Очень быстро он выучил службы и создал хороший, крепкий церковный хор. Короче, как говорили тогда земляки, Костя ударился в религию. И это было отнюдь не поверхностное обращение. У каждой души — своя потаенная боль, свои печальные тайны, о которых если и говорят, то лишь самым близким людям. Я точно знаю, что благодать Святого Крещения реально преобразила моего друга, что с приходом в Церковь Костя оставил ряд тяжких грехов и не возвращался к ним уже никогда. Лишь запои периодически продолжали терзать его жизнь. Пусть не так часто, как прежде, но вновь и вновь он срывался в пьяный «штопор» и опять начинал куролесить так лихо, что о его пьяных чудачествах потом говорили по всему нашему небольшому городку. Все это доставляло ему большую душевную боль. Костя искренне хотел жить по заповедям Божьим, каждое такое падение было для него катастрофой. Он каялся в своем грехе, но проходило время, и все повторялось опять — выпивка, дебоши, горькое раскаяние и чувство, будто снова одним махом разрушил то, что старался построить долгие недели и месяцы. Однажды на пике такого послезапойного отчаяния он не выдержал и пошел к батюшке. Не на исповедь, просто поговорить. Рассказал о своих переживаниях. И спросил:

— Батюшка, может быть, мне уйти с клироса? Люди ведь знают, что я в храме пою. А я на самом деле — вот такой… Только позорю Церковь.
И тут услышал ответ, который удивил его настолько, что он до сих пор его вспоминает. Батюшка улыбнулся грустно, и сказал:

— Костя, ты ведь умный человек. Ну поду­май сам — как ты можешь опозорить Церковь? Не бойся за нее, к ней твоя грязь не прилипнет. Себя лучше пожалей. А на клиросе пой, это твое церковное служение. Не оставляй его.
К слову говоря, уходить с работы в ресторане батюшка Костю тоже не благословил. Меня это тогда удивляло: для человека, склонного к запоям, работать рядом с дармовым угощением — постоянный соблазн. Лишь спустя много лет подумалось, что батюшка видел Костину ненависть к собственному пьянству, видел его борьбу с этим грехом. И не стал лишать моего друга возможности бороться с ним в такой жесткой ситуации. Видимо, понимал, что Бог дает Косте силы для этого противостояния.

Костя до сих пор продолжает это парадоксальное совмещение — поет и в церкви, и в ресторанах. Пить бросил совсем, хотя на это ушел не один год.

Думаю, подобные мысли о собственной христианской несостоятельности могут возникать у верующего человека и на любой другой работе. После обращения к Богу начинаешь воспринимать себя едва ли не как полномочного представителя Церкви Христовой среди неверующих коллег. И потому в любом своем нервном срыве, в любом грехе или проявлении какой-либо страсти видишь ущерб, который ты якобы нанес авторитету христианства. Простая человеческая немощь вдруг приобретает «глобальные» размеры, будучи спроецированной на огромность и величие Церкви. Той самой, которая как раз и была создана Христом для того, чтобы врачевать эти наши немощи, исцелять поврежденного грехом человека и вводить его в жизнь вечную. Вот только происходит это не враз и не запросто. Как писал святитель Феофан Затворник, «Господь приступающего к нему приемлет, прощает ему все прежние грехи и, освящая таинствами, снабжает силою препобеждать живущий в нем грех. Самого же греха не изгоняет, возлагая на самого человека изгнать его с помощью даруемой ему для того благодати».

Христианин — тот, кто на стороне Господа воюет со своими грехами. А на войне, как известно, бывают не только победы, но и поражения. Когда окровавленный солдат поднимается после ранения и снова идет в бой, это никак не позорит его армию, даже если он получил рану по собственной неопытности.

 

Тезис второй: Неумение признавать свою несостоятельность, сохраняя при этом уважение к себе, приводит многих людей к серьезным душевным травмам

Одна из серьезных психологических проблем современного человека заключается в следующем. Люди очень боятся признать свою слабость и несостоятельность в чем бы то ни было. Умение спокойно разбирать причины собственных неудач без их драматизации и потери уважения к себе — искусство, доступное очень немногим. Куда чаще возникает желание просто уйти навсегда из жизненной ситуации, в которой эти неудачи возникли, «обнулить счетчик» и начать с чистого листа уже где-нибудь в другом месте. Но там, в другом месте, тоже обязательно будут неудачи и ошибки. Поэтому в каждом случае следует внимательно рассмотреть, что же на самом деле является причиной возможного ухода из травмирующей ситуации — объективные условия, которые ты не можешь изменить, или же твой мучительный стыд за собственное несовершенство, которое стало очевидным для окружающих и для тебя самого.

Повторюсь, такой страх присущ сегодня очень и очень многим. Каждый человек непроизвольно создает в мыслях образ собственной личности, некое представление о себе. И образ этот, как правило, идеализирован. В нем мы получаемся куда сильнее, красивее, умнее, чем на самом деле. В принципе, это нормальное свойство нашей психики, которая таким образом дает нам ориентиры для дальнейшего роста и развития. Беда лишь в том, что, «залюбовавшись» своим идеальным образом, человек может постепенно отождествить себя-реального с этим фантомом. И тогда любое столкновение со своими настоящими качествами будет вызывать боль и разочарование.

Самый простой и наглядный пример подобного рода — обработка собственных фотографий в фотошопе. Тут чуть-чуть убрал, там наоборот — добавил, здесь тень положил, немножко контраста, поменьше щеки, подлиннее ресницы и — пожалуйста! Идеальный портрет готов! Можно выкладывать его на свою страничку в соцсетях и собирать «лайки» с восторженными отзывами. Правда, в зеркало после этого смотреть как-то уже не хочется. Ну что общего у такого красавца, как я, с этим грустным уродцем, который растерянно смотрит на меня из отражения и тщетно пытается втянуть живот, щеки или найти такой поворот головы, чтобы хоть немножко быть похожим на мою прекрасную фотографию?

 

Тезис третий: На свое несовершенство надо смотреть не как на приговор, а как на «подсказку» Бога

У верующего человека такая идеализация своего образа происходит по наиболее значимым для него направлениям. Это благочестие, смирение, кротость, долготерпение, милосердие, прощение обид и еще ряд качеств, в совокупности образующих главную христианскую добродетель — любовь. Придя в Церковь и узнав о ее критериях правильной жизни, человек тут же начинает примерять эти новые одежки на себя. И с радостным удивлением обнаруживает, что многие из них вроде бы пришлись ему впору: и обиды он давно уже готов прощать кому угодно, и кротко опускать глаза умеет в конфликтном разговоре, и нищим десять рублей всегда подает с чувством глубокого удовлетворения. Ну и вообще — горячо по-христиански любит всех-всех на свете, даже своих врагов. Так формируется идеализированный мысленный образ себя у человека, который делает самые первые шаги в Церкви. А потом…

Потом на протяжении длительного времени предстоит слой за слоем снимать с себя эти миловидные обманки, словно шелуху с луковицы. И с болью понимать, что на самом деле ты просто обманывал себя много лет, что все твои неофитские «совершенства» были всего лишь плодами «духовного фотошопа», в котором ты просто подтянул себя к желаемому результату через обычное фантазирование.

Впрочем, в таком растянутом во времени процессе осознания собственных грехов есть и положительный смысл. Ведь если бы мы увидели всю свою греховность сразу, что называется — «оптом», то просто сошли бы с ума от ужаса. Даже одну-единственную страсть в себе обнаружить бывает очень больно и страшно. Поэтому Господь очень аккуратно раскрывает перед нами картину нашей духовной болезни, извлекая из облака придуманных нами «совершенств» то один грех, то другой. Каждый раз такая встреча с собственной больной реальностью царапает сердце. И это — верный признак того, что над лечением именно этой болячки Бог предлагает тебе сейчас вдумчиво и обстоятельно поработать. Преподобный Паисий Святогорец в беседе со своей духовной дочерью объяснял это так:

— Геронда, меня мучают страсти.
— Чувствуешь, что в тебе живут страсти?
— Иногда чувствую.
— Это хорошо. Когда человек понимает, что его борют страсти, он смиряется. А где смирение — туда приходит Благодать Божия.
— Но меня все же огорчает, что я все время допускаю промахи.
— Радуйся, что допускаешь огрехи, — они тебя смиряют, ведь в тебе есть гордость. «Боже мой, — говори, — вот я какая. Помоги мне. Если Ты мне не поможешь, я ничего не смогу сделать». Не отчаивайся. Когда мы допускаем оплошности, открывается наш настоящий внутренний человек, мы познаём себя и стараемся исправиться.Это показывает нам правильный путь и освобождает от иллюзий. Я радуюсь, когда проявляется какая-нибудь моя слабость, когда вылезают наружу страсти. Если бы страсти не проявлялись, я бы думал, что достиг святости, в то время как семена страстей тайно жили бы в моем сердце.Так и ты, когда разгневаешься и впадешь в осуждение, понятно, что расстроишься, но ведь и для радости есть повод — проявилась твоя слабость, а значит, ты будешь бороться, чтобы от нее избавиться.

Тезис четвертый: Одна из самых час­тых ошибок верующего — делать из смирения и гордости жуткую смесь

В стремлении уйти из травмирующей ситуации у христианина могут звучать самые благочестивые мотивы — любовь к ближним, которых вводишь в соблазн, забота о репутации Церкви, которую ты позоришь своим поведением, смирение, самоуничижение, поиск духовной пользы. Ни в коем случае не хочу сказать, будто все это одно лишь сплошное лицемерие и самообман. Но даже при вполне искренних намерениях подобного рода сквозь них может незаметно просочиться тонкий яд все того же недовольства собой-реальным, в угоду себе-придуманному. Наверное, уже пришла пора назвать его в статье именем, под которым этот яд вот уже два тысячелетия известен православным подвижникам. Имя ему — гордость. Вернее, одно из самых тонких ее проявлений — мнение о собственном смирении. Эта страсть может истязать человека как раз мыслями о его недостаточном христианском совершенстве, неисправимой греховности и одновременно внушать, что такие терзания — «я самый никудышный христианин!» — как раз и есть проявление смирения. Святитель Игнатий писал:

«Мнение смирения — ужаснейший вид гордости. С трудом изгоняется гордость, когда человек и признает ее гордостью. Но как он изгонит ее, когда она кажется ему его смирением? Ложное смирение так ослепляет человека, что вынуждает его не только думать о себе, намекать другим, что он смирен, но открыто говорить это, громко проповедовать. Жестоко насмехается над нами ложь, когда, обманутые ею, мы признаем ее за истину».

Поэтому в ситуации выбора жизненного пути (например, при решении уволиться и перейти на низкооплачиваемую работу) очень важно внимательнейшим образом исследовать свое сердце — нет ли в нем подобных мотивов. Ведь страсть потому так и называется, что причиняет человеку страдания, заставляя его принимать решения, противные и его собственным интересам, и воле Божьей о нем. Такое ложное смирение может всю душу вымотать до полного ее изнеможения. Но как раз по этой-то измученности и можно определить, действует ли в человеке смирение, или же под него ловко замаскировалась гордость. Настоящее смирение, по слову святителя Игнатия, «…надеется на Бога — не на себя и не на человеков, и потому оно в поведении своем просто, прямо, твердо, величественно». Где нет в человеке этой прямоты и твердости, там нет и смирения. Зато есть чрезмерное упование на себя и, как следствие, — очень завышенные требования к собственной добродетели. Человек в ложном смирении как бы сливается с благочестивым образом, созданным его же воображением. А себя-реального все время подвергает самой беспощадной критике и в конце концов падает в изнеможении, не в силах дальше тащить этот невыносимый груз собственного несовершенства.

Если нечто подобное вдруг обнаружится в духовной жизни человека, то пусть станут ему утешением эти удивительные слова преподобной Арсении (Себряковой), много лет руководившей женской монашеской общиной в Усть-Медведицком Спасо-Преображенском монастыре:

«Нужно еще поучиться, как себя любить. Да, и очень надо над этим потрудиться. Например, человек несправедлив бывает к себе и требует иногда от себя того, чего дать не может. Требует от себя победы над своими страстями и скорбит, волнуется, негодует на себя, когда видит, что его берут во власть те самые страсти, от которых он решил отстать. Но справедливо ли такое негодование на себя? Нет. Человек своею силой никогда не может победить в себе страсти: их побеждает в нас сила Божия. Эта сила присуща Его заповедям. Когда с помощию Божиею человек усвоит их, когда они будут жить в его сердце, тогда грех и страсти ослабевают и совсем прекращают свое действие в сердце.

Нужно постоянно оживлять в своем сердце намерение жить по заповедям Христовым, нужно просить в молитве Его помощи, нужно смиряться в своих уклонениях, нужно подклоняться под свою немощь и не негодовать на себя за нее. Ведь не силен ее победить в себе, зачем же требовать от себя того, что может дать Один Господь, зачем же скорбеть на себя, что не стал выше себя. В таком требовании от себя духовного преуспеяния сказывается наша гордость. Будем всего ожидать от Единого Господа и глубоко смиряться в своих немощах и греховности».