На сайте журнала «Фома» уже долгое время существует постоянная рубрика «Вопрос священнику». Каждый читатель может задать свой вопрос, чтобы получить личный ответ священника. Но на некоторые из вопросов нельзя ответить одним письмом — они требуют обстоятельной беседы. Какое-то время назад к нам пришел непростой вопрос: «Как справиться со страхом смерти» (читать письмо).
На вопрос читателя отвечает психолог Александр Ткаченко:
Александр ТКАЧЕНКО
Есть страх спасительный, не позволяющий совершить грех там, где без него человек мог бы и согрешить. И есть страх, выжигающий душу, вгоняющий человека в уныние, лишающий его малейшей надежды. Умение отличить один страх от другого приходит только с опытом, который, как говорил Пушкин, «сын ошибок трудных». Поэтому нет ничего удивительного в том, что христианин может перепутать отравляющий страх отчаяния с целительным страхом Божьим. Между тем духовное различие между ними можно увидеть по простому маркеру.
Страх отчаяния не приводит человека к покаянию и изменению своей жизни. В нем нет надежды. Испытывая его, человек полностью перекладывает ответственность за свою погибель на Бога, устроившего мир так, что люди могут в нем погибнуть.
И вместо того, чтобы хотя бы попытаться исправить свою жизнь, такой человек продолжает грешить и бояться будущего наказания, которого, как ему кажется, избежать невозможно.
Страх же Божий, напротив, питается надеждой на то, что Бог действительно всемогущ, а значит, способен исправить даже то, что уже невозможно изменить никакими человеческими усилиями. И нужно лишь постараться не грешить впредь, не повторять сделанных ошибок. Да, на первых порах этот страх тоже может оказаться мучительным чувством. Но постепенно, по мере оставления тяжких грехов, он переходит в свое новое качество, о котором в очень трогательных образах говорит преподобный Иоанн Кассиан Римлянин: «Это такой страх, которым сын страшится нежнейшего отца, или брат брата, или друг друга, или супруг супруги; здесь мы боимся не наказания или укоризн, но малейшего оскорбления любви и всегда находимся в величайшем опасении, чтобы не только каким-нибудь поступком, но даже и словом не охладить горячности любви к нам».
Не ужас неизбежного наказания, а желание сохранить сокровище взаимной любви и радости в отношениях с Богом — вот то состояние, к которому призван христианин в итоге. Да, к этому состоянию нужно еще прийти через первоначальный страх мучения, потому что грубые грехи приходится отсекать от души жесткими способами. Однако даже на первом, болезненном этапе проживания этого чувства, человек, испытывающий страх Божий, сохраняет надежду на свое спасение и верит в любовь и милосердие Бога.
Впрочем, все это можно в подробностях прочитать в творениях святых отцов нашей Церкви. А в этой статье мне хотелось бы немного поговорить о другом аспекте этой проблемы. О тех причинах токсичного страха, которые носят не столько духовный, сколько психологический характер. Некоторые из них мы сейчас попытаемся здесь рассмотреть.
У многих из нас были проблемы с отцами земными — и они искажают наш взгляд на Отца Небесного.
Бога не видел никто никогда — эти слова апостола Иоанна Богослова свидетельствуют о важной истине — человек не просто не видел Бога. Он не может увидеть Его в принципе, никогда и ни при каких обстоятельствах. Сотворенное существо не способно увидеть своего Творца лицом к лицу, это два совершенно разных уровня бытия. Однако психика человека устроена так, что для любого нового понятия он непременно ищет аналогию из своего опыта. И самой близкой из всех аналогий образа Бога для человека, видимо, оказался образ земного отца. Иначе бы Иисус Христос не употреблял в Своих проповедях именно этот образ с такой настойчивостью.
Бог в словах Спасителя — это не восточный деспот, способный щедро награждать особо отличившихся перед ним и жестоко карать тех, кто в чем-то провинился. Он — любящий отец, всегда готовый с нежностью принять даже самого заплутавшего и опустившегося из своих многочисленных детей. Этот образ был для иудеев абсолютно новым, тем более что Иисус употреблял для него нежное доверительное слово, которым дети в иудейских семьях обращаются к любимому отцу: «авва» — не просто «отец», но — папочка. Тот, кто любит тебя всем сердцем, кто всегда о тебе помнит, даже если ты обиделся на него и ушел на сторону далече, кто очень надеется на твое возвращение и кто готов отдать за тебя всё, включая собственную жизнь. Видимо, такими были благочестивые отцы в Иудее во времена евангельской проповеди.
Однако сегодня этот образ воспринимается многими людьми совсем по-другому, хотя Бог, конечно же, остался таким же любящим нас Отцом. Причина этих изменений — в глубоком кризисе самого института отцовства. Протоиерей Федор Бородин говорит об этом так: «...трагедия нашего времени в том, что разговор о христианстве в предыдущее десятилетие очень хорошо было начинать с притчи о блудном сыне. А сейчас я прихожу в класс школы, и понимаю, что почти все, кто там сидят, не живут с папами, они не знают, что такое нормальный отец. И вот этот пример, который Господь взял для того, чтобы рассказать, что Бог ждет любого кающегося человека и в любой ситуации готов принять, — он сейчас требует дополнительного разъяснения, он перестал быть внутренне очевидным примером для человека».
Если продолжить эту мысль, то можно сказать также, что в ряде случаев образ отца оказывается для людей неприятным, откровенно страшным или даже ужасным. Отец, орущий на детей и жену, поднимающий на них руку, унижающий их всевозможными способами. Отец, безвольно валяющийся на диване перед телевизором с бутылкой пива в руке. Отец, изменяющий матери, заведший на стороне еще одну семью. Наконец, отец, который, зачав ребенка, навсегда ушел из его жизни, бросив их вместе с матерью еще до его рождения. Увы, все это сегодня отнюдь не исключительные случаи, и встретить в обществе подобные «примеры» больного отцовства можно куда чаще, чем хотелось бы.
Но образ отца и образ Бога, в силу того, что это самая близкая аналогия из доступных нам, связаны в нашей психике архетипически, вне зависимости от качества земного отцовства. Поэтому человек неосознанно переносит все известные ему качества земного отца на образ Бога.
Если опыт общения с собственным отцом был у человека больным и тяжелым, многие черты такого общения могут отпечататься и на его взаимоотношениях с Богом. И тогда все слова Спасителя о милосердии и любви Отца Небесного просто пройдут мимо его внимания.
Вместо них в памяти будут оставаться лишь те места Евангелия, где говорится о страшных наказаниях грешников, суровом суде, беспощадной каре и прочих образах, укладывающихся в его эмоциональный опыт: «отец — это тот, кто может причинить боль».
Так человеческий грех калечит психику ребенка, выворачивая наизнанку важнейший принцип восприятия Евангелия. Там, где должно было возникнуть полное доверие и открытость во взаимной любви, у людей, травмированных их отцами, может появиться либо холодная отстраненность: «буду стараться делать все, что положено по заповедям, лишь бы меня оставили в покое»; либо страх: «каким бы добрым ни был Бог, от Него все равно нужно ждать чего-нибудь плохого»; либо полное отчаяние как предельная форма этого страха: «что бы я ни делал, Бог все равно найдет повод меня уничтожить».
Все это, повторюсь, относится скорее к области психологии. Однако подобные проблемы могут всерьез отразиться и на духовной жизни человека, когда образ собственного неблагочестивого отца заслоняет и даже подменяет в его душе образ Отца Небесного.
С точки зрения психологии эту проблему можно и нужно решать при помощи психотерапии у специалиста, работающего с детскими травмами и их последствиями.
С духовной же точки зрения, наверное, стоит перенести центр своего внимания на более яркое откровение Бога о Себе. Дело в том, что Иисус проповедовал в мире, который еще не знал Его как воплотившегося Бога. Поэтому образ благочестивого любящего отца был для Его слушателей самой близкой аналогией, позволяющей понять, каков Бог в отношении к людям. Однако сегодня у нас есть куда более точный и проявленный в мельчайших деталях образ Бога Отца. Это — Сам Иисус, Его земная жизнь, описанная в Евангелии. Всматриваясь в это описание, можно составить для себя такое представление о Боге, где уже не будет леденящих кровь сопоставлений с печальным опытом собственного детства. И останется лишь исполненный милосердия образ смиренного и кроткого сердцем Царя, который трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит (Мф 12:20).
Другая психологическая предпосылка для возникновения безысходного страха и обреченности в отношениях с Богом — повышенная тревожность. Один из главных ее признаков — неспособность переносить состояние неопределенности.
В ситуации, где есть хотя бы один шанс на неблагополучный исход событий, человек с повышенной тревожностью будет полностью сосредоточен именно на этом шансе, сколь бы маловероятным он ни был. Этот страх перед возможным поражением бывает настолько мучительным, что человек готов еще до его наступления в реальности заранее признать себя проигравшим. Для него это становится парадоксальным способом хоть как-то взять ситуацию под свой контроль и уменьшить терзающее его состояние неопределенности. Тут вполне уместен известный афоризм «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». И хотя в случае повышенной тревожности ужас является скорее следствием его субъективных эмоциональных процессов, однако тревожному человеку от этого ничуть не легче.
Такие люди очень не любят ситуации соревнования, «игры на вылет», когда для того, чтобы стать победителем, нужно очень постараться, обойти всех прочих и т. д. Если вдруг оказывается, что где-то в их жизни возникает такое условие, они предпочитают выйти из этого дела еще до его начала. Так, человек может отказаться от попытки поступить в престижный вуз с высоким конкурсом или познакомиться с красивой девушкой, у которой много поклонников: ведь он уже признал себя недостойным, «сошел с дистанции».
Но в Церкви эта ситуация соревнования оказалась очень жесткой: либо — спасение и …не видел глаз, не слышало ухо и не приходило на сердце человеку то, что приготовил Бог любящим его, либо — вечная погибель и …там будет плач и скрежет зубов. И у тревожного человека «включается» обычный травматический шаблон: он сразу же видит себя погибшим, мучимым, бесконечно страдающим.
Однако в отличие от ситуаций бытовых, в этой метафизической «вилке» между спасением и погибелью у него уже нет возможности выйти из игры, потому что какого-то третьего положения здесь не предполагается: ты наследуешь или Царство, или геенну. А жить десятилетиями с мыслью, что ты — грешник, обреченный на вечную погибель, для тревожного человека невыносимо тяжкий груз.
Если разрушающий душу страх вызван чем-то подобным, тогда прежде всего важно понять, что проблема здесь не в Боге и не в христианстве, а в индивидуальных особенностях психики. И пока эта проблема не будет решена с помощью психотерапии, повышенная тревожность человека так и будет отбрасывать свою мрачную тень на его духовную жизнь, заставляя видеть себя безнадежно погибшим, а Бога — безмерно жестоким.
У людей же, чья тревожность и неудержимое стремление контролировать свое будущее бывают преодолены, исчезают и такие страхи, поскольку они целиком были порождением этого негативного эмоционального состояния.
Наконец, есть простое аскетическое правило о разумном соотношении между страхом наказания за грех и упованием на Божье милосердие: когда собираешься согрешить — вспомни о наказании, чтобы не впасть в грех, но когда грех уже сделан — вспомни о милосердии, чтобы не впасть в уныние.
Однако дьявол норовит вывернуть наизнанку и эту спасительную последовательность. Сначала он через помыслы уверяет человека, что грех, дескать, не так уж и велик, а Бог милостив и все простит. Но потом, после совершения греха, этот же злой дух ввергает человека в бездну отчаяния, внушая ему, что грех его безмерен, а Бог — неумолим. И там, где человек попался в эту бесовскую ловушку, в его душе воцаряется страх перед неотвратимым возмездием, плавно переходящий в откровенную вражду на Бога.
От этой духовной болезни у святых отцов нашей Церкви есть надежный рецепт, выраженный, например, в словах святителя Тихона Задонского: «Прежде греха правосудие Божие представляй себе, чтобы не согрешить; но когда преступишь черту и согрешишь, помышляй о величестве милосердия Божия, да не впадешь в отчаяние Иудино. Потому что каково величество Его, такова и милость Его. Сколько у тебя грехов ни есть, и как бы велики ни были, у Бога еще более милости и щедрот: только кайся и впредь грешить берегись…».
Христианин с самого начала своей духовной жизни в Церкви оказывается в ситуации между страхом и надеждой. Это постоянное пребывание между двумя противоположными состояниями требует серьезного напряжения.
И если человек чувствует, что ему не хватает на это духовных сил, значит, нужно искать ресурс для их укрепления.
Сбили с пути спасения неверные мысли о Боге — ищи правильные ответы на свои вопросы у опытных духовников и в творениях святых отцов. Мешает доверять Богу собственный травматичный опыт — найди хорошего психотерапевта и реши наконец свои психологические проблемы, ведь ты уже взрослый и самостоятельный человек. Не можешь справиться с унынием и страхом сам — ищи друзей, которые тебе помогут, как помогли друзья евангельскому расслабленному.
В общем, пользуйся любыми доступными тебе средствами. Только не отпадай от Бога, не принимай в душу помыслы о Его беспощадности и равнодушии к твоей участи. И потихоньку привыкай жить в условиях частичной неопределенности во всем, потому что других условий в этом мире просто нет.
А главное, помни: заслужить спасение невозможно. Бог спасает нас не за наши заслуги. Он готов каждому дать спасение исключительно по Своей любви к нам. Тот, кто это понял и готов довериться Богу, будет спасен непременно. А вот единственный гарантированный способ отпасть от этого спасения — перестать верить в милосердие Божие. Во всех остальных случаях Бог просто не даст Своим всемогуществом погибнуть тому, кто продолжает верить в Него как в Спасителя. Надежду на это Церковь предлагает каждому из нас в удивительных словах утренней молитвы ко Христу: «Ты сказал, о Христе мой: „Верующий в Меня будет жить и не увидит смерти вовеки“. Если же вера в Тебя спасает потерявших надежду, — то вот, я верую, спаси меня, ибо Ты — Бог мой и Создатель. Да зачтется же мне вера вместо дел, Боже мой, ибо не найдешь Ты никаких дел, оправдывающих меня. Но вместо всех них пусть будет довольно этой веры моей, — пусть она отвечает, пусть она оправдает меня, пусть она покажет меня участником славы Твоей вечной. Да не похитит же меня сатана и да не похвалится тем, что отторг меня от Твоей, Слово Божие, руки и ограды. Но хочу ли, или не хочу, спаси меня, Христе, Спаситель мой, скоро приди ко мне на помощь, поспеши, я погибаю, — ибо Ты Бог мой от чрева матери моей!»