Водить экскурсии в наших широтах – дело неблагодарное. Летом все потенциальные экскурсанты либо разбегаются по отпускам в климатически более благополучные районы, либо работают за себя и за тех, кто поразбежался. А остальные 9 месяцев в году экскурсии выглядят так:
– Посмотрите налево – здесь летом очень красиво!
Но, с другой стороны, именно из-за глубокой тоски по лету всё зеленое и цветущее воспринимается обостренно, и если уж летом появляется благодарный слушатель, то сознание так и играет образами, отлично подходящими для притч.
– Знаете, – глубокомысленно изрекаю я, проходя мимо газона, изуродованного скарификацией, – растения здорово похожи на людей...
Страдание – это то, что может понять каждый. Как и то, что от страдания ты стал человечнее
Гостья, очень непростая дама, смотрит снисходительно, и я с ней согласна – сама не люблю сюсюканий на тему «моя собачка всё-всё понимает, мои цветочки всё чувствуют». Поэтому то, как я закругляю фразу, звучит в итоге довольно коварно:
– ...если им не делать больно – они портятся!
Женщина какое-то мгновение анализирует фразу, а потом ее умное и властное лицо становится открытым и беззащитным. Она медленно кивает.
Конечно, страдание – это то, что может понять каждый. Как и то, что от страдания ты стал человечнее.
***
Я провожаю гостей и возвращаюсь к газону. Какие параллели! Еще позавчера этот газон выглядел так:
Идеально, не правда ли?
Он не сам стал таким. Сперва почву ровняли, и не один раз. Вот именно так, как говорил пророк: «всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими» (Лк. 3, 5)... «Холмы» срубались, и это требовало больших физических усилий, острого инструмента и хорошего глазомера. «Долы» засыпались, и это была грязная работа, потому что качественно осадить взрыхленную землю могла лишь вода.
Потом выровненная поверхность засеивалась добрым семенем... и это тоже отсылка к Священному Писанию. Исключительно доброе семя требуется для создания партерного газона – отборное, от проверенного поставщика.
Важно было выбрать момент первого покоса – и по времени, и по погоде, – чтоб не испортить колесами газонокосилки поверхность, чтобы трава не легла и чтоб вовремя начала куститься. Важно было и в дальнейшем стричь на нужную высоту и в нужное время – чтобы стрижка не ослабляла траву, а усиливала. Разве это не образ правильного душепопечения?
Надо было питать и поливать разрастающуюся красоту – и мы не расцветаем без благодатной помощи, подаваемой в таинствах Церкви.
И вот, кажется, что газон в идеальном состоянии... но тут прихожу я и привожу скарификатор. Одно сдвоенное движение – мотор взрыкивает, и острые железные закорючки неистово вцепляются в поверхность газона. Мы идем по прекрасному зеленому ковру и оставляем за собой хаос и разрушение...
Так кажется неопытному зрителю. Зритель же искушенный задает вопрос: «И вся эта дрянь скрывалась в этом прекрасном газоне?!.»
Оказывается, газон стал зарастать мхом. Красивым зеленым мхом, который не только не портил его вид, но даже и маскировал небольшие проплешинки. Беда только в том, что мох – он как страсти... Особенно страсти гордости и тщеславия, которые особенно ожесточают сердце. И он не остановится, не замрет в одном состоянии. Он будет разрастаться и разрастаться, пока не забьет всё культурное, живое, полезное. И зеленым он не останется, а приобретет тот самый мертвенный, марсианский вид, который навевает столь тоскливые настроения живущим здесь людям.
И сколько же его! Вот, мы прошлись по участку во второй раз:
Вот – в третий!
Не сравню скарификацию со скорбями и трудностями – очень уж у нее поверхностное действие, она не впивается, а лишь слегка корябает... Скорее, это образ мелкого поношения и неуважения от окружающих. И он-то как раз способен срывать с нас покров благообразия – так, чтобы мы смогли прийти на Исповедь и сказать: «Господи, сколько же во мне дряни!»
Не сравню скарификацию со скорбями и трудностями. Скорее, это образ мелкого поношения от окружающих. И он-то способен срывать с нас покров благообразия
И бывает так, что этого оказывается достаточно, чтобы можно было жить и развиваться дальше. А бывает, как и с газоном: когда проплешин уже слишком много, и мох дал уже слишком много корней... и надо пролить его какой-нибудь отравой. И будет он выглядеть вот так:
Такое действие оказывает более-менее заметная несправедливость в наш адрес – она истребляет в нас корни страстей, отрывая от привязанности к земному. И, возвращаясь к разговору о газоне, можно скорбеть о полной потере вида, а можно радоваться: ведь чем уродливей выглядят сейчас пятна, тем больше умерло сорного и неполезного.
Но наступает момент, когда все эти труды дают плоды, и газончик разрастается вновь.
Внешне он почти не отличается от того, прежнего. Но тот умирал, а этот – оживает...
Согласитесь, есть великое различие между состоянием души, истлевающей в страстях, и души, оживающей для жизни вечной, – а ведь на неискушенный взгляд выглядеть они могут вполне себе одинаково. Вот где страх! – а вовсе не там, где на нас выплескиваются обиды и несправедливости.
