«Умеешь побеждать, Ганнибал, но не умеешь пользоваться победой». Так говорили римляне о заклятом своем враге и гении войны – Ганнибале Карфагенском.
Тот, как известно, сражения выигрывал, и при Каннах нанес Риму неслыханное поражение, и вообще покрыл себя славой великого полководца, но… Войну Риму всё же проиграл, потому и дал повод для подобных пословиц. И сказанное о нем не его одного касается. Можно выигрывать сражения и проиграть войну. Можно выиграть войну, но бездарно распорядиться плодами победы. И далее вглубь жизни по нисходящей линии: жениться, но не создать прочную семью; выучиться, но никогда не пользоваться полученными знаниями; построить дом, но не обжить его. Список велик. И нам, как людям верующим, интересна такая ситуация: человек в Церковь пришел, но в Церкви не остался. Вымыло человека из Церкви, выбросило, словно пробку из шампанского. Это случается сплошь и рядом. И у этого явления есть масса субъективных характеристик, знать которые мы не в силах, следовательно – оценивать не вправе. Но у этого явления есть и стандартные черты, которые можно описывать и наносить на карту местности в качестве заминированной территории. Итак, по какому минному полю, или шире – полям, ходить не стоит, ступив на землю Церкви?
Дурная эсхатология
Немало людей вошли в церковную ограду с тревогой о конце света. Это не предосудительно и даже неизбежно. Сама вера наша устремлена к будущему веку, то есть видит конец века нынешнего. Христос, как пишет апостол Павел, «когда пришла полнота времени… родился от жены и подчинился закону» (Гал. 4: 4). Полнота наступила с момента Рождества, и под знаком ожидаемого конца проходит вся история человечества. Более того, именно когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда-то и близок конец (см.: 1 Фес. 5: 3). То есть когда ожидание конца и ощущение его близости отойдет, придет на их место ложная уверенность в стабильности – тогда близок конец. Но сказанное как раз означает, что в отношении конца времен христиане должны быть, я бы сказал, напряженно-спокойны. Они не должны быть взвинченны и нервозны. Именно взвинченность и нервозность характерна для некоторых недавно пришедших, недавно воцерковившихся. Они не знакомы с историей. Им кажется, что сегодняшние события совершенно уникальны, тогда как на деле всё уже было не раз: и массовая тревога, и ропот против церковной власти, и умножившиеся грехи, и беды, вплоть до не погребенных трупов вдоль дорог. И всё это повторяется в духе, меняясь лишь в пропорциях и количествах, до тех пор, пока не протрубит последняя Архангельская труба. И о дне и часе том нам заповедано даже не испытывать, но в целом вести жизнь бодренно.
Эсхатологическая взвинченность опасна с нескольких сторон. Во-первых, те, кто не разделяет крайних взглядов, кажутся «ожидателю конца света» либо изменниками, либо людьми мирского духа. Ревностный язык не щадит тогда и патриарха с митрополитами, и духовников в монастырях и приходских храмах. Всюду мнится если и не заговор, то по крайней мере непростительное охлаждение. Дружественные связи рвутся. Из всех тем для разговоров остаются только темы масонов, кодов, знаков и близкого суда. Не только радость, но элементарное спокойствие уходят из жизни. И можно смело считать «закодированным» человека, всюду говорящего только на тему кодов. А каково разочарование «ожидателя», когда Суд медлит и времена оттягиваются! На Самого Господа, думаю, некоторые злятся, что Он не спешит прийти. Огорчаются, как Иона, даром ждущий разрушения Ниневии. И как было уже в истории, так бывает и на наших глазах. Ждавшие, но не дождавшиеся конца христиане склонны вместе с потерянной надеждой на скорое завершение истории утратить саму веру. Времена напряженного ожидания Суда часто сменяются временами плотского разгула, скепсиса, словно компенсирующего былые эсхатологические лишения и ожидания.
Вывод: не стоит строить всю веру и всё мировоззрение на одном лишь только последнем члене Символа веры: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Стоит помнить о конце всегда. Но не стоит мыслями о конце вытеснять из жизни всякую радость, всякое творчество, всякую простоту и легкость, без которых жизнь может стать невыносимой независимо от близкого прихода или неприхода Антихриста.
Церковная изнанка. «Слишком человеческий аспект»
В храм можно войти главными, западными дверями, но служителям можно и через пономарку. Так и театр для зрителей начинается с вешалки, но для работников и артистов – с черного или служебного входа. Всюду есть возможность заходить не с улицы и открыто, но как-то и где-то вместе с «избранными». В отношении Церкви имеется в виду «естественное» для падшего человека стремление завязывать знакомства, обрастать связями, гордиться близостью к тем или иным церковным деятелям и иерархам. «Я знаю», «я был», «мы общались», «мы вместе ездили»… Всё это слишком по-человечески, и не стоило бы на этом акцентировать внимание, если бы не опасности, скрытые в явлении. Странно, но факт: можно так сильно обрасти «знанием» разных людей Церкви, что знание главного Человека Церкви – Иисуса Христа – отойдет на задний план. То, в чем Павел упрекал коринфян («я Павлов, я Аполлосов, я Кифин», – говорили они. – см.: 1 Кор. 1: 12), существует в виде реального соблазна и для всякого из нас. С одним епископом ездил в паломничество, с другим архимандритом сидел за столом на празднике, у того духовника был в келье, и вот уже началось «священное накопительство» знакомств и воспоминаний. Это потом можно будет пересказывать с видом знатока, это можно будет вменить себе в тайную заслугу. А ведь единственное, что имеет подлинную цену, – это знание Иисуса Христа как Главы Церкви и своего Спасителя. Всё остальное – инструментарий для этого познания.
Дальнейшие опасности парадоксальны. От любви до ненависти, как известно, один шаг. Ровно столько же и от страстного восхищения и обожания до вражды и ненависти. Чрезмерная близость к человеку опасна угрозой резкого разрыва с человеком. У англичан есть поговорка: «Ближе знаешь – меньше чтишь». Отсутствие некоторой необходимой отстраненности от старца, духовника, священника, епископа опасно. Опасна эта не в меру сократившаяся дистанция именно человеческим (страстным) отношением к носителю сана. Она грозит превратиться в явление просто человеческое, слишком человеческое, а значит, по сути прелюбодейное (не в смысле непременно плотского греха, но в смысле измены Господу, что есть на языке аскетики – прелюбодеяние). И если кто-то из нас начнет искать абсолютную святость в мире церковных людей, он может спровоцировать катастрофу в своей духовной жизни. Мы можем забыть литургический возглас: «Един Свят, един Господь Иисус Христос во славу Бога Отца. Аминь». Христос – Единый Безгрешный. В этом смысле слова «Един Свят» – это не просто возглас службы, но руководящий принцип мышления. Абсолютной святости в людях искать нельзя! Сам поиск ошибочен, следовательно – результаты могут быть гибельны. Результатом может стать разочарование, разуверение, крушение идеалов, отчаяние. И вот уже вчерашний собиратель «отеческих преданий» и «живых историй» сегодня оказывается циничным пересказчиком церковных анекдотов. Он устал, он поломал крылья, он обжегся ранним входом в алтарь или чрезмерной близостью к иерархам. Ему не на пользу пошли услышанные разговоры. Его уже трудно удивить, поскольку со всем он, кажется, знаком. На Литургии он рассеян, книги его не интересуют. Проповедь он не слушает, благословение берет только по привычке, вместо «здравствуйте» с духовенством.
Если вы не хотите, чтобы сказанное относилось к вам или вашим родным, не спешите вводить своих сыновей в алтарь, даже если настоятель предложит. Не спешите и сами близко сходиться с церковными людьми. Окрепните в вере, наберитесь твердости и мужества. Научитесь видеть Христа не только в символах и знаках богослужения и церковного убранства, но научитесь замечать Его действия через людей, благодаря людям и вопреки им. Тогда всё остальное будет не страшно. Тогда остальное вас не оттолкнет, не обидит и не соблазнит. Но только тогда – и не раньше.
Церковь – это, при всей видимости, осязаемости, исторической огромности, есть предмет веры. Мы говорим: «Верую во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». То есть главное в Церкви доступно не глазу, не уху и не рукопожатию, а сердцу. И как зрелище греха вне Церкви не разубеждает верующего в существовании Бога, так и зрение греха внутри Церкви не убивает у подлинно верующего человека веру в Церковь и любовь к ней. Такая встреча с грехом внутри ограды есть всегда вызов, и боль, и серьезное испытание. Его можно преодолеть, но его нельзя искать, и на него нельзя добровольно нарываться. Вот почему настырное желание всё знать, со всеми перезнакомиться, всюду быть вхожим и своим наказуемо умножением соблазнов и угрожает потерей веры.
Если Церковь сравнить с картиной, то нужно выбрать расстояние от себя до нее, чтобы видеть всё правильно. Чрезмерное удаление превращает картину в пятно. Но чрезмерное приближение открывает фактуру холста, отдельные мазки, но никак не красоту в видении общего и целого. Ищите такую точку обзора Церкви, с которой Невеста Христова будет видна в красоте своей. Но без особого приглашения не дерзайте подходить к ней ближе, чем на вытянутую руку. И даже после приглашения приблизиться не спешите. Если это воля Божия, приглашение повторится.
Горячность. Возможная чрезмерность усилий
Жизнь в Церкви – это не бег на спринтерскую дистанцию, так, чтобы рвануть с места, выложиться и достичь цели. Это даже не бег на длинную дистанцию, но, если уж говорить в подобных категориях, это кросс по пересеченной местности или даже марш-бросок. Мы движемся не по ровной дорожке, наматывая круги. Мы движемся вверх-вниз, то бегом, то шагом, не налегке, но с грузом или отягощением. Соответственно нам нужна не рывковая скорость, а терпение и жизненная выносливость.
Многими тысячами исчисляются те наши во Христе братья и сестры, которые в начале своего церковного пути «подвижничали» с максимальным напряжением и быстро растратили запас сил. Затем с роковой неумолимостью к людям, растратившим силы, подбирается уныние, а там уже недалеко и до кризиса веры. Вы легко узнаете их по потухшему взгляду, по скептическим интонациям голоса, по грустным историям о личных катастрофах, постигших тех или иных христиан. И всего этого можно было избежать или по крайней мере минимизировать потери, если бы существовало здравое духовное руководство. Но поскольку каждый из нас чаще всего предоставлен сам себе, а те, у кого есть духовник, нередко имеют в их лице ригористов и любителей строгости, то и результат понятен. Каждый из нас, кто нашел Церковь Христову и кто сумел, преодолев неизбежные сложности и соблазны, остаться в Церкви, призван к своему «малому учительству». Мы можем быть осторожными подсказчиками тем, кто делает в Церкви свои первые шаги. Стоит подчеркнуть слово «осторожными». Ведь неофит, если он (она) студент, будет рваться в монастырь и захочет бросить учебу в вузе. Наше дело успокоить его и убедить доучиться «за послушание». Неофит выбросит с полок одни книги и заменит их другими. Он начнет поститься по монастырскому уставу и обвяжет вокруг запястья четки. Он еще много чего сделает вплоть до поспешной попытки дать обет безбрачия или пуститься в странничество. А наше дело, в качестве старшего друга или брата во Христе, сдерживать, успокаивать и подсказывать. Мы должны действовать в духе слова, сказанного древними: «Увидишь новоначального, лезущего на небо, – сдерни его за ноги».
Принцип постепенности требует от человека постоянной посильной учебы. И если «поле – академия солдата», то наша учеба – практическая литургика. Нужно сперва всем изучить чинопоследование Литургии и неопустительно бывать на службе в воскресенье. Оттуда – от посещения храма – начнется слышание слова Божия и знакомство с месяцесловом, то есть с именами и житиями празднуемых святых. Важнейшей вехой должен стать первый в жизни Великий пост. Великий канон, скудный стол, неядение в определенные дни, земные поклоны, Преждеосвященная Литургия, Страстная седмица с ее уникальными службами и наконец Пасхальная ночь должны и могут стать камертоном церковности. Затем, однажды пережив ту Христову ночь, что светлее дня, человек должен будет поддерживать пасхальное горение в своей душе каждое воскресенье и смотреть на воскресный день как на малую Пасху. Среда и пятница каждой седмицы смогут стать со временем малым аналогом Великой среды и Великой пятницы. Жизнь будет выстраиваться относительно главного – Воскресения Христова и подготовки к нему. Тогда можно будет заняться и всем остальным, от молитвы по четкам до изучения греческого. Но не раньше.
Великое дело также – прислушаться к слову: «Избери себе чтение». Духовные книги, которые мы читаем, должны быть таковы, чтобы написанное в них могло быть нами применено на практике. В случае если предмет чтения недосягаемо высок, мы рискуем травмироваться попытками воплощения прочитанного, а затем рискуем впасть в уныние от чувства никудышности. Так, предупреждают святые, монах, живущий в общежительном монастыре, может читать книги об отшельничестве и мечтать о пустынном жительстве. Монах же, живущий в пустыне, может читать о смирении братьев в общежитии и смущать себя мыслями о превосходстве жительства среди братьев. Цель у лукавого и там, и там одна – поселить в человеке недовольство своим образом жизни и согнать с места. Далее однажды согнанный помыслами с места рискует уже нигде не найти покоя и с унылым видом странствовать с места на место. Что касается мирян, то схема та же. Они читают монашеские книги, мечтают о святом житии вдали от суеты и… создают проблемы себе и другим на ровном месте. Жены не хотят стоять у плиты и делить супружеское ложе. Мужья мечтают бросить работу и одеться в подрясник. И те, и другие тихо ненавидят всё, что вокруг них, и это мало похоже на подлинно духовную жизнь.
Вывод: читать нужно то и лишь то, что можешь применить на практике. Реальной проблемой нашей церковной жизни является острый дефицит книг, написанных для мирян, о мирянах и об их ежедневной духовной проблематике. Но дефицит дефицитом, а холодная голова холодной головой. В пушкинские времена святитель Филарет (Дроздов) в переписке и устно осаживал некоторых, не могущих понять, что XIX век не есть век V, а пригород Москвы не есть Фиваида или пустыня Египетская. Два столетия прошло, а необходимость доказывать это не отпала.
«Спастись не трудно, но мудро», – говаривал преподобный Кукша Одесский. В этой короткой фразе большая сила. Спасение достигается не столько чрезвычайностью усилий, сколько дозированным усилием в правильном направлении. Ключевые слова – «правильное направление», поскольку множество сил, брошенных в пустоту, никакого эффекта не дают. Мы все нуждаемся в трезвении. Не в смысле воздержания от спиртного (что тоже уместно и желательно), а в смысле трезвого взгляда на мир и себя в нем. Об этом трезвении молится священник сразу после освящения Даров. Он просит, чтобы Великие и Святые Тайны были людям «во трезвение души». Это столь важно, что просьба об оставлении грехов поставлена после просьбы о трезвении. А ведь, казалось бы, прощение грехов – самое желаемое. Нет. Противоположность трезвению – прелесть. В общем и целом это то состояние души, при котором человек признает ложь за истину, обманывается в главном. Человек может быть уверен в своей святости, в правильности своего пути, в непогрешительности своего образа мыслей и проч. Тогда он будет идти по жизни, как паровоз по рельсам, и остановить его или заставить свернуть будет невозможно. Вот такой несгибаемой твердости новоначальному и нужно опасаться. Затвердевать, набирать скорость на выбранном пути человеку можно только после приобретения опыта, после преодоления неизбежных ошибок, после приобретения опытного смирения.
Не жить только ожиданием конца света; не искать в людях той беспримесной святости, которая есть у одного лишь Господа; обижаясь на людей, не переносить обиду на Церковь; в друзья к сильным не лезть; сплетни не переносить, слухами не интересоваться. Учиться и думать, познавать церковную жизнь через нужную книгу и Литургию. Никуда не спешить, внешние условия жизни не менять с революционной решительностью, так как всё внешнее поменяется само в зависимости от перемен внутренних. Запасаться терпением и вырабатывать в себе житейскую выносливость. Что еще забыли? Наверняка многие слова не сказаны, и мудрые добавят от себя или оспорят нечто из сказанного. Вспомним в конце поднятого разговора еще одну заповедь отцов: «Пойми время»
Разные времена требуют от христиан разных трудов. И мы не как бесчинные и самовольные подвижники творим, что хотим, но как сыны Церкви должны делать то, чего Церковь ждет от нас. Есть времена тихих и тайных молитв, времена мужественного исповедания, если тебя раскрыли. Есть времена (вернее – были) массового подвижничества и аскетизма. Есть времена внешнего благополучия, подаренные Богом для того, чтобы приготовиться к грядущим скорбям и заняться исцелением внутренних недугов церковной жизни. Монашество, семья, образование. Бывает, что каждое из этих явлений цветет или приходит в упадок. Что сегодня? Каков общий фон истории? Мы не будем давать ответов на этот вопрос, поскольку задача понять время обращена к каждому. От того, как кто время поймет, так он и жить будет. Разные ответы родят разные образы поведения. Один захочет переехать из города в деревню, а другой пойдет учиться на богословские курсы. Один побоится жениться, а другой, напротив, и своих детей нарожает, и брошенного из детдома усыновит. Кто-то захочет убежать на Запад, а кто-то, наоборот, начнет думать о миссионерстве на Востоке. Ответы будут разными, и суд о них будет выносить Господь. Не предвосхищая Его суд, лишь повторим вопрос-задачу: «Пойми время». И поскольку мы потратили некоторое количество времени и слов на тему того, как неофиту не выйти вон из Церкви, попробуем потратить время и силы на следующую тему, органически вытекающую из первой. А именно: что в Церкви делать? Чем в ней заняться? Как найти свое место в этом своеобразном Ноевом ковчеге, где так много совершенно разных живых существ – хищников, травоядных, больших и маленьких, таких разных и непохожих, собранных под одну крышу чувством общей опасности и общим для всех желанием – спастись.
Знаем по опыту, что множество людей живут на свете с чувством ненужности, с чувством брошенной или забытой вещи. Такие люди живут словно и не своей жизнью. На контрасте – чувство присутствия в нужном месте и в нужное время, чувство собственной, пусть маленькой, полезности дает ощущение «ключа в замке». Все на своих местах, и всё как надо. Хотелось бы и в Церкви чувствовать себя, как ключ в замке. И этот вопрос требует отдельного разговора.
Протоиерей Андрей Ткачев
pravoslavie.ru
