В Киеве есть несколько мест, где я люблю бывать, когда житейская суета подступает под самое горло. Одно из них находится на метро Лесная. Это последняя станция на ветке, здесь расположен громадный торговый комплекс «Дарынок». Если вы, войдя в него, пройдёте сквозь ряды кожаных курток и обуви, то попадёте в супермаркет с громким названием «Народный». Я забрёл сюда однажды в поисках места, где можно недорого перекусить. И обнаружил в недрах супермаркета отличную кулинарию с несколькими столиками, огороженными деревянным заборчиком.
Я купил тогда пару салатов и уселся обедать. И вдруг почувствовал такое внутреннее спокойствие, словно завтра Новый год или Рождество. Вокруг сновали люди, озабоченные покупками, а я сидел за этим заборчиком, как за невидимой стеной, и наслаждался абсолютным покоем.
Потом я не раз бывал здесь, и каждый раз убеждался в необъяснимом умиротворяющем действии этого места, как ни странно это для торгового центра, где постоянно толчётся много людей.
Там, в этой импровизированной кафешке, я и увидел в первый раз Николая Николаевича. Точнее, он увидел меня. Покончив с салатами, я вытащил из кармана несколько купюр мелкого достоинства и начал подсчитывать наличность. И вдруг боковым зрением заметил, как рядом остановился мужчина, который внимательно меня рассматривает. Я поднял глаза. Он смутился, и я увидел, как в нём борются два желания — заговорить и немедленно уйти. Он сделал шаг в сторону, но — не сдержался.
—?Это ваши деньги? — спросил он взволнованно.
Я не знал, что ответить. Может, это какой-то новый развод, а передо мной жулик? Я огляделся по сторонам. За дальним столиком доедала коржик старушка. Напротив пили чай две продавщицы. Никому не было до нас дела. К тому же лицо мужчины выглядело очень жалким, а я вертел в руках всего 15 гривен. Не ощутив опасности, я ответил:
—?Да, мои.
—?Вы их не заняли?
—?Нет.
—?Это хорошо, — сказал незнакомец и облегчённо вздохнул. — Никогда не занимайте деньги, особенно у незнакомых людей. И ни в коем случае, слышите — ни в коем случае не давайте денег вперёд.
—?Это как? — спросил я.
—?Ну, когда вам обещают дать двадцать тысяч, но просят перед этим для оформления договора заплатить тысячу, например.
—?Ну конечно, это же для лохов...
Он закивал.
Я смог рассмотреть его поближе. Лет 50, высокий, полноватый. Простое круглое лицо с немного курносым вздёрнутым носом. Одетый в новенькие джинсы и такие же новые блестящие туфли. Чувствовалось, что передо мной человек, не нуждающийся в средствах. Он был похож на предпринимателя средней руки, который держит на рынке пару точек с дорогим товаром. Правда, лицо незнакомца было бледным и беспокойным — как будто на него наехала налоговая.
—?Вы не против, если я присяду? — спросил он таким тоном, как будто был уверен, что я его прогоню.
—?Садитесь.
Он перегнулся через стол и сказал доверительно:
—?Если хотите купить недорого хорошие джинсы или обувь — я знаю пару точек. Там старые цены. Хозяин забыл их поднять, — он подмигнул мне и достал из кожаного портфеля — тоже нового и блестящего — сложенный в несколько раз лист бумаги.
—?Вот здесь, третья галерея, — развёрнутый лист оказался планом, и мужчина ткнул пальцем в одну из многочисленных секций, нанесённых на план.
—?Это рынок? — спросил я, кивая на схему.
—?Да, все этажи.
Скорее из вежливости, чем из любопытства, я рассматривал карту. На ней аккуратными карандашными линиями были нанесены все торговые точки, включая банкоматы, кофейные аппараты и даже места в проходах, где торгуют пирожками.
—?Вы, наверное, строитель? — спросил я, чтобы как-то поддержать разговор. Мужчине требовалось общение — это чувствовалось. Я готов был уделить ему несколько минут.
—?Нет.
Я посмотрел на него, перебирая в уме, кем может быть мой собеседник. Представитель владельца здания, который сдаёт в аренду площади? Владелец охранной фирмы, отвечающей за безопасность? Поставщик товара?
Мужчина видимо угадал ход моих мыслей.
—?Я финансист. В прошлом.
—?Угу, — протянул я. Разговор явно не клеился.
—?Я сделал этот чертёж через три месяца после того, как попал сюда. Сейчас мне он уже не нужен. Я и так помню, где что находится.
Он посмотрел на меня, явно ожидая дальнейших расспросов. Мне не хотелось продолжать беседу, и я демонстративно стал складывать на пластиковую тарелку грязные салфетки, показывая, что собираюсь уйти.
—?Вы когда-нибудь делали что-то, о чём теперь очень жалеете? — спросил он.
—?Да-а-а, бывало, — протянул я.
—?А не думали об ответственности за свои поступки?
—?Я и сейчас за них отвечаю. Вся жизнь — это расплата за поступки.
—?Я думаю, вы отвечаете за сотую долю того, что совершили. Плохой поступок и расплата за него очень разнесены во времени. Иначе бы мы не делали столько глупостей.
—?Вы имеете в виду загробную жизнь и Страшный Суд? — спросил я немного иронично.
—?Да. И их тоже.
У него было такое лицо, как будто он вот-вот расплачется.
—?Вы верите в Бога?
—?Да.
—?А не знаете, как с Ним... связаться?
Я сочувственно посмотрел на него.
—?Молиться. Сходить в церковь на литургию.
Лицо незнакомца искривилось.
—?Я не могу. Церковь тут, через дорогу, — он показал рукой. Но она вне Зоны.
—?Зоны чего?
Мужчина начал говорить, уже не слушая меня:
—?Он — я думаю, это Он.... отвёл мне, в общем-то, много места. Весь торговый комплекс. Плюс гостиница — это по улице метров четыреста.
Он потянулся ко мне, видимо собираясь сказать что то-то особенно важное.
—?Как вы думаете.... то, что церковь не входит в Зону... — это значит, что мне нет прощения?
Мне стало его откровенно жалко.
—?Я думаю, вам надо успокоиться и пойти домой. Отдохнуть. Может быть, показаться врачу.
—?Я не сумасшедший! — он порывисто откинулся на спинку стула. Два года назад я основал кредитный союз, чтобы давать деньги в долг. Но на самом деле я... мы брали у людей... у особо доверчивых людей, наивных людей плату за оформление кредита. А сам кредит не давали. Меня всегда удивляло — как можно быть таким наивным... Отдавать деньги вперёд...
—?Меня тоже, — усмехнулся я.
—?Вот видите, они сами рыли себе яму. Сами себя наказывали. Я не думал, что это ещё кому-то... кто-то... Ведь человек должен быть наказан за глупость?
—?Каждый отвечает за свои поступки, это несомненно.
—?Да... Но это всё так аморфно, неопределённо, почти как сказка, рассказанная на ночь. Чтобы ребёнок уснул...
Он порывисто вытер слезу, непонятно откуда появившуюся на его щеке.
—?Потом мы стали брать у людей деньги в рост. Обещать огромные проценты. И это сработало. Теперь мне кажется, что это была ужасная западня, ловушка.
Он на секунду замолчал.
—?Это было как сумасшествие. Приятное, словно ты бесконечно срываешь джек-пот. Я даже пытался платить проценты. Отдавать деньги... хотя сам понимал, и все мы понимали, что затея имеет другую цель... И то, что я частично выплатил проценты, наоборот, подхлестнуло людей. Харьков — большой город.
—?Вы из Харькова?
—?Да. Люди понесли ещё больше. Когда я снял все деньги, чтобы никогда больше не возвращаться в Украину, у нас на счету было 56 миллионов гривен. Тогда доллар был по пять. Мы зара... мы украли 11 миллионов долларов. Я приехал в Киев, чтоб улететь в Таиланд. У меня уже был билет, — незнакомец достал из бумажника листочек салатного цвета. — Сюда зашёл перекусить, убить время. Когда выходил обратно... — он всхлипнул и закрыл лицо руками.
И Николай Николаевич — так он представился — рассказал мне, что было дальше. Когда он прошёл сквозь раздвижные двери супермаркета, то почувствовал, что дальше идти не может. Им овладело какое-то странное оцепенение, ноги его не слушались.
Он вернулся, пошёл в другие двери — та же история. Он ходил весь вечер, пытаясь покинуть территорию торгового комплекса. Но преодолеть эту невидимую линию, огибающую центр по периметру, не смог.
Он обратился в медпункт. Там его осмотрели и ничего не нашли. На третий день, когда он, измождённый, шёл вдоль галерей с товаром, в невидимой границе открылась брешь — и он обрадовано побежал по улице, едва не теряя сознание от ужаса, сковавшего тело. Ноги принесли его к захудалой гостинице для командировочных. От неё до рынка было полкилометра. Николай Николаевич очень устал и переночевал в отеле. Наутро он попытался пойти дальше, но обнаружил, что не может. То же оцепенение во всём теле. Кто-то невидимый, но сильный сделал проход в Зоне, чтобы несчастному пленнику было где выспаться. И ничего больше. Когда Николай Николаевич это понял, он впал в ещё большее уныние. То, что ему нашли приют, означало только одно — он здесь надолго.
Он сказал мне, что живёт в этом торговом комплексе уже девять месяцев.
В тот день Николай Николаевич долго не хотел меня отпускать. Вытаскивал купюры в пятьсот гривен, предлагая ещё что-то съесть за его счёт. Я отказался и пообещал, что обязательно ещё его навещу.
Снова мы увиделись через год. Я шёл просторными коридорами «Дарынка», среди раскладок с ювелирными украшениями и россыпей восточных сладостей двигались толпы довольных покупателей. Фантастическая история удачливого финансиста, запертого в этот мир коммерции за свои грехи, казалась мне нелепой новогодней сказкой.
Я увидел Николая Николаевича лежащим на диване в дальнем конце вестибюля, заставленного мебелью. Он поспешно вскочил, поправляя покрывало.
—?Вот, помогаю продавать товар.
Мы снова пошли в то самое кафе. Кстати, оно ему тоже очень нравилось. На этот раз он угостил меня как старого знакомого. Я, конечно, отказывался, но это было бесполезно. Тем более с деньгами у него было всё в порядке — жена положила ему на карточку круглую сумму. Снимать деньги он мог в любом банкомате — в Зоне их было достаточно. Он рассказал, как супруга приезжала к нему. Не поверила его истории, обозвала сумасшедшим. Они поругались. Мне показалось, он немного боится, что однажды банкомат не выдаст ни копейки...
Мой собеседник достал новенький ноутбук и стал просматривать какие-то списки, видимо, клиентов его кредитного союза.
—?Хотите компенсировать нанесённые людям убытки? — спросил я.
Он уклончиво махнул рукой.
Н. Н. рассказал мне, что в подвале «Дарынка» — он узнал это от охраны — работает подпольный склад контрабандной мебели. Что некий Саша, продающий обувь, имеет великолепный голос. И мог бы сделать карьеру оперного певца, но ленится и пьёт.
Оказалось, в молодости мой собеседник окончил художественный вуз по классу вокала и пел в каком-то ДК, а потом даже был его директором. Подробности жизни центра лились из него рекой. Мы выпили коньяка, и я вспомнил и рассказал одну историю, свидетелем которой стал пару лет назад. Я сейчас жалею, что сделал это, но тогда мне показалось, что передо мной просто одинокий человек, нашедший здесь круг общения. И нет никакой Зоны, которую нельзя покинуть.
...Я журналист по профессии, и той зимой поехал в одно село в Харьковской области. Нам в редакцию позвонила женщина, мать троих детей. Органы опеки забирали у неё малышей, по её словам, потому что она не может купить им двуспальную кровать.
Приехав на место, я осмотрел дом, где она жила, поговорил с работниками службы опеки и понял, что писать статью не буду. Женщина не имела работы. Увлекалась спиртным. Тепло в хате давала старенькая печь, которая дымила. Жить в такой обстановке дети не могли — это было ясно.
—?А муж у неё есть? — спросил меня тогда Николай Николаевич.
И я вспомнил, что мне ответила эта женщина:
—?Муж поехал в город, чтобы взять кредит. Это позволит купить мебель и сделать ремонт в доме. Мы оба безработные, — сказала она мне. — Но мы нашли в интернете банк, который даёт деньги без справки с места работы. Только нужно заплатить за оформление документов 1200 гривен.
Деньги они уже заплатили, и в тот момент муж сидел в городе и ждал кредита.
Когда я окончил рассказ, на Николая Николаевича страшно было смотреть.
—?Вы думаете, детей забрали? — спросил он. Я уже слегка опьянел и честно сказал:
—?Думаю, да.
Мы допили коньяк, и напоследок я не удержался и спросил у него — что он чувствует, когда подходит к выходу из Зоны. Что это за ощущения, которые нельзя преодолеть?
—?Это страх, но страх особенный, — ответил он. — Обычно мы боимся чего-то — высоты, боли, опасности. А там возникает ощущение, как будто все мысли, чувства заканчиваются. Даже страх. Ощущение конца, чудовищной пустоты. Там вообще ничего нет, понимаете? — в глазах у моего собеседника мелькнул неподдельный ужас.
Когда я немного протрезвел, мне стало стыдно за мои рассказы и расспросы — я быстро попрощался с Николаем Николаевичем и убежал. Напоследок я подарил ему маленькое Евангелие издания «Гедеоновы братья», из тех, что раздают на улице бродячие протестантские проповедники. С мелким шрифтом на тоненьких страничках, в синей обложке из дерматина.
Прошло очень много времени — я потерялся в датах и событиях. Как-то, вернувшись из новогодней поездки за пределы Украины, я оказался на Лесной — туда прибывал автобус, которым я путешествовал. Я пошёл искать своё любимое кафе и с горечью обнаружил, что вывеска «Народный супермаркет» исчезла. Я вошёл в торговый комплекс. Там, где тянулись ряды касс супермаркета, теперь было непривычно пусто. От торгового зала остался небольшой кусок, где по-прежнему работало кафе. Но когда я купил пирог и попросил налить мне чаю, продавец сказал, что чай они уже не делают. Через два столика от меня сидел грузный, заросший густой щетиной человек, и я с трудом узнал в нём Николая Николаевича. Ему, видимо, надоело покупать себе новую одежду. Надоело бриться. Он с трудом узнал меня.
—?Кулинарию хотят закрыть. Наверное, не прибыльно. А потом, конечно, свернут и кафе. Где я буду пить чай? Здесь так спокойно, это для меня как дом, — и я увидел, как слеза прочертила след на его небритой щеке.
Он полез в карман и достал то самое крохотное Евангелие в синей обложке, которое я подарил ему.
—?Я всё понял, — сказал он мне и протянул раскрытую синенькую книжку.
Две строчки на странице были подчёркнуты синим карандашом: Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного.
—?Я понял, — еле слышно повторил он, — нельзя вообще никого обижать. Но особенно нельзя обижать тех, кто не может за себя постоять. Кто не может дать в морду, подать в суд, нанять бандитов... Эти-то как раз наиболее опасны — они не могут за себя заступиться. И тогда за них заступается Тот, Кто создал небо и землю... А я именно таких и обижал — глупых, наивных, верящих в дурацкое чудо. Только такие и могли давать деньги вперёд...
И он заплакал.
У меня в тот день было хорошее новогоднее настроение, и я попытался его утешить.
—?Есть тысячи грешников, которые согрешили гораздо страшнее, чем вы, — сказал я своему собеседнику. — Но они живут себе спокойненько, пока не умрут и не попадут в ад. Где муки вечные, и уже ничего нельзя изменить. А если Бог решил наказать вас здесь — значит, он хочет, чтобы в ад вы не попали. То есть чтоб вы искупили свои грехи здесь, на земле. Нужно терпеть. У этого тоннеля есть конец. Когда-то Зона откроется. Или произойдёт ещё что-то. В этом всём есть какой-то замысел...
Когда мы прощались, уже начинало темнеть. Он проводил меня до стеклянных раздвижных дверей, ведущих к метро. Я перешёл дорогу и увидел недалеко от себя небольшую церквушку с мозаичным изображением Николы Святоши. Место, куда мой бедный друг не мог попасть.
Я оглянулся. Николай Николаевич стоял за стеклом, на него падал призрачный свет неонового фонаря. Вокруг сновали люди, семьи с детьми катили коляски и корзины, полные рождественских подарков. Для них «Дарынок» был местом весёлого предпраздничного шопинга. Для моего друга — я отчётливо почувствовал это — вокруг был хорошо декорированный, подсвеченный неоном кусочек ада.
Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, его губы шевелились. Возможно, Николай Николаевич подсчитывал, как правильно распределить между пострадавшими находящиеся в его распоряжении деньги.
Но ведь даже одна история про 1200 гривен и отобранных детей, рассказанная мною, могла лишить сна любого. А сумма в 56 миллионов представлялась на её фоне огромной неподъёмной глыбой.
Видит Бог, ни за какие коврижки мира я бы не хотел в тот момент оказаться на его месте.
Александр Иваницкий
otrok-ua.ru
