Беседа с историком Ольгой Васильевой
О том, почему Н.С. Хрущев ополчился на Церковь, как изменилась церковная жизнь в результате проведенных реформ, подчинилось ли общество приказу стать всем поголовно безбожниками и был ли, наконец, атеистом сам Хрущев, – мы беседуем с профессором, доктором исторических наук Ольгой Юрьевной Васильевой.
– Ольга Юрьевна, тема гонений на Церковь в период хрущевской «оттепели» достаточно хорошо изучена, мы знаем их причины и последствия. И всё же хотелось еще раз остановиться на них: почему Хрущев начал гонения? Почему так резко изменил политику по отношению к Церкви?
– Действительно, сейчас, слава Богу, благодаря тому, что были и продолжаются исследования этой темы, о хрущевских гонениях написано довольно много. А говоря о причинах, нельзя забывать, что Хрущев, борясь с «пережитками сталинизма», боролся и со взвешенными государственно-церковными отношениями. В этом было много личного: боязнь и ненависть. И второе: эти его волюнтаристские идеи были им очень прочувствованы, он искренне верил в то, что к 1980 году он построит предкоммунистическое общество, где не будет места религии.
Борьба с Церковью идет в русле борьбы Хрущева с «культом личности Сталина», с тем, что делал и какую политику проводил Сталин. Сталин в военные и послевоенные годы, можно сказать, реабилитировал Церковь. 1943–1953 годы – это золотое десятилетие отношений Церкви и государства, как бы парадоксально это ни звучало. Никогда ни до, ни после в ХХ веке таких отношений – взвешенных, понятных обеим сторонам – не было. Государству понятно было участие Церкви в войне, в послевоенной жизни; понятно было, как она воспринимается общественным сознанием. Между прочим, есть огромное количество интересных документов, свидетельствующих, что тогдашние спецслужбы по прямому указанию Сталина следили, как реагирует народ на Архиерейский Собор 1943 года, на избрание Сергия Патриархом, на Поместный Собор 1945 года. Если бы Сталину это было не интересно, не важно с точки зрения политики внутренней и внешней, вряд ли бы эти сведения собирались.
Ровные и взвешенные отношения Церкви и государства Хрущев воспринимал как «пережиток сталинизма», который надо преодолеть
Сложившееся к тому времени положение Церкви в государстве, ровное и взвешенное отношение к ней воспринималось тоже как «пережиток сталинизма», который надо преодолеть. Идея была в общем-то политически «правильной», Хрущев как политик нащупал верный ход, хотя я не думаю, что сам, – возможно, кто-то ему подсказал. А кадровые перестановки позволили опереться на пришедших во власть новых людей – бывших комсомольских вожаков, которые, конечно же, хотели оттеснить «старую гвардию».
– Уже в 1954 году ЦК КПСС принимается постановление об усилении атеистической пропаганды. Между прочим, В.М. Молотов тогда говорил: «Никита, не делай таких резких шагов, это ошибка, она поссорит нас с духовенством». На что Хрущев ответил в свойственной ему лаконичной манере: «Будут ошибки – исправим». Но он не стал нападать на Церковь, пока не сосредоточил власть в своих руках. Только став первым и в партии, и в Совмине, он стал задумываться непосредственно о том, что делать с Церковью, как убрать ее влияние на общество и – а это было главным – как заставить забыть ту историческую роль, которую она сыграла в военные и послевоенные годы. Один из способов сделать это – ослабить Церковь экономически. А представления о доходах Церкви были преувеличенными и совершенно не соответствовали тому, что было в действительности. Когда Хрущев думал о том, сколько в Почаевскую Лавру приходит пожертвований – рублей, «трешек» и «пятерок», ему казалось, вероятно, что сумма получается просто грандиозная. Не случайно первые удары придутся по свечным заводам и монастырским хозяйствам, а потом уже будут приниматься правовые меры против Церкви, которыми будут пытаться выдавить Церковь из общественного сознания и общественного поля.
А делалось это красиво. Я еще раз повторю, что не верю, будто всё это было личными инициативами Хрущева, – кто-то подсказывал. Кстати, Никита Сергеевич в своих воспоминаниях, которые издал его сын, якобы на основании вывезенных за рубеж кассет, говорил, что ничего против Церкви он не имел. Правда, этим воспоминаниям верится с трудом. Но всё это домыслы, это не важно – важно другое, важны факты. А факты такие.
Был использован прием, к которому большевики прибегали всегда, а именно: протест из рядов партии, “глас народа”
В 1959 году был использован прием, к которому большевики прибегали всегда, а именно: протест из рядов партии, «глас народа», так сказать.
5 марта 1959 года тогдашний секретарь ЦК партии Молдавии Д. Ткач пишет письмо в ЦК. Конечно же, это письмо было инспирировано, это был очень продуманный ход, потому что надо было как-то подготовить страну к изменениям. Ведь Хрущев не мог взять и сказать: «Сегодня было так, а завтра будет уже по-другому». Хотя бы потому, что он лидер огромной державы и ему был не безразличен его политический имидж. А о нем он очень заботился – это отмечают все, кто его знал.
Итак, пишется письмо, в котором говорится, что в отношениях с Церковью государству необходимо вернуться к правовым нормам довоенного времени, которые теперь де-факто нарушаются.
Напомню, что в августе 1945 года и в январе 1946-го были приняты постановления Совнаркома и Совмина о церковных организациях, которые предоставляли им ограниченное право юридического лица. Это, конечно, было сталинским деянием. И это меняло положение Церкви, которая по декрету 1918 года и постановлению 1929-го была лишена права юридического лица. Теперь же Церкви разрешалось приобретение транспортных средств, хотя и ограниченное; разрешались покупка в собственность домов, новое строительство, а Совнаркомы республик обязывались оказывать материально-техническую помощь Церкви, выделять строительные материалы для церковных нужд.
И вот Д. Ткач жалуется на то, что Совет по делам Русской Православной Церкви рекомендовал не препятствовать некоей свободе монастырской деятельности, но, по мнению ЦК компартии Молдавии, выполнение этих рекомендаций приведет к тому, что духовенство усилит свое влияние на народ. То, что предлагает Ткач, особенно важно. Потому что предложение он излагает такое: ЦК компартии Молдавии просит ЦК КПСС отменить постановления 1945–1946 годов, а также все распоряжения председателя Совета по делам РПЦ Г. Карпова 1958–1959 года, которые также направлены на повышение авторитета и укрепление Церкви. То есть лишить Церковь права юридического лица.
Видите, как интересно всё складывалось: с места был сигнал о нарушении законности, и теперь важно двигаться по этому пути.
– К каким последствиям привело это выступление тов. Ткача?
– Были приняты два документа, которые я считаю чрезвычайно важными. 13 января 1960 года выходит постановление ЦК «О мерах по ликвидации нарушений духовенством советского законодательства о культах», где очень четко говорится, что Церковь нарушила ленинский декрет 1918 года и постановление 1929 года. И что очень важно: здесь впервые звучит более глубокая мысль (думаю, что советники, люди неглупые, хорошо знали, на что сделать акцент): в этом постановлении указывалось, что Положение об управлении Русской Православной Церковью 1945 года содержит вопиющее нарушение, а именно: пункт, согласно которому настоятель управляет приходом, и прежде всего финансово. И вот это вопиющее нарушение нужно исправить.
А ровно через год выходит постановление «Об усилении контроля за деятельностью Церкви». И в совокупности эти два документа и легли в основание той самойхрущевской церковной реформы, о которой столько написано.
Была четко указана дата: к 1970 году покончить со всеми нарушениями. Сформулированы положения, которые, безусловно, были направлены на подрыв именно внутрицерковной жизни: была проведена коренная перестройка церковного управления.
– Какие изменения вносила эта реформа?
Священнослужители были приравнены к некооперированным кустарям артии, “глас народа”
– Во-первых, настоятели храмов устранялись от финансово-хозяйственной и административной деятельности приходов; во-вторых, устанавливалось управление приходом выборными органами – знаменитыми исполкомовскими «тройками». Пункт третий: перекрытие всех каналов благотворительной деятельности Церкви. Пункт четвертый: ликвидация льгот священнослужителям при взимании с них подоходного налога: теперь они снова будут облагаться налогом как некооперированные кустари.
Этот пункт содержал еще одну очень важную деталь, которая касается и живущих сегодня людей – пожилых церковных людей, а в то время молодых, которые помогали в храмах. Этих людей – свечниц, уборщиц, сторожей, алтарников – снимали с государственного социального обслуживания, они фактически оказывались вне правовой зоны. У них отбирались трудовые книжки, следовательно, они как бы и не работали. А, как известно, тунеядство в СССР каралось не только выселением «в специально отведенные местности» – то есть административно, но и как уголовное преступление.
Следующее – ограждение детей от влияния религии. Тут перекосы были такие, что, к примеру, Куйбышевский обком вынужден был принимать специальные документы, сдерживающие ретивых исполнителей, потому что лишались родительских прав отцы и матери огромного числа протестантских и православных семей.
Далее: перевод служителей культа на твердые оклады, которые ограничивали материальное стимулирование духовенства.
Понятно, что это всё ступени к действию, дорожная карта, как сейчас говорят, которая должна была привести к главной цели – изменению сознания народа. Но менять всегда трудно. И как показывает история, все подобные попытки, как правило, малоуспешны.
Чтобы стимулировать этот процесс изменения сознания народа, был создан Институт научного атеизма.
– Чем занималось это учреждение?
– Хочу сразу высказаться в защиту многих деяний Института атеизма: большая часть выпускаемых институтом материалов была в формате «ДСП» – то есть с грифом «Для служебного пользования», даже дайджесты, поэтому вряд ли широкие массы населения могли с ними познакомиться. Институт проводил очень важные исследования (их результаты сохранились), особенно по социологии религии, психологии религии; было проделано немалое количество полевых работ. Многие материалы сейчас «рассекречены» и изданы, так что с работой института можно тем, кто заинтересуется, познакомиться. Кроме того, институт издавал «Библиотеку русской религиозной и философской мысли». Плюс журнал «Наука и религия», который стал выходить тогда и выходит по сегодняшний день.
Но у нас ведь народ какой? Рьяный. Перегибы на местах были. И надо отдать должное тому же журналу «Наука и религия», который писал об этих перегибах.
– Тогда же ведь была проведена и перепись церквей и приходов. Каковы были ее результаты?
В 1960 году было 13 008 православных храмов, а к 1970 году осталось только 7338
– Да, была дана команда посмотреть, сколько храмов и приходов зарегистрировано. Оказалось, что незарегистрированных очень много. Их закрывали. И если посмотреть статистику, сравнить, сколько православных храмов было в 1960 году и сколько осталось к 1970 году, картина предстанет просто фантастическая. В 1960 году – 13 008 православных храмов, а к 1970 году – только 7338! Причем, уверена, многие храмы можно было спасти. Но они не были зарегистрированы. Кстати, некоторые храмы в глубинке не были зарегистрированы даже к 1991 году.
Нужно было, конечно, закрыть и монастыри. Хрущев ведь прекрасно понимал, что монастыри – это светоч миру. Поэтому борьба с монастырями была страшной. 32 православных монастыря, в том числе Киево-Печерская Лавра, были закрыты. Сокращалось число семинарий: их было сначала 8, осталось 3. При этом шло и неуклонное сокращение качества и количества обучающихся в них – для того, чтобы не было ротации кадров, чтобы не было кем заменить стареющих и умирающих священников. А ведь проблема с кадрами в Церкви в то время и так стояла очень остро.
Но самое страшное было другое: коренную перестройку Церкви было решено делать руками Церкви. Через Синод и Архиерейский Собор 1961 года, на котором продавливалось решение отменить положение о настоятеле как руководителе прихода. И эту тему Церковь смогла только на Поместном Соборе 1988 года раз и навсегда закрыть.
Я думаю, что немалую роль в этом процессе закрытия храмов сыграл и Суслов – уже при Леониде Ильиче Брежневе. Ведь при Брежневе по 50 храмов снимали с регистрации в год в течение всего времени, что он был у власти. Всё еще долгие годы шло по накатанной дорожке.
– Какие изменения в общественном сознании происходили в это время?
– Изменить общественное сознание было не так легко. Это на правовой основе легко было нанести сокрушительный удар по Церкви.
Да, общество стояло, конечно, на распутье. Ведь это шло катком и валом: комсомольские свадьбы, общественные порицания, если не прямые преследования за крестины, отпевания… Каждую среду подавались сведения исполкомам, сколько крестилось, сколько венчалось, сколько отпевали, какое количество коммунистов присутствовало в храме… В печати просто истерия шла какая-то.
– Наверное, какие-то штампы, стереотипы о Церкви, сформированные в то время, живы до сих пор?
– Да это мы сейчас говорим именно теми штампами, которыми пытались говорить тогдашние пропагандисты. Не надо делать людей проще и глупее, чем они есть на самом деле.
На местах, конечно, как правило, брали под козырек и были чересчур угодливы. Доходило до того, что, когда в одной из наших южных областей погиб сын у священника, ему сельский совет запретил отпевать его и даже отслужить литию. Конечно же, батюшка нарушил запрет. А верующие этого села написали письмо в журнал «Наука и религия». И эта ситуация обсуждалась, имела резонанс.
Да, был и вопрос Хрущева Гагарину, видел ли тот Бога, когда летал; было и «Я вам покажу последнего попа»… Но! Сам Хрущев был очень лукавым человеком, потому что когда гуманист Джорджо ла Пира, мэр Флоренции, встречался с Хрущевым, тот ему сказал, что с юности молился Божией Матери.
– Как Церковь защищалась от гонений в этот период?
– Начну с конкретных фактов, с Конференции советской общественности за разоружение, проходившей в Москве 16 февраля 1960 года. Выступает патриарх Алексий I. Его слова услышал весь мир: «Церковь Христова, полагающая своей целью благо людей, от людей же испытывает нападки и порицания, и, тем не менее, она выполняет свой долг, призывая людей к миру и любви. Кроме того, в таком положении Церкви есть и много утешительного для верных ее членов, ибо что могут значить все усилия человеческого разума против христианства, если двухтысячелетняя история его говорит сама за себя, если все враждебные против нее выпады предвидел Сам Иисус Христос и дал обетование непоколебимости Церкви, сказав, что и врата адова не одолеют Церкви Его». Это он сказал с высокой трибуны. Это услышали все.
Вспомним и выступления митрополита Николая (Ярушевича), его интервью ВВС. Вспомним Собор 1961 года. Все сидят в молчании, и патриарх встает и говорит: «Собор понимает тяжесть принятого решения», – и заканчивает такими словами: «Умный настоятель, благоговейный совершитель богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни всегда сумеет сохранить свой авторитет в приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен, что заботы хозяйственные уже не лежат на нем и что он может всецело отдаться духовному руководству своих пасомых». На мой взгляд, это путеводная нить служения священства в любых условиях.
Напомню о выступлениях отца Глеба Якунина, Солженицына, публикациях в «Новом мире» Твардовского, других шестидесятников. Многие из них прошли лагеря, и там, в лагерях воцерковились. Они понимали, что происходит.
И народ не молчал. Вспомните события в Новочеркасске. Известно, что, кроме Новочеркасска, таких городов было более 20.
– Напомните, пожалуйста, что там произошло.
– Расстрел рабочих, вышедших на демонстрацию. Они были против экономической политики, проводимой государством, которое подняло цены на продовольствие, и против отсутствия его.
Так что сопротивление власти было.
– Ольга Юрьевна, а как сам Хрущев относился к истории России, к русскому народу? Понимал ли он, что составляет суть нашей цивилизации? И что вообще это был за человек?
– Хрущев был политик, большой политик, как ни крути. У него, наверное, было внутреннее политическое чутье. Для меня, как историка, он фигура политическая и масштабная.
К сожалению, очень мало о нем воспоминаний. Есть наговоренные им на пленку мемуары, сохраненные и вывезенные сыном за рубеж (я уже упоминала их), но насколько можно верить тому, что он там говорит, – это вопрос.
Хрущев, конечно же, любил свою страну. И ему было не безразлично, что о ней будут говорить в мире. Он хотел, чтобы наша страна была не хуже, чем другие. «Догнать и перегнать» – это было его искренним желанием.
Что касается религии, то единственное свидетельство того, что и Хрущев молился, – письмо Джорджо ла Пира. Можно ли на основании этого документа делать какие-то выводы? Затрудняюсь сказать. Мы можем только догадываться.
Но Хрущев запустил процесс, который и после его отстранения от власти продолжался, потому что эта политика была рассчитана на 20 лет.
– Политика и дипломатия – дело тонкое. Ведь когда Хрущев произносил эту речь, он выступал не как частное лицо, а как государственный деятель мирового масштаба, как лидер огромной страны. Я не думаю, что эти слова, сказанные с высокой трибуны ООН, можно использовать как аргумент, рассуждая о том, был ли Хрущев безбожником в душе или верующим. Да, есть письмо Джорджо ла Пира. Лгал ли Хрущев ему? Скорее всего, вряд ли. Но оно тоже ничего не доказывает.
Я никоим образом не хочу ни очернять, ни обелять Хрущева. Мы просто не имеем возможности ни опровергнуть, ни подтвердить его слова. То, что он страну свою любил, – это правда. То, что он считал, что страна у него великая – и я тоже так считаю, – это правда. Он любил науку, благоговел перед ней. Он любил и власть.
Единственное указание на его веру, которое мне встретилось за долгие годы исследований, – это письмо мера Флоренции Джорджо ла Пира. Я сейчас дословно процитирую его – это интересно. Оно такое трогательное. Кстати, ла Пира писал много раз Хрущеву, это одно из писем. От 14 марта 1960 года: «Уважаемый господин Хрущев! От всего сердца желаю Вам скорейшего выздоровления. Вы знаете, и я уже писал Вам об этом несколько раз, что я всегда молился Мадонне, нежной Матери Христа, к Которой Вы с юношеского возраста относились с такой любовью и такой верой, чтобы Вы могли стать подлинным создателем “всеобщего мира” в мире».
Вот вам загадка: что же именно Хрущев говорил, и почему ла Пира вспоминает этот разговор?
– И последний вопрос, более общего характера, но вытекающий из всей нашей беседы. На ваш взгляд, насколько сильно личность правителя определяет ход истории страны и народа? И не должен ли правитель осознавать свою ответственность перед народом?
– То есть это вопрос о роли личности в истории. Конечно, роль личности в истории – об этом говорят все теории – безусловно, очень велика.
Теперь по поводу второго вопроса: о мере ответственности личности пред народом. Она, конечно же, огромна. Неслучайно наши императоры, венчаясь на царство, молились в алтаре Успенского собора о вверяемом им народе. И у светского лидера мера ответственности такая же великая.
Но и роль народа в этой «диалектике» никто не отменял, и такой народ, как наш, заслуживает ответственных правителей. Мы любим сильные личности – сильные во всех отношениях. Но ни одна историческая, масштабная личность не осталась в истории, если она не опиралась на основы социальной справедливости, на мировоззренческие основы, которые разделяет общество, которые являются пульсом его жизни. Правитель, опирающийся в своей деятельности, прежде всего, на нравственные основы, духовные основы, получает поддержку народа.