Могут ли двое мужчин любить друг друга? Размышляет Сергей Худиев.
В сетях люди обсуждают несколько слезоточивую беседу между двумя гомосексуалистами и анонимным священником, опубликованную на «снобе», а мне хотелось бы взглянуть на проблему с некоторого удаления, с птичьего полета, так сказать. Нынешнее продвижение гомосексуализма — часть более обширной тенденции к болезненной сексуализации всей культуры вообще. Скорее всего, это связано с тем, что секс легко коммерчески эксплуатировать; как коммерчески можно было бы эксплуатировать простую человеческую привязанность, не очень понятно. Но рассмотрим подробно явление, о котором идет речь.
Как-то я смотрел британский документальный сериал «вокруг света за 80 религий». Англичанин объезжал весь мир и везде интересовался местной религиозной жизнью. В одном из выпусков он оказывается в Китае, среди буддистских монахов. Он видит их сердечную привязанность друг к другу, чистые дружеские объятья — и плачет прямо перед камерой. Потому что, поясняет он, в его мире этого — чистой, простой дружеской привязанности — уже нет. Любое прикосновение одного мужчины к другому воспринимается однозначно.
У нас тут вряд ли лучше, чем в Англии — та же навязчивая сексуализация, которая убивает и выхолащивает некогда очень богатый мир межличностных отношений. Любое телесное проявление человеческой привязанности предполагает сексуальный подтекст. Вы не можете обнять друга, похлопать по плечу сотрудницу, а уж о том, чтобы приласкать ребенка, лучше и не думать.
Как люди, мы гораздо эмоционально беднее наших недавних предков. Откройте переписку между друзьями в XIX веке — современный читатель тут же решит, что они оставили естественное употребление женского пола; однако ничего подобного — судя по тем же текстам, к женщинам они имели вполне живой интерес.
Все эти «милый друг», и «сердце мое», и «томлюсь в разлуке» не имели никакого отношения к сексу вообще. Это другое явление — дружба, близкая привязанность, искренняя радость от общения друг с другом, восхищение, которое не стесняются выражать третьим лицам — и при этом ни малейшего оттенка сексуальности.
Я еще застал такое явление, как дружба; тогда, в советской школе, считалось не только нормальным, но и чем-то хорошим, правильным, одобряемым, когда двое юношей (или две девушки) проявляли большую взаимную привязанность, помогали друг другу делать уроки, проводили массу времени вместе и делились личными тайнами. «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит, вот что значит настоящий, верный друг», — пелось в одной из бесчисленных песенок, воспевавших дружбу. Друзья могли делать вместе решительно все — и вместе ходить знакомиться с девушками. Ни им, ни окружающим, просто в ум не приходило, что без девушек они как раз могут отлично обойтись.
Я далек от молодежной среды и не знаю, насколько такое явление существует сейчас — не начнут ли на близких друзей смотреть понимающим взглядом, и не начнут ли они сами себя воспринимать как людей, которым незачем искать знакомства с девушками. Я только постоянно вижу в сети настойчивое приписывание любой человеческой привязанности, особенно, близкой дружбе между лицами одного пола, сексуального подтекста. Мол, Давид и Ионафан, Кардинал Ньюмен и Харрел Фроуд, да и вообще все известные исторические лица, у которых были друзья, на самом деле были гомосексуалистами. Как человек, еще заставший дружбу, я знаю, что это полная чушь; и я знаю, что это разрушительная чушь, при помощи которой убивается сама возможность дружбы.
Раньше люди обсуждали, возможна ли дружба между мужчиной и женщиной (я думаю, что возможна). Теперь мы живем в мире, где предполагается, что невозможна и дружба между мужчиной и мужчиной — там «на самом деле» что-то другое, и на самом деле все знают, что.
Кухонный фрейдизм, который немедленно усматривает во всякой человеческой близости секс, приводит к тому, что люди, ищущие близости, доверия, человеческого тепла, не видят другого пути получить это, как через секс. А секс в этом отношении работает плохо.
Навязчивая сексуализация — теперь и гомосексуализация — убивает то богатство отношений, которое раньше называлось словом «любовь». Могут ли люди одного пола любить друг друга? — патетически спрашивают у нас.
И здесь возникает непонимание, которое показывает всю пропасть, лежащую между традиционной и нынешней сексуализированной культурой.
Если буквально воспринимать вопрос, то не только могут — это прямо заповедано. Нам прямо заповедано любить ближнего — как своего, так и противоположного пола. Любовь к лицам своего пола — это очень богатая палитра отношений. Отец любит сыновей, братья любят друг друга, друзья могут полюбить друг друга не по общности крови, а по родству душ, товарищи на поля боя могут любить друг друга настолько, чтобы отдавать жизнь один за другого, ученики могут любить и почитать учителя, подданные могут любить государя, врач может любить больного, священник может любить паству — и все это при горячем одобрении Церкви.
Но те, кто ставит вопрос, имеют в виду под «любовью» нечто другое — сексуальный контакт. И требуют от Церкви одобрить именно это — не дружбу, не братство, не товарищество, не заботу, не подданство, не пастырство, а вот эту болезненную попытку употребить мужчину в качестве суррогата женщины и секс в качестве суррогата любви. Да, в этом ледяном мире не знают другого тепла, другой ласки, другой близости, кроме секса — и не могут перенести, когда им хотят запретить и это.
Но никто не обязан жить в этом ледяном мире. И может быть, тогда окажется, что люди, на самом деле, хотят не секса — они хотят близости, дружбы, братства, человеческого тепла, близких и доверительных отношений с ближними и с Богом. А секс водворится там, где он хорош и уместен, прекрасен и благословен — в отношениях между мужем и женой.
pravmir.ru
