СЕРГЕЙ ХУДИЕВ
Принятый, наконец, закон об административных штрафах за ЛГБТ-пропаганду вызвал, с одной стороны, одобрение — давно было пора — с другой стороны, критику, вполне ожидаемую.
Для кого-то он противоречит глубоким идеологическим убеждениям; кто-то относится с изначальным недоверием к любым инициативам властей. Кто-то с озабоченным видом подсчитывает убытки.
Реакция властей США и Европы тоже совершенно предсказуема — тут на святое покусились. Но на некоторые постоянно повторяющиеся в интернете соображения, пожалуй, стоит ответить.
Говорят о том, что в эпоху интернета невозможно перекрыть доступ людей к какой-либо интересующей их информации. Это верно. Все, к чему пользователь проявит интерес, ищется в сети за минуту, и все, что дают блокировки — это необходимость сделать пару дополнительных кликов мышкой.
Как сказал лирический герой Высоцкого, «Ну, если я чего решил — я выпью-то обязательно». Невозможно помешать человеку по-настоящему целеустремленному. В сети можно найти какую угодно порнографию, живописующую хоть естественный, хоть противоестественный разврат, хоть гусей, хоть лебедей, хоть лягушек, хоть мышей.
Но можно помешать несколько другим вещам. Извлечению выгоды из человеческих слабостей и болезней. Сеть невозможно очистить от порнографии. Но вполне возможно очистить от нее книжные полки магазинов — что мы уже и наблюдаем. Можно помешать маркетингу порока, который работает подобно другим формам маркетинга — «вчера вы не догадывались, что это такое, сегодня вы не сможете без этого обойтись». Можно помешать целенаправленному формированию рынка сбыта.
Наркоторговцы сначала подсаживают молодых людей на свой товар — первые дозы могут быть даже бесплатно, от большой любви и дружбы — а потом получают в их лице постоянных клиентов. Аналогично действуют люди, эксплуатирующие другие человеческие слабости. Юноша или подросток, вчерашний ребенок, сталкивается с быстро нарастающим давлением гормонов, потоком сексуальных образов на всех экранах — а строить отношения с противоположным полом всегда сложно. Образцово-показательные красотки и красавцы в сети вызывают мучительные сомнения в своей привлекательности. И тут в него (или в нее) впивается умело заброшенный крючок — а зачем тебе вообще противоположный пол? Вот, очень модно, изящно, волнительно и романтично обходиться своим. Или вообще тут отрезать, там пришить и «поменять пол».
Конечно, раньше говорили, что люди «такими рождаются». Этот тезис давно превратился из недоказанного в доказано ложный — число «геев» среди западной молодежи растет, а число «трансгендеров» растет в эпидемических пропорциях.
Увы, но неопытному и растерянному юноше (или, еще, чаще, девушке) не так сложно продать идею, что на самом деле его (или ее) психологические и социальные трудности происходят от того, что он «родился геем» или она появилась на свет «в чужом теле».
Запрет на пропаганду не мешает людям — если они так хотят этого — вступать в сексуальные контакты с лицами своего пола. Он не мешает им вариться в соответствующей субкультуре. Он мешает коммерциализации этой субкультуры — и отнимает у тех, кто продвигает ее, один из главных стимулов: финансовый.
Люди, которые заполняют полки изданиями про романтические связи вожатых с пионерами, сами, как правило, не пылают страстью к отрокам — они пылают страстью к деньгам. Запрет подавляет эту финансовую привлекательность.
Говорят о том, что запрет пропаганды ЛГБТ добавит привлекательности «запретному плоду». Этот тезис вполне проверяем. На Западе рост присутствия ЛГБТ-тематики в литературе, кино, музыке, политике, образовании коррелирует (внезапно) с ростом числа молодых людей и девушек, идентифицирующих себя таким образом. Причем рост числа девушек, которые идентифицируют себя как юноши, так просто взрывной — в десятки раз.
Полное отсутствие запретности плода — напротив, настойчивое продвижение его из каждого утюга — не делает его менее соблазнительным. Напротив, реклама успешно работает.
Правда, мы можем отметить, что для некоторых социальных сред «запретный плод» важен именно в силу его запретности. Как маркер избранности, отделенности от «быдла», принадлежности к узкому кругу. Какое-то время таким маркером — предметом перемигивания, «мы-то свои, мы-то понимаем друг друга» был гомосексуализм. Но что происходит, когда он утрачивает свою тайность, запретность и элитарность? В этих же социальных средах начинают перемигиваться на другие темы — уже прямо криминального свойства.
Так что давайте уж оставим людям в качестве запретного плода именно гомосексуализм.
Конечно, запреты не могут искоренить порок. Мы можем вспомнить неудачный опыт «сухого закона» в США — который привел к расцвету самогоноварения и росту преступных синдикатов, поставлявших выпивку на черный рынок.
Но из того, что никакие социальные язвы — ни преступность, ни алкоголизм, ни коррупцию — нельзя просто взять и запретить, не следует, что им надо давать бесконтрольно разрастаться.
Меры по ограничению рекламы и продажи алкоголя, принятые государством, не искоренили пьянства — но они существенно сократили его масштабы.
Никто не собирается искоренять гомосексуализм как таковой — частная жизнь граждан никого не интересует. Но вот помешать соответствующей субкультуре втягивать в себя людей, которые иначе сделались бы счастливыми отцами и матерями семейств, вполне возможно.
Пишут и том, что депутаты Государственной Думы — не самые подходящие кандидаты на роль оплота нравственности. Так это или нет, это просто не имеет отношения к делу.
Ограничительные меры в отношении алкоголя спасли множеству людей жизнь и здоровье независимо от того, были ли склонны к выпивке те, кто их принимали и не были ли они привержены грехам более тяжким, чем пьянство.
Уместные и необходимые меры остаются таковыми независимо от личных достоинств людей, которые их принимают.
Так что за принятие этого закона можно только порадоваться.
