Дмитрий Бабич
Политологи, социологи, религиоведы – все говорят в последние месяцы в один голос: идет атака на само понятие «святости». Некоторые действия современных политиков, менеджеров, некоторые выступления кое-каких писателей и даже «богословов» иначе не объяснишь, как желанием изгнать из нашей жизни такие важные слова, как «святость» и «духовность», не говоря уже о менее понятных широкому кругу, более специфически церковных «благодатности» и «сакральности».
Как еще можно объяснить начатую в Крево-Печерской Лавре перед изгнанием оттуда монахов и студентов Духовной академии «инвентаризацию музейных экспонатов». За этим бюрократическим термином стоит страшное, знакомое нам лишь по истории двадцатого века дело – вскрытие мощей.
"Мощи вскрывают как будто не для "разоблачения церковников", а для надлежащего учета и инвентаризации. Но разве менее кощунственными от этого становятся действия бескультурного министерства культуры, не имеющего уважения к Церкви как многовековой хранительнице народной памяти, а также государственной службы по этнополитике и свободе совести, руководимой потерявшим всякую совесть адептом "научного атеизма" советских времен Виктором Еленским, менее всего уважающим свободу", – прокомментировал ситуацию агентству РИА Новости советник Патриарха Московского и всея Руси Николай Балашов.
«Что-то есть», или отсутствие страха Божьего
Все тем же большевизмом попахивают и действия спонсирующих режим Зеленского, насыщающих его бездушным смертоносным оружием лидеров ЕС и США. В ЕС убрали все религиозные (а на самом деле – все христианские) символы из государственных офисов, а разговор о христианской вере на телевидении и радио заменили разглагольствованиями в духе позднесоветских «что-то есть». («Чем-то» эти люди, забывшие и Библию, и традицию, называли Бога, даже не понимая, насколько убога совершаемая ими подмена.) В США католические батюшки отлучили президента Байдена от причастия за разрешение абортов и воспевание однополой семьи и трансгендерства, но немощный конформист Байден, похожий на великих президентов прошлого не больше, чем Брежнев в 1982 году на Ленина в 1912-м, похоже, совсем не боится этого некогда страшного для католиков interdictio (запрещения участвовать в церковной службе).
На самом деле это и есть самое страшное – когда из общества исчезает понятие святости или хотя бы сакральности. Недаром даже неверующие люди, говоря о жизненно важных для себя вещах, употребляют эти слова: «Пенсия – это святое», «Деньги на погребение – это святое», «Бабушкины фотографии – это святое»… А ужас начинается тогда, когда святого больше нет.
Ужасна нынешняя бойня на Украине. Но сегодня даже дети, глядя на то, как на Западе чествуют разорителя мощей Зеленского (во Франции шутят, что Зе осталось только похоронить в Пантеоне, все французские ордена и звания у него уже есть), - даже дети понимают, что воюем мы не с Украиной. Мы воюем с Западом.
Нынешнее западное общество – это не только США и ЕС с Канадой и англосаксонской Австралией. Это в целом все глобализированное общество, в которое входят не только западные страны, но и Япония, Южная Корея, часть населения Китая, высшие классы Индии и латиноамериканских стран.
Что объединяет эти разные сообщества? В какой-то момент их лидеры приняли установку – прожить без священного. Или совершить подмену, объявив священным долгом человека любовь к феминизму, гомосексуализму, приравняв к подвигу «за други своя» импульсивную обцессию по поводу животных или объема в атмосфере углекислого газа («зеленый» фашизм).
Прожить без священного
Всем им кажется, что человек может прожить без священного. Все можно научно и рационально объяснить, зачем нужны какие-то пугающие, ограничивающие наш произвол понятия, говорят они. Но оказывается, что без священного человек прожить не может, он будет постоянно чувствовать сильный дискомфорт. Этому была посвящена вышедшая недавно статья во французской газете «Фигаро». Она принадлежит перу женщины-социолога, ученого, Сони Мабрук. Название статьи говорит само за себя – «Десакрализация западного мира убийственна». Статья еще не переведена на русский, а во Франции уже произвела эффект разорвавшейся бомбы. Автор пишет, что психологически человек так устроен, что если из его жизни полностью уходит священное и святое, то он оказывается неспособен к общению с себе подобными. Или это общение становится циничным и поверхностным, человек ищет от других только выгоды.
Соня Маброк пишет, что любое святое, священное начинается прежде всего внутри нас самих, оно необязательно имеет внешний религиозный характер, хотя в течение столетий (а точнее тысячелетий) оно имело именно характер религиозный. Здесь госпожа Мабрук вводит термин «сакральное»: так вот «сакральное» может иметь характер и светский, гражданский. Трепетное отношение к природе (особенно к каким-то саркальным местам, например, к Бородинскому полю), забота о памятниках истории, зданиях, церемониях, песнях… Тем не менее, трудно провести границу, которая разделяет в целом священное и связанное с религией, верой, потому что в течение веков все священное было само по себе имманентно (то есть изначально, по определению) религиозно.
Так вот, пишет автор газеты Figaro, наблюдается опаснейшая тенденция – мы находимся в процессе агрессивной замены вся его священного профанным, то есть не просто светским, а подчеркнуто, грубо материальным и антирелигиозным. И сейчас абсолютно необходимо положить конец этому разрушительному движению. В итоге мир вокруг нас становится дик и опасен, в нем нет добра, любви и жертвенности. Потому что, как определяет современный французский философ Режи Дебрэ, священное – это «все, что узаконивает жертву и запрещает богохульство».
Благодетельный запрет
Да, вера – это всегда жертва, иногда большая, иногда малая. Вера – это часто запреты и ограничения, но ограничения спасительные. Соня Мабрук пишет, что в этом плане лозунг парижских студентов 1968 года «Запрещено запрещать» (первая в современном мире «цветная революция»), нанес нашему обществу огромный вред. Он создал впечатление, что в нашей жизни и нашем обществе больше нет ничего, что было бы свято и как святое подлежало определенной защите. А это неправильно и очень разрушительно. Парадоксальная ситуация: детям кажется, что запрет – это угроза и скука. Что может быть неприятнее, чем наказание за попытку взять чужие деньги или стащить из магазина понравившуюся игрушку?
Но именно этот внедренный еще в детстве запрет потом может спасти человека от тюрьмы – человек, так воспитанный, не пойдет на коррупционную схему и не влезет в воровское сообщество.
Достоевский: «Если Бога нет, то все позволено»
Говорят, что вера – это опасно. Да, бывают агрессивные верующие. Но что может быть опаснее, чем жизнь в обществе, где постоянно непредсказуемо разрушаются святыни? Человек в таком обществе живет в страхе, намного большем, чем страх каких-то запретов. Если не защищено святое, священное, то уж тем более, не защищены мы, грешные. Если можно отнять Киево-Печерскую Лавру у монашествующих, то что уж говорить о принадлежащей мне квартире в «хрущевке»?
В своё время это тонко понял режиссер Никита Михалков, когда объяснял народу негативное значение расстрела царской семьи. Он объяснил, почему именно после этого страшного деяния гражданская война пошла по нарастающей. Сознание тогдашнего русского человека было так устроено, что государь – священная персона, его семья – священные лица, которых не то что убивать – трогать нельзя. Когда же произошло это убийство, резко снизился порог запретов, упала ценность человеческой жизни. Людей стали убивать миллионами, гражданская война превратилась в кровавую вакханалию. Вот к чему приводит исчезновение из жизни священного.
А что сегодня происходит? Почему мы боремся с этой десакрализацией? Почему послание президента обеим палатам парламента, которое является крупнейшим событием минувших двух недель, важно? Потому что в послании президент заговорил о том, что нам угрожает, о той отмене важных понятий веры, морали, которая происходит сегодня на Западе и которую, очевидно, пытаются навязать и нам.
«Гендерный» казуист
Обратите внимание: враги Церкви, наши враги, люди которые пытаются дискредитировать и Церковь и Патриарха, все уцепились за слова президента, который осудил попытку части англиканской Церкви заняться такой проблемой, как «гендер Бога». Появилась в иностранном агенте «Новой газете», которая давно ведет борьбу с нашей Церковью, статья-разъяснение с заголовком «Как на самом деле Библия и христианство понимают гендер Бога, и как его используют Кремль и церковные иерархи для укрепления власти».
Автор по имени Александр Солдатов как бы внушает нам подспудно, что слабая власть, бессильная власть – это хорошо. На самом же деле, по Библии, власть должна быть сильной. «Начальник не напрасно носит меч», сказано в Священном Писании.
Конечно, власть при этом не должна заниматься произволом, как это было при Сталине. Тут нужна золотая середина. Помните прекрасные слова нашего народного поэта и певца Владимира Высоцкого: «Я не люблю насилья и бессилья». Насилие плохо, отвратительно, это мы знаем. Но со стороны власти отвратительно и бессилие: ведь это бессилие тех, кому положено защищать нас. А мы должны защищать этих наших защитников – хотя бы словом.
Так что тут все по песне Окуджавы о мобилизации 1941 года: «Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими». Это порой так трудно – быть высоким… Во всех отношениях.
