Тихий поселок в Сибири. Советское время, стабильность, порядочность и моральная устойчивость граждан. Тем страшнее выглядят произошедшие события.
В поселке жили дружно, с уважением относились к старшим, к соседям, к коллегам. Большинство именовали друг друга по имени-отчеству. А если и просто по имени – то уважение теплело и здесь. Коллективы были дружные – в каждой организации «красный уголок». Там пионеры давали концерты, кто выступал со стихами и песнями, а кто исполнял танец с лентами.
Не было в поселке никакой дискриминации – ни по национальному признаку, хотя на тот момент там проживало более 10 национальностей, ни по профессиональной принадлежности. Гуляли вместе парторги, инженеры, комбайнеры и механики, зоотехники и доярки. Гулять умели, умели и работать.
И вот, промозглым мартовским вечером, в одну из семей в деревне пришла большая беда. Трое взрослых детей погибли в автокатастрофе. Поехали к родителям на праздничные дни и разбились. У двоих из детей уже были свои семьи, а у младшей только жених…
Как показала судмедэкспертиза – младшая дочка-студентка после аварии была еще жива. С нее, проезжавшие мимо очевидцы, сняли новую каракулевую шубу. Умерла она от переохлаждения. И в советское время были нелюди…
Хоронить пришла вся деревня. На мать детей, Марию Иосифовну, было страшно смотреть. Потухшая, придавленная огромною глыбою горя, сидела она тихая, безучастная. Ивана Никитича в живых уже не было. Боль разделить ей было не с кем. И тем страшнее прозвучали ее слова, сказанные в полголоса, как бы самой себе:
– Это нас с Иваном Бог покарал…
Народ начал возмущаться, замахал на нее руками. «Что такое говоришь, Мария! Мы ли вас не знаем, честные труженики, добрые соседи, ласковые родители, радушные хозяева», – звучало со всех сторон. А она, помолчав, продолжала: «Никто не знал и не знает, что мы с Иваном- родные брат с сестрой».
Оправившись от шока, люди подумали, что от горя Иосифовна умом тронулась. Женщина же продолжала говорить сухим, отстраненным голосом:
– Все вы знаете, что мы с Украины. Мы с Иваном погодки. Раз мать отправила нас искать коров. В лесу нас застала сильнейшая гроза. Я такой с тех пор и не видела. И во время этой грозы что-то случилось с нами, произошла меж нами близость. Осознав весь стыд и грех содеянного, нас обуял ужас. Мы все решили рассказать матери. Чтобы хоть немного снять с себя часть страха за случившееся.
Мать в ужасе прокляла нас. Рассказала об этом соседке – и в деревне нас прокляли и изгнали. Жили мы в лесу голодом, в землянке. А потом, когда в Сибири стали распределять земли – решились и уехали туда. Навсегда забыв Родину и мать, проклявшую нас.
Все расходились притихшие и задумчивые. Для каждого слова Марии Иосифовны были шоком, к которому простые, деревенские жители оказались не готовы. И до утра в домах родные люди, посмотрев друг на друга, тяжело вздыхали. Мда…
Услышала этот рассказ от своей тети в 2008 году. Она рассказала мне просто, без «охов» и «ахов», без комментариев. Предоставив возможность самой оценить и осмыслить услышанное.
Я помню эту семейную пару. Осуждать конкретно их – язык не поворачивается. С точки зрения морали, духовности – смертный грех совершили дети. А они были детьми. Но и мать, и общество – поспособствовали дальнейшему продолжению греха. У них- голодных и ободранных, ненавидимых и презираемых всеми – выбора не оставалось, как держаться вместе, чтобы выжить.
А потом появился ребенок – и Сибирь стала их спасением. У этой истории мог бы быть другой финал, поведи себя мать по-другому, более разумно. В ее силах было прекратить
продолжение греха. Детей можно было разделить – его в армию, ее замуж или учиться. И, может быть, не было бы этой страшной трагедии – Божьей кары.
После этой истории я стала по-другому относиться к слову «грех». Он наказуем. Смертный грех – соответственно. Не берусь судить этих людей. Как говорится: «надень мою обувь, пройди мой путь. Споткнись о каждый камень на моем пути – и только потом суди меня».
Анжела Хажеева
protoinfo.ru
